Анне, которая всегда с тобой

      Анне за спиной. За плечом. На груди.       Низкий, не особенно звучный голос отвечает тихо и кратко, чётко по делу. В то время как Тило разливается полноводной рекой откровений-не-откровений, черноволосая женщина рядом с таким спокойным и замкнутым лицом внимательно следит за ним и за тем, кто берёт интервью. Время от времени она перехватывает микрофон поудобнее и облизывает губы, словно желая что-то сказать. Но она никогда не делает этого, пока не обратятся к ней напрямую.       Что скрывается под непроницаемой гладью чёрных волос? Непроницаемой… Словно мягкая, но непреклонная звукоизоляция… Оттуда может рваться отчаянный крик о помощи или издевательский смех или просто тихо течь ровная, такая же гладкая, как её волосы, скука… А мы никогда не узнаем об этом. Не узнаем, пока Анне не скажет.       Но вот в чём проблема: Анне не говорит.       «Анне, мой ангел, мой сфинкс…»       Анне за спиной, словно задумчивый сфинкс, чьё присутствие незаметно и весомо одновременно.       «Я ношу одежду, которую сшила ты для меня. Отчего же так странно: ладно ложится на плечи — но — зачем-то — туговат воротник…»       Анне за плечом, словно совершенно обыденный, немного погрузневший за годы ангел с тяжеловатым благородным овалом лица и холодными, ясными, словно финское утро, глазами. Они вроде бы такие светлые, эти глаза, но в то же время и не скажешь, что в них светло.       А тёмные глаза Тило блестят, живут какой-то яркой, кипящей жизнью. На видео он улыбчивей и проще, чем на старых чёрно-белых фотографиях, где вновь и вновь — чёрный острый взгляд устремлён в цель, будь то камера или белое лицо совсем рядом. Кажется естественным представить эту тяжёлую голову у него на груди… Но отчего-то тягучие водовороты так и не вынесли мне со дна памяти ни единой такой фотографии.       Если Анне когда-либо склонялась на эту грудь, то это, конечно, совсем другая история. Не для ушей. Не для глаз.       Но…       Тёмные глаза смотрят в камеру. Светлые наблюдают. Раз за разом.       «Анне, моя благодать, моя Божья милость… Оттого ли я не оглядываюсь, что безгранично верю в тебя, или оттого, что мне страшно обернуться?»