***
— Будешь ягодку? — Хэви прижимал к животу край футболки, образуя подобие кармана. Подойдя поближе, он гордо продемонстрировал содержимое Ди. — Мама дала, — Хэви произнес это так, словно это была его личная заслуга. Старший отбросил телефон в сторону, и, приподнявшись на руках, по-турецки уселся на кровати. — Вообще-то я не слишком люблю клубнику, — равнодушно отозвался он. — А если..? — и Хэви зажал зубами маленькую спелую ягоду, оставив снаружи только кончик. Та-а-ак. Вечер перестает быть томным. — Как это понимать? — выгнутая бровь и суровый взгляд, означающий «Объяснись, но пеняй на себя, если скажешь что-то не то». Да только Хэви тоже не робкого десятка: демонстративно раскусил ягоду на две половинки, придерживая одну пальцами, а затем медленно отправляя и её в рот. Розовый сок тонкой струйкой побежал по коже, рыжий незамедлительно слизал его кончиком языка, параллельно наклоняясь к лицу брата. — Уверен, что не хочешь? «Святые угодники. Он меня что, соблазнять пришел?» — Хэви, на дворе день. Ты что творишь? Порнухи насмотрелся? — старший нахмурился, напрягаясь уже всерьёз, и отодвинулся подальше от малолетнего извращенца. Поцелуи поцелуями, но всему же есть предел. В конце концов, они братья. — Ну давай попробуем один разочек! — сменил тактику Хэви, понимая, что попытка совращения провалилась. Ничего, не мытьём, так катаньем. — Я видел в одном фильме, — брови старшего снова приподнялись, на этот раз удивлённо, и он поспешил исправиться, чуть покраснев: — Не в таком фильме, дурак! Ну, Ди! — продолжал канючить брат. И снова отработанный до автоматизма прием: брови сошлись на переносице, уголки губ грустно опустились. Словно щеночек, у которого отобрали игрушку. Этого вынести было уже нельзя. Блондин потянул его к себе, зацепившись пальцем за карман коротких джинсовых шорт: — Иди сюда, горе моё. Ди не стал подниматься, вместо этого он положил руку брату на шею, притягивая к себе. Губы были сладкими от ягодного сока, и блондин с удовольствием провёл по ним языком, чувствуя, как они доверчиво расслабились. Поцелуи с Хэви каждый раз всё упоительнее, он всегда отдавался так чувственно, так самозабвенно, немного неловко, но от этого ощущения в сто раз ярче. Он прильнул ближе, Ди провел кончиками пальцев по плечам, забрался в ворот футболки, царапая выступающие позвонки… и совершенно неожиданно почувствовал прикосновение к своему бедру. Почти невесомое касание, как будто прощупывает почву, но еще чуть-чуть и ладонь проскользнет за резинку штанов. Больше всего хотелось поддаться. Сделать вид, что ничего особенного не происходит, позволить зайти дальше, а потом уже всё равно не остановиться, преграда будет пройдена, виноватых и правых не будет… — Хэви, нет. Нам нельзя, — он решительно перехватил его руку. — Почему? Разве мы делаем что-то плохое? Смотрит так невинно, но глаза затуманены поволокой. Кого он хочет обмануть? На ещё детской мордашке совершенно недетская хищная улыбка. Если уже сейчас Ди с таким усилием противостоит ему, то что будет дальше, когда он станет старше? Ему бы оттолкнуть нахального засранца, а лучше отвесить хорошего пинка, с чувством, с толком, с расстановкой объяснить, почему такая связь, как у них, порицается обществом, почему им необходимо все это прекратить, почему… «Почему под футболку лезет чья-то наглая ручонка?» Хэви смотрел в синие глаза, не отрываясь, ища малейшие проявления категорического отказа или капитуляции, а видел только ожесточённую борьбу вожделения и моральных принципов. Было любопытно, что победит в этот раз? Разумеется, он не собирался помогать принимать ему решение. Разве что… совсем немного. Он осторожно пробрался ладонью под ткань, поглаживая бок, с удовольствием отмечая, как вздрагивает напряжённый живот, провёл выше, намереваясь добраться до соска. Они еще не доходили так далеко, но рыжий нутром чувствует, что в этом поединке Ди не сможет его одолеть. Главное, не торопиться… Младший медленно подбирался поближе, сначала опираясь на кровать одним коленом, затем другим, он надёжно зажал ими бёдра Ди, усаживаясь сверху. Рукой поддел подбородок, ловя чуть осоловелый взгляд светлых глаз, потянул к себе, уже почти поцеловал… Блондин не выдержал и подался ему навстречу, прогибаясь в спине, плотнее прижимаясь к телу… — Блять, — неожиданно громко произнес Хэви, и Ди словно вернулся в реальность. Попытался проморгаться, нахмурился, приходя в себя. — Что? Рыжий немного отодвинулся назад и продемонстрировал ярко-алые пятна от раздавленной ягоды на своей белой футболке. — Я забыл про клубнику, — виновато улыбнулся он, смущённо потирая шею свободной рукой. — О, чёрт, — простонал Ди. Он был зол, разочарован и рад одновременно. Больше все-таки разочарован. — Мама тебя убьёт, — мстительно сообщил он брату, а потом спихнул его с себя. — Но ты же мне поможешь? Если прямо сейчас попытаться отмыть… — и снова щенячий взгляд и сложенные бантиком губки. Снова ребенок, который вечно прячется за спину старшего брата. Да как это вообще работает? — Обойдёшься, — сквозь зубы бросил он, в три широких шага пересекая комнату, хлопнув для пущего эффекта дверью. Всё для того, чтобы через полминуты вернуться обратно и получить счастливый и благодарный взгляд несносного рыжего недоумка.***
Ди спал беспокойно. Ему было невыносимо жарко, он метался по постели, путаясь в простынях, вскидывая руки и пытаясь вырваться, а лучше — проснуться. Им владели кошмары. Мерещились ужасы. Комната как будто была звукоизолирована, будто воздух стал плотным, как вода. Ди с трудом пытался расслышать и сложить в понятные слова плавающие вокруг звуки. — Что с ним? — тоненький голосок, очень знакомый, звучит так взвинченно, взволнованно. «Хэви, это ты?» Он попытался было спросить, но вместо этого булькнул что-то неразборчивое, не складывающееся в нормальную человеческую речь. Голос звучит с другой стороны, полный паники: — Папа, ему хуже! Что нам делать? На лоб опускается узкая прохладная ладонь, Ди неосознанно прижимается к ней, чтобы продлить столь приятное ощущение. Голова как будто стала меньше болеть. — Хэви, чёрт подери, не нагнетай. Он всего лишь на солнце пересидел, — мамин голос звучит раздражённо, но тревогу не скрывает тоже. — Не нужно было позволять ему так много купаться, он три недели штаны на берегу протирал, вот и занимался бы тем же! Отец отнимает руку, и юноша жалобно хнычет, как обиженный ребенок. Через пару мгновений он снова ощущает божественную свежесть: Глэм оборачивает вокруг головы сына мокрое полотенце. — Мама права. Не волнуйся, как только температура спадёт — ему сразу станет легче, — утешающе говорит отец Хэви. — Лекарство уже начало действовать, теперь осталось только подождать. Хочешь за ним присмотреть? «О нет, только не доверяйте ему, уж лучше пусть останется мама!» Но он не в состоянии произнести хоть слово. Честно признаться, он вообще не уверен, что этот разговор происходит на самом деле, а не в его воспаленном сознании. И когда Хэви твёрдо отвечает «Да», плюхаясь на кровать рядом с ним, а потом переплетая пальцы их рук, парень точно решил, что это всё — лишь сон. Когда Ди снова приходит в себя, на дворе опять ночь. Окно открыто настежь, тонкие занавески периодически вспархивают от порывов ветра. В комнате свежо и тихо, несколько минут он просто всматривается в темноту, прорезываемую бледным светом тонкого месяца. Ему действительно легче, но голова такая тяжёлая, что едва ворочается. Плечи тоже налились тяжестью, кожа неимоверно чесалась. Он поморщился — угораздило же отхватить солнечный удар уже почти перед самым отъездом домой. Теперь несколько дней он будет ходить красный, как редиска, а потом все обожжённые части будут уродливо облезать, как шерсть на плешивой кошке. Двигаться не хотелось, но на пробу Ди пошевелил сначала ступнями, а потом кистями. Левая рука почему-то слушаться отказалась, он вяло подумал, может, его разбил паралич? Впрочем, открыв глаза, он обнаружил рядом Хэви. Тот спал, обхватив его руку, устроив на ней свою лохматую голову, и мирно посапывал. Странная, необъяснимая нежность затапливает сердце, и если бы Ди мог, он погладил бы пальцами разметавшиеся по сторонам медные волосы, но двигаться слишком тяжело. Остаётся только позвать брата по имени. Голосовые связки тоже отказались подчиняться, выходил один лишь хрип, и только с третьей попытки получился хотя бы различимый шёпот. Хэви словно подбросило. — Ди? Ты как? Уже лучше? Папа сказал, что ничего страшного, но я очень беспокоился, — горячо зашептал Хэви, подаваясь вперёд и стараясь заглянуть брату в глаза, словно бы он и не спал вовсе. Вокруг было так тихо, что даже их дыхание казалось невероятно громким. — Ты совсем не слышал меня, и у тебя был ужасный жар, и я… Что? — Хэви почувствовал прикосновение к своей руке и осёкся. — Помолчи минуту, — еле выговорил Ди. От братца и так все время кружилась голова, а теперь ощущение такое, что его слишком много, настолько, что невозможно вздохнуть. Но вот брови трогательно нахмурились, пушистые ресницы опустились: рыжий расстроился. Нет, нет, Ди ведь совсем не это имел в виду… Приложив ещё изрядное количество усилий, он тихо позвал: — Иди сюда… И Хэви, тут же забывая обо всем, радостно рванулся к нему, осторожно, чтобы не задеть пострадавшие сильнее всего плечи, обхватил ладонями лицо, выцеловывая скулы, а потом уткнулся лицом в горячую шею, прижимая руки к своей груди. В любое другое время блондин оттолкнул бы назойливого мальчишку, гневно шипя что-нибудь о приличиях, но сейчас он был болен и мог позволить себе самую малость побольше… Хоть это и было больно — как ни старался Хэви, между ними было слишком мало расстояния для того, чтобы не соприкасаться кожей, — плевать. Сейчас можно не противиться, можно потакать своим низменным желаниям, не обременяясь моральными терзаниями, можно позволить себе принять ласку. Ди тяжело поднимает руку, устраивает ладонь на узкой спине, чуть поглаживая вверх и вниз. — Сколько времени? Почему ты до сих пор не спишь? Младший брат чуть отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо. Он выглядел оскорблённо. Похож на медвежонка. Презабавнейшее зрелище. — Я беспокоился, я же сказал, — буркнул он. Ди прикусил губу: очень хотелось сказать что-то ласковое, чтобы Хэви понял, как сильно он ценит столь трепетное отношение к своей персоне. — Ты все ещё горишь, — произнес он, касаясь ладонью его лба. — Хэви… — Что? — Спасибо, что присмотрел за мной, — хорошо, что вокруг темно. По крайней мере можно не бояться покраснеть. — Я думаю… думаю, ты заслужил награду. — О, ты согласишься накрасить мне ногти? Или, может, подаришь ту свою охуенную косуху? Нет-нет, постой, я знаю — ты позволишь мне в любое время входить к тебе в комнату. Без стука! — Хэви. — Что? — Поцелуй меня. Оглушающую тишину нарушает только стрекочущий за окном сверчок. В темноте не разглядеть, но Ди уверен — скулы Хэви медленно наливаются румянцем. Так-то! Всё-таки он тут старший. Зрелый. И держит всё под контролем, включая глупого мальчишку, который только пытается закосить под взрослого. Юноша остался доволен произведённым эффектом. В обычной обстановке и при повседневных обстоятельствах он никогда не стал бы провоцировать такую ситуацию, которых сам же и избегал, но всё это он потом спихнет на головокружение и температуру, и вообще он был не в себе, а Хэви, конечно же, поверит ему, как и всегда. Рыжий неторопливо, осторожно придвигается ближе и замирает около губ, не касаясь их. Ночная мгла становится ещё гуще, воздух тяжелеет. Ди опирается на локоть и преодолевает оставшееся между ними расстояние, мягко целуя верхнюю губу, затем, прервавшись на мгновение и коротко вздохнув, нижнюю. В ответ — приглушённый стон. Сладкий, как патока. Ди чувствует жгучее желание выбить из груди Хэви как можно больше столь прелестных звуков и целует его сильнее. Как и всегда, Хэви с готовностью открывается ему навстречу, отдаваясь ему так упоённо, отзываясь на ласки так чувственно… Неловкие, сводящие с ума прикосновения заставляли просто съезжать крышей. — Ты правда так сильно переживал? — шепчет Ди в губы брату. Ему просто жизненно необходимо услышать ещё больше, больше нежностей. Сам он просто не мог произнести что-то столь постыдное, впрочем, успешно прикрываясь своим образом крутого парня, а вот Хэви вечно с присущей ему искренностью говорил столько поразительно смущающих вещей, что Ди против воли краснел, он умудрялся выдавать такие вдохновенные тирады, которые абсолютно лишали старшего дара речи. Тогда ему приходилось шипеть и ругаться, мол, прекрати нести всякую чушь, но, чёрт побери, как это приятно… Хэви вдруг падает ему на грудь, и из лёгких вышибает весь воздух. — Прости, — с трудом переведя дыхание, говорит он, — это ведь из-за меня ты заболел… — Блондин хотел было возразить, но снова коварно прокравшаяся ладошка скользнула под его пижамную рубашку и заставила его молчать. Это теперь коронный прием Хэви по подчинению воли Ди? — Я хотел только побыть с тобой… — И извиняющимися поцелуями он прокладывает дорожку вниз от подбородка к ключицам. В солнечном сплетении Ди зарождается странное чувство, словно внутри начинает расти большой воздушный шар, наполняя тело поразительной лёгкостью. — Прости меня. — Ты идиот, Хэви, — и без того уставший, измотанный поцелуями, старший с трудом пытался прижать к себе узкое тело. — Останься здесь сегодня, ладно? Болезненное изнеможение берет над ним верх, Ди ощущает, что проваливается в темноту сновидений, чувствуя на себя тяжесть мальчишки. Они действительно заснули вместе. Как не делали никогда раньше. Утром блондин проснулся, ощущая себя почти здоровым. Рядом, свернувшись калачиком, спал Хэви. Сердце защемило вдруг нежностью, он, поддавшись порыву, погладил медные растрёпанные волосы ладонью, а потом, склонившись, аккуратно коснулся губами. Нет, определенно, на море было совсем неплохо.