Коралловые рифы

На смоляном небе, сквозь тяжёлые свинцовые тучи, подгоняемые ветром с севера, показалась белобокая луна. Её бледные лучи освещали небольшое поле битвы, окруженное дикими деревьями, где вовсю догорала бойня. Дазай Осаму, стоя поодаль и изредка уворачиваясь от клубов пыли, а также летающих камней, с ухмылкой на лице наблюдал за напарником, который, используя Порчу, терял над собой контроль, уже убивая противников без разбору. Кого-то придавливало валунами при помощи гравитации, кто-то получал ранения от своих же пуль, а некоторым проламывало кости и черепа от сильного воздействия создаваемых Чуей уплотненных чёрных дыр. И пока Накахара разбирался с кучкой отбросов, Дазай неприкрыто глядел на парня и, не говоря никому, в душе восхищался им. Его завораживали эта сила, мощь и необъятная ярость. А знаки на теле, появляющиеся во время использования Порчи, были отдельным фетишом, вызывающем трепетное чувство в районе сердца. Но он никогда и никому в этом не признается: ни Чуе, ни себе… В итоге, когда все враги лежали замертво и истекали кровью, Чуя, ослепленный собственной силой, за секунду создавал чёрные дыры, и кидал их на право и на лево, образуя в земле воронки, разрушая всё на своём пути. Спокойно выдохнув, Дазай подошёл к Накахаре на опасное расстоянии, не боясь протягивать к нему руку, чтобы дотронуться до плеча для нейтрализации способности. — Отдохни, Чу… — не успел мафиози договорить, как ослепляющая, резкая боль пронзила сначала грудь, а после распространилась по всему телу. — Кха! — зайдясь в диком, выбивающем воздух из лёгких, кашле, Осаму чудом успел дотронуться до руки напарника, активировав способность — Исповедь неполноценного человека. Секунда. Две. Три. И вот Чуя приходит в себя: безумный блеск сменяется привычной синевой, исчезает красное свечение, знаки и вместе с тем парень падает на колени, пытаясь перевести дыхание. Тяжело выдохнув, Накахара жмурится и пытается привести сознание в норму. Где-то в стороне слышится сбивчивый кашель, и мафиози кажется, что это всего навсего оставшийся в живых враг, который всё ещё пытается умереть. «Убить бы его побыстрее, чтоб не мучился.» — думает Чуя, поражаясь снисхождению к этим отбросам. Но только почему-то не слышит привычных подколов и язвительных комментариев под ухом, а также похлопыванию по плечу или надевания на свою голову оставленной в бою шляпы, слетевшей ещё в начале. «А где, мать вашу, чёртов Дазай?» — лениво пронеслась мысль в голове Накахары, прежде чем открыть слипающиеся от усталости глаза — слишком много сегодня потратил сил — и повернуть голову в сторону звуков умирающей, по его мнению, от чахотки псины. Но не успел он и разглядеть того припадочного, как тот поднялся сам, ковыляя в сторону Чуи, шатаясь и спотыкаясь о свои же ноги. Что-то непонятное, скользкое, с холодными щупальцами, пробралось в душу к рыжему мафиози, оплетая и сковывая до дрожи в руках, когда он смог разглядеть идущего. Стиснув покрепче зубы, Чуя наконец пришёл в себя и, помотав головой, уставился на проходящего мимо него Дазая, который был ранен. И не слабо так. Словно не он стоял в стороне и наблюдал, а лично участвовал в этом кровавом месиве. Чуя кричит из последних сил Осаму подождать, чуть ли не матом ругаясь на скумбрию и пытаясь встать. Это удаётся. И тогда, Накахара, отряхиваясь от пыли и грязи, замечает в стороне свою шляпу, надевая её и уже собираясь догнать ходячую мумию. Но, подняв голову, парень застывает на месте, обеспокоенно хмурясь, сжимая руки в кулаки и чуть ли не бегом направляясь к напарнику. Слишком больно… Всё плывет перед глазами, но ноги продолжают нести его куда-то, пока мозг пытается бороться с полным отключением от мира. И вот багровые реки уже бегут по губам, стекая по подбородку и капая на рубашку, попадая на галстук. В душе хлещет буря, она скоро выйдет наружу, а сзади, словно сквозь толщу воды, доносятся крики и оклики его — Дазая. Наконец буря выходит кровавым океаном вперемешку с болотно-зеленым илом. Правое ребро нещадно саднит от боли, подавая мозгу сигналы, которые, точно удар в гонг, раздаются в воспаленном сознание. Кровь окрашивает идеально выглаженную белоснежную рубашку. В глазах двоится, но Осаму всё равно может разглядеть кровь на забинтованных руках, сжимая ладони в беспамятсве. — Хе-хе, неплохой у тебя удар, слизняк… — это последнее, что смог произнести шатен, прежде чем сознание потемнело, а перед глазами расплылись краски действительности. Кажется, он даже не почувствовал боли от падения на холодную землю. Ну и хорошо. Я всё равно не люблю боль… Удар пришёлся точно по ребру, ломая его, будто оно было сделано из хрусталя, а Чуя всего лишь неудачно махнул рукой, разбивая его на тысячу мелких осколков. Впрочем, почти так и есть.

***

Голоса, много голосов, какие-то рваные движения со стороны, холод и нестерпимая боль, ещё больше боли: кажется, она заполняет само существо шатена, начиная течь по венам вместо крови. Место сломанного ребра чешется и покалывает. Но поднять руку и дотронуться нет сил. Слишком тяжело, тело такое свинцовое и лёгкое одновременно, что Дазай решает заснуть к чертям, авось пройдёт позже. Всё равно открыть глаза и посмотреть, что происходит вокруг равносильно собственноручному вырыванию яблок из глазниц. Так что… Сон — лучшее решение, именно, даже не обращая внимание на обеспокоенный голос у изголовья кушетки и лёгкие прикосновения к избавленному от бинтов запястью. Но они исчезают как мираж, стоит шатену окунуться в пучину сетей морфея. Прошло ни много, ни мало времени, прежде чем Дазай смог окончательно выпасть из беспокойного сна и поднять веки. В глаза ему ударил яркое свечение бестеневой лампы, которая была только в лазарете мафии, поэтому догадаться где он не составило труда. Первое время Осаму пытался прийти в себя, проморгаться и наконец привыкнуть к ослепляющему свету. Глаза заслезились от перенапряжения и по щекам покатились тонкие солёные дорожки. Встать, даже через силу, не удавалось никак. Всё тело окаменело и даже поднять руку было довольно проблематично. Поэтому Осаму попытался хотя бы помотать головой для того, чтобы смести непроизвольные слезы, которые щекотали мертвенно-бледную кожу. В бессилие повернув голову в сторону, Дазай удивлённо расширил и без того большие карие глаза, натыкаясь на рыжую макушку, но тут же отходя от шока, узнавая напарника. Чуя сидел на коленях перед кроватью, положив голову на край простыни и подложив под неё руки. По видимому, он спал, и довольно крепко, раз даже шебуршание больного его не разбудило. Шмыгнув носом, Дазай расплылся в улыбке, желая, но не достигая, погладить мафиози по таким на вид шелковистым медным прядям. И только сейчас он заметил, что лежит без привычных плотных бинтов на руках, шее и глазной повязки занимающей половину его лица, находясь в одной только накрахмаленной рубашке, и перевязанным новой, и чистой марлевой повязкой боком, беря в обхват грудь. Усмирив свои потуги встать или поднять одну из конечностей, Дазай тихо рассматривал напарника. Слезы давно высохли, звать, по видимому, выматевшегося парня не позволяла совесть, а глаза закрывались от бессилия — организму нужен был отдых. Но, только шатен снова попытался заснуть, как почувствовал рядом с собой шевеление и тяжёлые вздохи. Тёплая ладонь коснулась щеки, а длинные пальцы вытерли чуть мокрые ресницы. Решив насладиться моментом, Осаму не открыл глаз, наслаждаясь мимолетными ласками, как кот тянущийся к человеческой руке. — Притворщик. — раздался громкий шёпот над ухом, и Дазай всё же открыл глаза. — Тебя выдала одна из твоих ебанутых улыбок, скумбрия. — поднявшись на ноги, Чуя навис над больным, сунув руки в карманы брюк. — Я знаю, слизняк. — колкость на колкость решил ответить Дазай. — Ах, как жаль, что я не умер! А это ведь была бы такая красивая смерть: ночь, луна, кровь и… Ты. — наиграно драматично закатив глаза, завёл старую шарманку мафиози. — Но в следующий раз не промахнись, Чу-уя, бей в сердце. А то из-за тебя мне приходится валяться на больничной койке, а не в мягком бархатном гробу… — Ещё пискнешь и прямо здесь и сейчас я размажу тебя по стенке. — вдох-выдох и злостное сопение через нос. — Идиот. — Чуя, а тебе когда нибудь говорили, что когда злишься, ты очень похож на хорька, милого такого. — Осаму продолжал болтать без умолку, отпуская любые колкости, которые только придут ему в голову. — А ещё… — следующего словесного поноса Накахара не выдержал. — О, вот теперь я вижу, что ты полностью в порядке. И даже слишком. — прошипел рыжий, сжав одной рукой челюсть парня и пальцами надавив на щеки. — Ты фто, рефил мне челюфть сфомать? — опять включив весёлого суицидника, продолжал тешится над ситуацией Дазай, совершенно не опасаясь гнева напарника. — Ещё что нибудь скажешь — сломаю. На секунду Дазаю почудилось, что в синих омутах зажглось адское пламя. Поэтому спорить и дразнить Чую Накахару дальше — желание отпало. Вместо этого Осаму примирительно улыбнулся, когда его наконец отпустили. Сев у ног шатена, Чуя сложил руки на груди и потупил взгляд в пол, изображая мыслительный процесс. Но, заметив немой вопрос в глазах исполнителя и изогнутую правую бровь, бросил: — У меня выходной. — И? — И я решил посидеть здесь. Всё таки это моя вина, что ты чуть не сдох. — нахмурившись, Накахара начал сверлить глазами дверь палаты. Дазай тоже замолчал. Ему то в принципе и нечего было говорить. Хотелось больше спать, просто закрыть глаза и оставить охранять свой сон этому рыжему убийце, который, Осаму был уверен на все двести, точно не прирежет его в забытье. Во рту почувствовался привкус металла, который не возможно было терпеть, поэтому, сглотнув вязкую слюну, Осаму открыл один глаз и легонько толкнул ногой Накахару в бедро. Тот сразу отмер от созерцания дверей и стен, подняв взгляд на шатена. — Чуя, я пить хочу. — негромко сказал Дазай, показательно сглатывая. — Сейчас. Встав с насиженного места, нахмурившись, Накахара поплелся к столику у противоположного угла комнаты, где на белой поверхности лежал графин с водой и стакан. Возможно, Дазай не помнит, но он также просит пить после операции по восстановлению ребра, находясь на грани реальности и самозабвения. Тогда мафиози оббегал все кабинеты и палаты, и фиггурально пинком заставил медработников найти воды и принести ему немедленно. А на предложение помочь напоить больного, Чуя просто убивал одним лишь взглядом, словно создавал чёрные дыры морально, вновь приподнося людям страдания. Но в этот раз не за мафию, а за одного шатена. Налив воды, парень подошёл к Осаму. Приподняв его чуть выше и подложив подушку, Накахара поднёс стакан к бескровным, тонким губам, позволяя ему выпить половину. Смочив горло, шатена заклонило в сон: он буквально клевал носом, а его глаза закрывались на автомате. Поэтому Чуя, тайно умилившись непривычной рассеянности исполнителя, который в такие минуты был похож на птенчика, вновь заставил его принять лежачее положение, предварительно заботливо поправив подушку. К этому времени Осаму уже успел провалиться в сон и тихо засопеть. Убрав стакан на место, Накахара подошёл к двери. Потянувшись к ручке, он, на полпути, остановился. Оставлять Дазая не хотелось. «Но ведь с ним ничего не может случиться. Хотя… Если ему станет плохо или он снова захочет пить? Медработников я ведь лично отослал.» — за такими раздумьями Чуя отошёл от двери и злостно сжал руки в кулаки, раздражаясь до зубного скрежета. — «Блять, тупая мумия, с тобой дохуя и больше проблем.» Пройдя обратно к кровати, мафиози упал на край, зарываясь руками в волосы и оттягивая их. В этот раз после битвы больше всего досталось Дазаю. Накахара же отделался лишь парой царапин и синяков. Даже переломов не оказалось. А вот Осаму… После того, как Чуя принёс истекающего кровью напарника в лазарет мафии, об этом сразу же доложили Мори Огаю, отчего он лично занялся операцией. Чуя же остался сидеть в коридоре, нервно постукивая пальцами по спинке кресла, сам не зная зачем сидит там и караулит вынесения вердикта по завершению восстановления ребра. Это было такое же смутное чувство как и в момент, когда Накахара впервые увидел, что Осаму ранен и буквально умирает, лёжа на траве и отплевываясь кровью. И вроде всё прошло удачно. Накахара выговора от Мори не получил, тот ведь понимал, что Осаму сам не уследил за ситуацией. Но назначил «отпуск», который подразумевался под немым приказом: сам вдарил по самые не хочу, сам и ухаживай. И только Озаки Кое, наставница Чуи, приходила его подбодрить, потрепав по рыжей макушке и немного посидев с ним в тишине перед операционной дверью. Хоть она недолюбливала Дазая за его фальшивую беспечность и смутное прошлое, и такое же будущее, поддержать своего ученика для неё было первым дело. «В конце концов, я никогда бы не захотел тебя убивать, глупый. Я бы этого не пережил…» — пронеслось на затворках сознания, прежде чем Накахара успел задремать.

***

Чуя ходил к Дазаю всю неделю, сидя там почти весь день и помогая ему в чем угодно. Иногда рыжий эспер носил Осаму фрукты, ведь что-то потяжелее было противопоказано. И хоть шатен не раз отпускал «тупые шуточки», которые так бесили повелителя гравитации, Чуя мужественно их терпел, изредка угрожая шутнику сломанной челюстью. Да, рот у исполнителя не затыкался, по видимому, никогда. Также в свободное время в палату к Дазаю приходили единственные друзья — Анго Сакагучи и Ода Сакуноске. В такие моменты Накахара выходил из палаты, бесшумно, и сам того не осознавая, ревнуя Осаму к этим двоим. Что-то внутри Чуи так и скреблось самодовольством, когда так мило и искренне Дазай улыбался ему одному. Смотрел своими чистыми карими глазами и весело щебетал, насмехаясь и выводя из себя до сломанного ножика для чистки фруктов в руках. Зависть и обида же вскипали тогда, когда шатен дарил свою добродетельность, хоть и фальшивую, медсестрам, которые любили трепать исполнителя по вьющейся шевелюре или зазывающе хихикать, стреляя глазками в его сторону. Таким мегерам хотелось передавить шеи в первую же секунду, чтоб неповадно было. Но всё, что мог сделать Чуя в тот момент, так это просто облокотиться об дверной косяк и молча ждать, когда они закончат перевязку. Так прошёл месяц. Ребро Дазая практически восстановилось, поэтому, через дня три, его выписывают. И Осаму рад. Очень рад. Он уже успел соскучиться по всем тем вещам, которым его ограничивают в больнице. Да и лежать, и передвигаться на костылях, под надзором Накахары, порядком надоело. Полулежа на больничной койке, шатен читает книгу, где большими белыми буквами на корочке написано: Полное руководство по самоубийству. Зайдя в палату, Чуя, увидев эту книгу в руках Дазая, которую он отобрал ещё несколько дней назад, быстро преодолел расстояние и выхватил книгу, под недовольный возглас. — Эй, Чуя, верни. Я как раз не успел дочитать все прелести повешения. — со спокойным выражением лица, Осаму поманил Чую рукой. — Тц. Обойдёшься. — кинув книжёнку на стол в углу, Накахара, показав жестом Дазаю подвинуться, плюхнулся рядом с ним, растягиваясь на кровати во весь рост. Во весь свой карликовый рост, подумал Осаму, прыская от смеха в кулак. Но неожиданно положеная на оголенное колено рука отрезвила развеселые мысли шатена, заставив дёрнуться. Смахивать наглую конечность напарника Осаму, конечно, не стал, но нахмурился, сложив руки на груди. Скептически наблюдая за движущейся вверх ладонью, достигшей бедра, Дазай решил всё-таки закончить это. Резко перехватив руку Чуи, который в этот момент был серьёзен как никогда, парень сбросил её со своей ноги. Но наглеж со стороны Накахары не закончился, поэтому он снова схватил худощавое бедро мафиози, изощренное белёсыми шрамами, индентичные тем, что покоятся на руках, сжимая его грубо и властно, показывая тем самым не дёргаться. Такое поведение со стороны Накахары не ново: они уже давно намного больше, чем напарники или просто друзья, коллеги. Метнув острый взгляд в сторону Дазая, Чуя оголил зубы в насмешливом оскале, одним точным движением задирая полы рубашки. — Сиди и не брыкайся. — притянув шатена к себе поближе за талию, и опаляя ушную раковину горячим дыханием, рыжий эспер зашептал. — Из-за тебя у меня и так не было секса полтора месяца. — Но вина твоя, что я оказался в больнице. — в ответ зашептал Осаму, хватая наглого шляпника за воротник. — Не спорю, но я же искупаю свою вину. Поэтому лежи, сиди, как тебе удобно, и наслаждайся. Спорить с этим самонадеянным чихуахуа Дазай отказывался, мысленно прикладывая руку ко лбу и замученно вздыхая. В конце концов, он тоже успел соскучиться по Накахаре за время, поэтому особо противоречить не стал. Предварительно сказав Чуе закрыть на защелку дверь, Осаму, в это время, положил подушку пониже и улегся поудобнее, начиная самостоятельно расстегивать прозрачные пуговки, не убирая с лица лукавой полуулыбки. Закрыв дверь, Чуя снял шляпу и положил её на стул, расстегивая застежку плаща и отбрасывая его в сторону. Ботинки Накахара тоже откинул, залезая к Дазаю и опираясь руками по обе стороны головы. Рыжие пряди рассыпались и доставали до лица шатена, щекоча скулы. Внизу живота у Дазая уже давно завязывался тугой узел и бабочки разлетались в желудке, крылышками задевая стенки органа. Приподняв голову, Осаму вовлек рыжего убийцу в поцелуй, обхватывая руками затылок. Чуя же в свою очередь протиснул язык в рот шатена, обводя кончиком ровный ряд зубов, оглаживая нёбо, чем вызывал судорожные вздохи со стороны. Игриво прикусив нижнюю губу, которая тут же отозвалась щемящей болью, Накахара приподнял Дазая, тут же переворачивая и роняя его лицом в подушку, довольно сильно, по мнению Осаму, надавливая на лопатки и приподнимая таз, заставляя принять коленно-локтевую позу. Тихо наблюдая за действиями Чуи краем глаза, Дазай немного удивился его нетерпеливости. «Похоже, ему и вправду пришлось не сладко за этот месяц с правой рукой.» — усмехаясь, подумал шатен, представляя как за эти слова Накахара будет брать его на сухую. Нет, все-таки Осаму не мазохист. — «А вот Чуя в гневе вполне себе садист.» От мыслей Дазай отвлекся только в тот момент, когда к его губам приставили два пальца, оглаживая и пытаясь протолкнуть их дальше. Повернув голову к Накахаре, Дазай показательно взял два пальца в рот, не сводя глаз с ухмыляющегося, и обводящего его полуобнаженное тело глазами, повелителя гравитации. Шатен знал, что сейчас, именно сейчас, Чую невероятно заводит полное превосходство и власть над ним — гением-самоубийцей. Вылизывая подушечки, переходя на фаланги и проходя кончиком языка по всей длине пальцев, Осаму почувствовал как собственное возбуждение даёт о себе знать, марая живот и простыни природной смазкой. Потянувшись левой рукой к вставшему члену, Дазай проводит по нему рукой, сжимая и касаясь кончиками пальцев головки, надавливая на уретру. Но довести себя до оргазма ему не дают. Руку мягко перехватывают и заводят за спину, снова грубо вдавливая в матрас и вытаскивая пальцы изо рта. Судорожное «ох» сорвалось с губ Дазая, когда он почувствовал как Чуя ввёл в него сразу два пальца, начиная двигать ими, растягивая мягкие стенки. Прикусив губу, Осаму попытался расслабиться, но это сразу не удавалось. Все таки прошло довольно времени, чтобы успеть отвыкнуть от их ночной жизни. Но вскоре шатен уже сам начал подстраиваться под двигающиеся внутри пальцы, не сдерживая тяжёлых вздохов. Накахара всё ещё держал Дазая за заломленною руку, но, вытащив пальцы, отпустил её, обхватывая плечи и резко входя до наполовину, слушая болезненный вскрик и рассматривая брызнувшие из глаз исполнителя слезы. — Ах-х… Ч-Чуя. Черт возьми, помедленнее. — не успевая под заданный рыжим темп, Осаму скрипел зубами, тихо поскуливая от боли смешанной с удовольствием, когда член Чуи проходился по простате. — Заткнись. — раздражённо отрезав, Накахара выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, теряя контроль от приятной узости шатена. Со лба на подбородок скатывались капли пота, рубашка расстегнулась в нескольких местах, а взгляд стал мутным. Неожиданно потянув Дазая за плечо на себя, тем самым придавливая его спиной к своей груди и сажая на колени, Чуя без слов позволил Осаму двигаться самому, входя по упора. — Мхм-м! — прикрывая рот рукой и не позволяя слюне вытекать за края губ, Дазай двигал бёдрами, опускаясь на член напарника до конца. Но, почувствовав на своём члене руку в тонкой кожаной перчатке, которая сжимала у основания и проводила по всей длине, растирая пальцами головку, шатен в исступление зашептал. — Чуя, с-ними… Ах… Перча-атки. Рыкнув от досады на ухо Осаму, Накахара зубами подцепил кончик левой, а потом и правой, перчатки, выкидывая их на пол. Снова переведя внимание на готовый кончить в любую секунду член Дазая, Чуя провел по нему, буквально, несколько раз, прежде чем тот извергся ему на ладонь. Уронив парня на постель, Чуя вошёл в него последний раз, глубоко изливаясь и вытаскивая свой член. Падая рядом с запыхавшемся шатеном, Накахара на секунду прикрыл глаза. — Ох, какой же ты напористый, коротышка. — пытаясь хотя бы пристать, но снова и снова падая лицом вниз, пробурчал себе под нос Дазай. — Как будто тебе не понравилось. — не открывая глаз, фыркнул в его сторону Чуя. Через некоторое время всё-таки открыв глаза и застегнув брюки, а также расхаживая по всей небольшой комнате и подбирая скинутые вещи, Накахара, дождавшись когда Осаму выйдет из душа, благо находящегося прямо напротив палаты, напоследок бросил: — Я заеду за тобой послезавтра в полдень. Так что будь готов, скумбрия — Непременно, буду ждать. — улыбаясь и одновременно застегивая рубашку, ответил Дазай. — Слизняк. — добавил он, словив прищуренный взгляд голубых глаз. «Ох, и угараздило же меня влюбиться в это рыжее нечто, да ещё и поддаваться ему. Нет, всё-таки прекрасный момент смерти упущен вновь. А жаль, был бы не такой уж и плохой конец из существующих.» — размышлял Дазай, ложась на кровать и снова беря в руки книгу » Полное руководство по самоубийству. — О, а это очень интересный способ. Надо бы сделать заметку…