Дом Шинадзугавы

Шинадзугава приметил этот дом еще во время какой-то одинокой миссии — скрипучие половицы, три большие комнаты, две маленькие, небольшой сарай для дров. Когда-то тут жила большая семья, которую съели живьем демоны — но Шинадзугава никогда не был суеверным, недаром же самый любимый человек на свете тоже был немного демоном. Когда божественная сила Танджиро Камадо кончает с его привычным миром, он долго лечится в поместье бабочки, а потом идет строить свой новый мир — и начинает со старинного опустевшего запечатанного дома. Теперь он принадлежит ему. Шинадзугаве уже двадцать, а он все еще не умеет жить как человек. Как нелюдь — умеет. Спать на гвоздях, жить на острие, умирать на скорости — все это его привычное бытие, ему даже нравится. Но убирать старый двор, красить половицы, утеплять стены и заготавливать дрова гораздо тяжелее. Шинадзугаве помогают мысли о Генье — иногда по вечерам он думает, как славно было бы поселиться тут с братом, и его греет истина — Генья куда больше подошел бы к этому дому, чем сам Санеми. Он смеется над своими мыслями — и впервые засыпает спокойно, потому что в голове снова слышит веселый голос Геньи — обреченный всегда остаться молодым. Сегодня ему тоже будут сниться сны. Зимовать тяжело, но к весне все налаживается. Сначала он обживает только утлую кухоньку и одну маленькую комнату, три большие ему не нужны, у него не так много вещей. Потом обустраивает сарай, куда прячет бережно завернутый в темную ткань клинок — не дай бог снова им воспользоваться. Санеми в пустые ножны прячет топор для дров, а потом становится таким же глупым и хозяйственным, как Камадо Танджиро. Его он и встречает как-то в лесу — три года прошло, а этот человек с дыханием бога повзрослел и возмужал. Носит уголь также, как раньше носил свой ценный груз, а за подол его кимоно держится бывшая наследница Цуюри. Санеми не сразу замечает, что она собирает волосы по-новому, как замужняя женщина… Он вообщем-то не против дружбы — но сейчас ему хочется быть одному, но Танджиро не привык слушать такие отговорки. Он приходит к нему сначала один — помогает наготовить дров, а потом приводит с собой плаксу Зеницу и сердитого Иноске. Эти двое больше мешают, чем помогают, но рядом с ними Шинадзугаве почему-то становится легче — будто комочек грязи в сердце становится мягче и, наконец, тает, оставляя чуть влажные следы — он представляет, как шутил бы и ссорился с ними Генья, и это кажется ему самым правильным на земле. Теперь проще — он смотрит на свой дом не как на вечное напоминание о том, чего он лишен, а как на надежду. Быть может, он сможет превратить это пустое жилище, все еще хранящее память о былых счастливых днях, во что-то теплое и настоящее… А если у него не выйдет — получится у этих троих. Точнее, четверых, потому что бывшая наследница Цуюри всюду следует за своим мужем, не выпуская его из виду. Бывшие дети становятся первыми гостями в доме Шинадзугавы, и постоянными тоже. Теперь он подметает двор от осенних листьев в два раза чаще — чтобы зимой этот двор покрыл ровным слоем снег, а иногда посещает старый храм в горах, теперь тут не живут демоны, и можно помолиться по-настоящему в память о тех, кто уже не вернется. Шинадзугава находит работу — помогает тут же при храме, а свою выручку тратит на новый алтарь и колокол у молельника. Если бы Генья был тут, он бы посмеялся над суеверным братом, но Геньи тут нет — и вопросы веры остаются за Санеми. Когда выпадает первый снег, он приходит сюда не один — вместо ушедшего в горы Иноске и потерявшегося Зеницу с семьей Камадо приходит его сестра — и страхи прошлого Санеми оживают, а раны снова кровоточат. Но недолго. У Незуко Камадо волосы мягкие, как лен, а губы блестят, когда она улыбается — и Шинадзугава думает, что никогда не видел более красивой женщины, чем она, сумевшая остаться человеком, даже будучи демоном. Когда-то он протыкал ее ящик катаной и хотел убить ее — но Незуко не помнит его ненависти, смотрит без страха и пытается объяснить ему, что не держит зла. Ее слов, конечно, недостаточно — Шинадзугаве сложно смотреть в ее красивые глаза, но помогает Танджиро, когда оставляет сестру наедине с бывшим столпом. Доверие — вот чего не хватало Санеми, и он отчетливо понимает, что будь Генья братом Танджиро, он был бы обязательно жив. Незуко решает этот вопрос по-своему — кладет ладошку на руку Санеми и глупо шутит, что не боится теперь касаться его, и совсем не хочет его съесть. Когда Санеми слышит свой собственный смех, он не верит своим ушам — Незуко смеется следом, влажные ее губы — как ягоды на снегу. Голос Геньи внутри его головы становится чуть тише — Генья тоже хочет слушать, как смеется Незуко, как отвечает ей Санеми… Они помогают ему обустроить оставшиеся комнаты — в больших будут ночевать Танджиро с женой и сестрой, Иноске и Зеницу, когда приедут погостить, а иногда и глупый Томиока с Урокодаки — они путешествуют по святым местам, вычищают оставшихся демонов. Шинадзугава начинает копить продукты впрок, чтобы накормить гостей, а по утрам подметает не только двор, но и дорожки к воротам. Когда в доме появляется бродячий кот, которого он потом не может прогнать, лед внутри его сердца, наконец, тает, а промозглый ветер успокаивается и засыпает. Зима кончается впервые быстро — а в конце весны он сам идет в гости, его приглашает счастливый Танджиро, и Незуко встречает его у ворот, чтобы проводить как дорогого гостя — в волосах ее сияют весенние цветы, и она улыбается ему так, как улыбался раньше Генья. Шинадзугава знает, что это означает, ему кажется, что точно знает. У первенца Танджиро и Канао глаза его матери, а кожа нежная, как цветок сливы — напоминает розовую игрушку, когда его кладут Шинадзугаве на колени. Впервые он сталкивается с жизнью — никаких смертей в этом доме не будет, клянется себе он, никакой боли, никакого предательства. Крохотные мутные материнские глаза смотрят на него, а маленькая ручка стискивает его палец, порезанный миллионы раз, отчаянно и больно — и Шинадзугава понимает, что жив. Он больше не слышит завываний собственного ветра в ветвях и глухие рыдания смолкли навсегда. Теперь и отныне их заменяют веселые голоса этих молодых и сильных людей да чудесный смех настоящей до боли Незуко. Шинадзугава на замечает, как ревниво смотрит на него Зеницу, когда он протягивает руку Незуко, а она принимает ее — он договорится с ним потом, как мужчина. К следующему лету, когда первенец Камадо начинает ходить, а у Танджиро и Канао рождается второй ребенок — девочка, Шинадзугава открывает последние запертые комнаты в домике в горах, натирает их воском и завешивает бумажной тканью. Незуко приходит в этот дом на правах гостьи в последний раз — завтра она придет сюда на правах хозяйки. Голос Геньи внутри Санеми становится все тише — но он уверен, что брат был бы только рад этому. Дом, в котором жили пустота и одиночества, пал под ее маленькой ножкой, обутой в свадебные гета. Шинадзугава открывает свой новый мир для Незуко — и впервые по-настоящему ощущает себя живым, когда под белой тканью алым блестят ее нежные губы, отныне принадлежащие только ему. Жизнь продолжилась.