Грех

Когда-то давно жила-была девочка, что не знала тягостей, живя беззаботной жизнью. У неё был огромный дом, даже нет — хоромы, где повсюду были слуги, а ещё у неё были любящие мама и папа, что потакали любому капризу бесценной дочурки. А ты и есть нежнейшее цветенье. У. Шекспир, Сонет 70 И жизнь, что обозначалась активностью; жизнь, что считалась бьющимся сердцем, гоняющим кровь по телу; жизнь, что наполнялась эмоциями и чувствами, поступками и стремлениями; жизнь, что заключалась в факте самого существования в это мире — несомненно была у неё — Сунако Кирисики, что являлась олицетворением самой воздушной, тёплой лёгкости и очарования, неподдельной красоты и удивительного ума и интуиции. Она весела и наивна, неподдельно тянется к людям, что окружают её на приёмах, которые устраивает отец, и Сунако по душе такая жизнь. И то, что прежде грело и горело, Могильной сенью стало для меня. У. Шекспир, Сонет 73 И можно ли случившееся обозначить волей случая, роком или предписанием судьбы неизвестно, но разве кто-либо, особенно в столь юном возрасте, планирует стать монстром, что живёт во грехе?.. Так в чём же её вина? Неужели в том, что по глупости и доверчивости она, став пищей для безжалостного вампира, что с удовольствием вкусил совсем молодую девушку, она почила светлый мир, который любила всем своим открытым и чистым сердцем, а в итоге проснулась в закопанном под землёй гробу? Она ведь не выбирала свой жизненный путь, не дан был выбор возможности хоть какой-то развилки судьбы: не по своей воле умерла и не по своей воле она вернулась к жизни. Из-за тебя разлад в душе моей. У. Шекспир, Сонет 75 Так в чём же её злодеяние? Дитя, что не по своей воле безвозвратно изменилась, а по прихоти мужчины, что руководствуясь голодом и безнравственными желаниями, вкусил плоть и кровь юной девушки, жизнь которой только начиналась; по прихоти человека, что собственный отец позволил прийти к ним в дом, в итоге безвольно теряла ясное видение мира, пока острые клыки болезненно пронзали тонкую кожу, а грубые руки прижимали хрупкое тело к себе. Ты делаешь прелестным и порок. У. Шекспир, Сонет 95 Так в чём же её прегрешение? Она была так юна и так доверчива, так искренна и так добросердечна, что несмотря на переживаемый ужас от своего пробуждения, от того что неконтролируемо убивала на своём пути, всё равно вернулась в отчий дом, надеясь найти защиту и успокоение в объятиях родителей. А кто-то вообще в состоянии был представить, какой ужас переживала напуганная Сунако, забирая чью-то жизнь? Но разве от души своей уйдёшь? У. Шекспир Сонет 109 Так в чём же её преступление? Юная девушка, что брошена одна в этом теперь уже тёмном для неё мире, без желанных возможностей снова ощутить тепло лучезарного солнца и игриво, беззаботно смеясь, встречать рассветы и провожать закаты; дитя, что отверг весь мир, включая семью, испугавшись той сущности, с которой она вернулась к жизни, даже не попытавшись понять или узнать, или как-то помочь — мама и папа, любимые всем сердцем, что больше не билось, но было так живо, отправили Сунако в другой город, заперев в захудалом складе, даже не навещая, не отправляя хоть каких-нибудь писем, лишь продолжая присылать пищу, в которой она мучительно нуждалась. Невинная душа, чей мир в мгновение рассыпался на миллионы маленьких частиц, что в тиски сжимали лёгкие, которые больше никогда не смогут сделать сладостный вдох, что распирали внутренности в мучительной агонии от убийств, что она совершала ради проживания, не сумев совладать с безумным голодом, что комом в горле застревали ночь за ночью от мысли, что теперь она всегда будет одна — непонятой и отвергнутой, только за то, что она есть. Но что тебе желание моё?! Я — пленник твой, и всё во мне — твоё! У. Шекспир Сонет 133 Так в этом её грех? В том, что она мертвец, что отчаянно цепляется за жизнь? И только за то, что стала жертвой бесчеловечности и беспутства; за то, что поплатилась жизнью за чрезмерное доверие к людям; за то, что силой была брошена во мрак, наполненный кровавой зависимостью; за то, что её жизнь теперь отличается от общего понимания и не желания познания; только за то, что она стремится жить — должна понести наказание? «А судьи кто?». А.С. Грибоедов, Горе от ума. Монолог Чацкого. Почему он пытался убить себя? Вопрос, часто звучавший после неудачной попытки самоубийства, но на который Сэйсин не может дать ответа. Разве он может ответить на то, чего сам не осознаёт и даже не помнит? Возможно пытался, потому что был просто пьян?.. Почему он пытался покончить с собой? Неужели из-за пубертатного периода, что дался парню тяжело? Он не кричал и не истерил, и драгоценным родителям нервы не трепал, как многие другие, но личные тягости, что терзали юную душу, оказались непосильны к преодолению. Страх продолжить семейное дело — корень этого бремени, что поселилось глубоко в его сути. Он смотрел на отца: благородного, великодушного, добродетельного человека, чей взгляд на жизнь казался безупречным — всё всегда растолковано, всё всегда обосновано, глубинно изучено и понято, но от чего-то счастья в глазах родителя Сэйсин никогда не видел, а даже ощущал, что плата за такое духовное развитие, оказалась слишком тяжела. И он не был так силён для этого. Он боялся. Что я завишу от людских деяний. Вот почему судьба моя жалка. У. Шекспир, Сонет 111 Почему он предпринял попытку самоубийства? А возможно, что алкоголь на самом деле замешан в этом, но не как истинная причина, а как одно из подстрекающих, что привело к этому опрометчивому поступку? Подпитывая внутренние страхи попытками сбежать от самого себя, Сэйсин, стоило переехать в город на учёбу, поменял свой образ жизни, что в корне отличался от того чему его учили и в чём были заложены его собственные нравственные морали. Алкоголь, бесконечные встречи и неизвестные связи с людьми... но навязать себе чужое мировоззрение Сэйсин так и не смог. И возможно, что придя домой после одной из таких дружеских встреч, он сломался под напором собственной безнравственности и аморальных поступков, что никак не могла принять его измученная им же самим душа? И твёрдый дух толкнут на преступленье. У. Шекспир, Сонет 115 Так почему же он всё-таки предпринял попытку покончить с собой? Он не знает или защищается от правды, что таится в закромах его сознания. Возможно, что этот поступок изначально нёс в себе не расчёт на смерть, а желание наказать себя за содеянное? Так в сердце глубоко проник недуг, Что от него не будет исцеленья. У. Шекспир, Сонет 62 Он отрешён от этого мира, умён и многогранен — его взгляды широки, а душа милостива, как и его искренние мотивы помогать другим. Но от чего-то он всё ещё несчастен, и от чего-то всё так же одинок. Порой Сэйсину кажется, что самым страшным проклятием для него является проницательность, бескорыстность и глубокомыслие — настолько это отягощает его, не позволяя быть счастливым. Иногда посещают мысли, что лучше бы он родился простым глупцом, что дальше носа своего не видит, зато искренне радовался бы каждой мелочи, не подвергая свою душу истязаниям из-за понимая людских мотивов в тех или иных поступках, пропуская их боль через себя, в итоге оправдывая даже самое страшное прегрешение — так тяжело жить не понятым. Как я слабею, зная, что другой. У. Шекспир, Сонет 80 Их встречу нельзя назвать случайной, ведь Сунако заведомо знала, что именно он ей нужен, что её путь расстилается именно к нему, но можно назвать настоящей случайностью то, что она вообще смогла узнать о Мурее Сэйсине, чьи книги не имели большой популярности. Когда-то однажды, оставшись в темноте, книги стали для неё спасительным лучиком света от жуткого отчаяния, в котором захлёбывалась изувеченная душа, молившая о гибели, и спустя сотни лет, снова книги стали для Сунако тем проводником по тёмному пути, что привели её к человеку близкому по духу, и возможному спасению. «Добр, чист, красив» - их часто встретишь врозь, Но вместе все - в тебе одном сплелось. У. Шекспир, Сонет 105 Она поражает его во время знакомства абсолютно всем, что демонстрирует ему: своей грамотной манерой речи, любовью к чтению, особенно его собственных романов, ведь вряд ли кто-то ещё прочёл их все; голос высок, нежен и мелодичен, он так приятно ласкает слух, разгоняя по телу самое приятное чувство умиротворения; а внешность непозволительна красива, для столь юной девушки: её глаза большие и глубокие — в них словно целый бездонный океан из всевозможных чувств, что способны либо вознести человека в рай, либо отправить в ад — оттуда и неоспоримая проницательность, её носик аккуратен и немного приподнят, совсем незаметно, но это настолько мило, а губы немного пухлые и округлые — на фоне бледного лица, что имеет пугающий нездоровый цвет, но выглядит так завораживающе… Но молодостью ты прельщаешь всех И превращаешь грех в очарованье. У. Шекспир, Сонет 96 И для неё всё является некой забавой, очередным испытанием, которое оно достойно пройдёт и обязательно получит того, в ком так нуждается. И если Сэйсина пугают частые мысли о столь юной знакомой, то Сунако ничего не боится вообще: она не человек, чтобы ломаться под общественными стереотипами, она не ребёнок, что скрывает под одеждой неразвившееся женское тело, она намного старше, чем он и намного изящнее, чем может показаться. Но это не важно, потому что Кирисики настроена серьёзно по отношению к Мурею, настолько сильно он заинтересовал её. А Сэйсин и не замечает, как тягости и боль, что он делит вместе с родной деревней, раз за разом, волшебным образом рассеивает Сунако, стоит ему только услышать этот нежный голос. Ему кажется, что они знакомы больше, чем всю жизнь, но недостаточно для вечности, хотя совершенно точно хватает для того, чтобы ощущать умиротворение от одного её присутствия. Юный монах и не замечает, когда именно он начинает ждать их встреч, но его ошеломляет такое нездоровое стремление к душе, что очевидно моложе его. Он постыдно отводит глаза от Сунако, пытаясь не смотреть на её плавные движения, лёгкую походку, пытается изо всех сил не чувствовать нежно-сладкого запаха, что исходит от её волос, пытается не считаться с тем, что одним своим нахождением она умудряется успокоить бушующий океан внутри него — всё летит к чёрту, когда в один такой момент, отвечающий на все вопросы Сэйсина, она смиренно подходит к нему, пока он сидит, понурив голову, и своей ладошкой начинает поглаживать его по волосам, говоря успокаивающие слова. Ты не со мной — и день покрыла мгла; Придёшь во сне — и ночь, как день, светла. У. Шекспир Эта непростительная близость сжимает лёгкие Мурея в самый маленький клубочек. Его сердце разносит яростное «тудум» по всем закромам его подсознания. Она слишком близко… он ясно видит бледную, тонкую кожу, ни на секунду не сомневаясь в её мягкости, замечает грациозные изгибы ключиц, что скрываются под платьем, подразнивая, оставляя впадинку между ними, а тёплый, ароматный запах, исходящий от Сунако слишком остро врезается в нос, буквально заставляя невообразимые, эфирные цветы прорастать в лёгких — она прекрасна. Дурное и хорошее — их нет. Есть то, как мы решим назвать их сами. У. Шекспир. А Сунако прячет довольную улыбку, потому что, несмотря на отрешённое выражение лица, сердцебиение выдаёт Мурея целиком и полностью, давай понять девушке о правильности её шагов к достигаемой цели. Сэйсин ни одну ночь провёл в молитвах, пытаясь обуздать порочное, распутное, гадкое, нездоровое чувство к юной красавице, что неспешно, но точно обволакивает его своим умилённым очарованием. А самое убивающее то, что он, кажется, и не хочет сопротивляться этому — настолько остра его нужда в ней. Сколько грехов он разом на себя взвалил, пороча свою душу? Ну и пускай, он и так знал, что ему не светит покой после смерти, главное, чтобы она в этот порок не попала. Одной лишь мыслью утешаюсь я: Пусть ты — мой грех, но ты же — мой судья. У. Шекспир, Сонет 141 Их встречи становятся небольшой традицией, проходя всё чаще и чаще. И даже в момент, когда он осознаёт, что Сунако усопшая, не отталкивает его, как и она с улыбкой принимает его осведомлённость. Всё становится проще, потому что Сунако поглощена чистотой и жизнью, что ласкают её глаза Сэйсина раз за разом, пока он оказался поглощён её мёртвым взглядом, в котором плескалась непозволительно живая бездна чувств. Эгоистичное желание «одарить» возлюбленного бессмертием постепенно пропадает, оставляя верное, как ей кажется: сохранить ему драгоценную жизнь, и не лишить его выбора, как когда-то её. И ей невыносимо тяжело от этого. Однако Мурей знает, чего он хочет. Он взрослый человек, с уравновешенным мышлением, поэтому добровольно направляется к Кирисики, делая свой первый выбор, что не противоречит ни его морали, ни знаниям, ни желаниям, а главное душу в смятение не приводит. А восторг Сунако нельзя описать словами, стоило монаху самому к ней прийти, стоило ему предложить свою кровь. Жизнь — это великий дар, и свою он дарует ей. Твоя любовь и доброта сотрут С меня клеймо всеобщего злословья. У. Шекспир, Сонет 112 Он совершенно точно предан ей, хотя и не теряет тёплых чувств к другу. И искренне пытается её спасти, предостеречь, убедить бежать до начала резни в Сотобе, ведь знает точно, что Тосио не пощадит никого и даже он — его единственный лучший друг, исключением не станет. И даже когда Сунако рискует, собираясь бороться за свою мечту до конца, Сэйсин остаётся с ней, чтобы в заключении утешить. Пока Сотоба тонет в крови восставших, что стали жертвами стадной жестокости и ненависти людей, Мурей рядом с ней, внимательно слушает её раскаяние, сквозь слёзы страха и обречённости: она понимает, что совершила много зла, и точно признаёт, что она кровавая убийца, и знает, что смерть станет лучшим наказанием для неё. И — будет день тот близок иль далёк — Наступит, наконец, расплаты срок. У. Шекспир, Сонет 126 Ему кажется, что он знает её лучше, чем она сама – мудрая и проницательная Сунако, что не замечает слишком явного бегства от признания и боли всего ужаса и неправильности её натуры. И в жутком, кровожадном конце он спасает её, ни на секунду не сомневаясь в своих поступках и мотивах. И даже истекая кровью, из последних сил укрывает её, прежде чем обессиленно рухнуть. Когда свет мерк в его глазах, а тело придавила слабость, он продолжал думать не о себе, а о ней… испуганной юной девушке, что безнадёжно пыталась спастись, пробираясь сквозь свои сокрушённые мечты, горящие жарким пламенем. Она твоя, навек твоя - душа. У. Шекспир, Сонет 74 Он вырывает её из лап мучительной смерти тогда, когда она смиренно была готова принять её. И остаётся с ней в огне, когда она желает все грехи свои в пепел превратить. Прятать боль и ненависть к себе сотни лет наверняка не просто, а оказавшись на грани смерти, Сунако позволила наконец-то настоящим чувствам показаться. Но Мурей не позволит ей погрязнуть в этом болоте ненависти к себе и вины за содеянное. Убийство – людской грех, а она не человек, она - усопшая, что имеет право на жизнь, ведь всё в этом мире и все имеют своё право на существование. Никто и ничто не появляется просто так. Ведь по себе он рядит обо всех: Все люди грешны, всеми правит грех. У. Шекспир, Сонет 121 Мурей верен мысли, что убийство правосудием не назовёшь, и кто имеет право обвинять других в желание жить? Люди, чей самосуд унёс не только жизни восставших, но и тех, кто казался подозрительным, чья жестокость и надменность вылилась в реки крови, свершали правосудие, истинно веря, что это правильно, а усопшие, что лишь питались, чтобы просто жить, наречены кровожадными убийцами? Как омерзительная рационализация. Так что же получается?.. Люди были монстрами, а монстры людьми? Какой в глазах сверкал безумный бред Горячечной неукротимой страсти! У. Шекспир, Сонет 119 Наверное, впервые с той ночи, как Сунако воскресла, она ощущает себя спокойно и уютно, расслабленно и защищённо. Если её бессмертие является наказанием за все прегрешения, то она с радостью примет его, идя бок о бок с Сэйсином. Он обрёл себя, и смог себя понять лишь рядом с ней и их особенная связь дала обоим ощущения необходимого покоя и избавила от гнетущих оков. Теперь Мурей лично защищает Сунако, оберегает её душу, вот только это приходится делать и от себя самого. Но лишь в душе. А в ней любовь живет, Живет без слов, но жарче, чем в словах. У. Шекспир, Сонет 85 А Сунако забавляется этим, подразнивая Мурея при каждом случае. Ей нравится смотреть, как он оторопело одёргивает руку, стоит Кирисики к ней притронуться, чувствовать, как Мурей напрягается, когда она укладывается к нему на колени, засыпая на рассвете. И в какой-то момент она уже откровенно смеётся, потому что слишком забавен в её взгляде человек, что убедил её жить, помог отпустить всю боль и ненависть, прекрасными словами о человеческих грехах. Он помог ей преодолеть нормы морали, придуманные люди, а свой страх преодолеть не может. Она понимает, что Мурей считает эти чувства аморальными, но что неправильного в любви? Сунако никогда не забудет, как впервые ощутила тепло его губ, а ему намертво въелось в память касание её холодных. Как медленно и томно тянулись месяца, в ночи которых были скрыты невинные касания губ в самых чувственных поцелуях, и как крепко были переплетены пальцы рук. Сэйсин никогда не забудет чувств, когда впервые углубил поцелуй, позволяя себе намного больше, чем обычно. А ей намертво въелось в память головокружительное ощущение от этих поцелуев, и она быстро поняла: чем глубже, тем приятнее. Сладко тянулись месяцы, в ночи которых пара любящих, грешила, отдаваясь во власть пороку, впитывая в себя воспоминания того, как в исступлении они сминали губы друг друга, ласкаясь языками. Сунако никогда не забудет, как впервые потонула в пылких объятиях возлюбленного, что можно крепче прижимал её к себе. А ему намертво въелось в память, как она остервенело прижимала его голову к себе, в попытках углубить поцелуй, как прижималась к нему, обхватывая ногами, заставляя его горячую кровь клокотать по всему телу. Сэйсин никогда не забудет дня, когда они стали едины, и Сунако никогда не забудет и ему не даст — у них ведь вечность жить в чистой искренней любви, скрытой от осуждающих глаз людей, что с устоявшимися нормами общества вряд ли смогли бы их понять, да и кто станет разбираться в истории вампира, которой далеко за сотни лет, и волколака, что был недавно обращён. Грехи других судить Вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь.