***
В супермаркете, как всегда, сновали люди. Они напоминали Лили муравьёв: ползли строем, сталкивались тележками, цеплялись корзинками, подбирали упавшие продукты и снова устремлялись к заветной и, несомненно, важной цели. Сегодня день, когда она становилась частью муравейника. Воздух сочился ароматами духов, бытовой химии, рыбы, копченостей и пота. Лили замерла у холодильной камеры со сливочным маслом. Она смотрела на него немигающим взглядом: пять брусочков в красно-золотистой упаковке. Пять. Эту цифру она хоть и ненавидела меньше остальных, но принять не могла: для неё отсчет начинался с шести. Лили решила взять масло меньшей жирности и прошла дальше, но и здесь её ожидала неудача: брусочки лежали большой стопкой, вот только упаковка была до боли знакомого цвета. В тот день она надела оранжевую блузку. Маленькие красные с золотистым ободком пуговицы выскальзывали из торопливых пальцев, порвать плотную ткань он так и не смог. Жаль, что чёрные штаны оказались не столь крепкими, плавки и то выдержали натиск значительно мощнее. Лили сделала шаг назад, на неё налетела полная женщина с тележкой: — Смотри куда прешь, треска высохшая! Дама толкнула Лили в плечо и умчалась прочь. “Треска высохшая” — билось в голове, причиняя боль: она и правда похудела на двадцать килограмм и балансировала на грани анорексии. Лили развернулась и остолбенела: из зеркала за спиной продавца на неё смотрел иссохший человек с синюшной кожей и яркими синими глазами. Она два года избегала зеркал. Теперь узнала, что в свои тридцать выглядела как оживший труп. Возможно так оно и было. Лили подошла к тележке, в ней всё по шесть штук: колбаса, сыр, бургерные булочки, йогурт, баночки мёда, мука, яйца. Она хотела испечь медовик, но масло… На глазах выступили слёзы: она снова чувствовала себя куклой, сломанной грубыми руками. Лили не могла вдохнуть: воздух уплотнился и задрожал, она бросилась к выходу. На улице холод резанул лёкие, Лили дышала через боль, ноги дрожали, угрожая падением на грязный асфальт. — Я люблю тебя! — парень в шапке со смешным бубоном подхватил на руки рыжеволосую девушку и закружил, её зелёный берет улетел прочь. “Я заслужил право любить тебя! Я заботился о тебе, был добр!” — он каждое слово вбивал в её беззащитное тело: “Можешь расслабиться и принять мою любовь, или хорошо будет только мне. Выбор за тобой!” Мокрый снег падал огромными хлопьями, противно таял на лице. “Зачем ты меня целуешь?” — она, как заведённая, шептала сквозь слёзы. Лили до сих пор не знала ответа.***
Она не помнила, как доехала до реки. “Пять”. Оставила машину на парковке и пошла пешком. Холодный ветер ворвался под пальто жадными щупальцами. Недавно она видела картину: женщина с венком из нежно-белых роз на голове, с изящным крестом в ладони, чужие руки рыскали по её телу. Два года назад внезапный звонок жены заставил его прерваться: он поволок Лили в душевую кабину и сам смыл свои следы, она до сих пор чувствовала его руки на теле. “Четыре”. Она остановилась на середине моста. Бездонное небо усыпали яркие звёзды — так полыхали его глаза: одержимостью и выпущенной на свободу жаждой. Он — хищник в маске друга — долго прятался в тени, подкрадывался ближе, выжидал, скрывал страсть. “Три”. Лили взобралась на кованые перила моста. Он вливал в неё вино, чтобы унять плач и сделать более покладистой. “Два”. Спрыгнула на парапет. Снежинки оседали на лицо мелкими каплями, как его пот — Лили постоянно ощущала этот запах, ни одни духи не могли его перекрыть. “Один”. В детстве в Крыму ей нравилось наблюдать за чайками: они резко падали в волны и взмывали ввысь уже с добычей. Сейчас в светло-сером пальто с белым шарфом и шапкой— разве не похожа она на чайку? Лили расправила крылья и полетела. Прежде чем в сон окунуться, Надеюсь завтра проснуться.