В руках сияет солнце

Днем по расписанию беззаботный флирт, широкие улыбки и обед на веранде маленького ресторанчика. Мимо неспешно, ослепленные полуденным солнцем, плывут прохожие. Напротив сидит сияющий Шое. За ним с давних времен долг, который он возвращает раз за разом. То цепляет смешинкой по пути на пляж, то опирается на его плечо, опаляет шею дыханием и шепчет на ухо: «Ты не голоден?». А, отстранившись как ни в чем ни бывало, пружинящей походкой шагает по дороге. Приходится оставить позади витрину с сувенирами и позволить утянуть себя следом. Шое не обязательно держать Тоору за руку. Он манит одним откровенным, распахнутым взглядом, звонкими сверкающими фразами, брошенными ему прямо в руки. Моргая от бликов солнца, Тоору смотрит на загорелого, возлюбленного южной жарой Шое и пропадает. Пропадает не до безмолвного восхищения, а до желания быть ближе, касаться больше, манить к себе в ответ. — Думаю, после твоей следующей победы я приглашу тебя в Сан-Хуан, — с деланной задумчивостью говорит он, размешивая лед в своем стакане. — И даже разрешишь остановиться в твоей квартире? — Хината щурится с широкой улыбкой. — Думаю, для этого тебе придется победить трижды, — Тоору слегка наклоняется вперед, как дикий зверь к добыче, но пугать не собирается, а только ласково поддеть. — Считай, уже, — они встречаются нос к носу над растаявшим мороженым с шоколадной крошкой и смущенно фыркают от смеха. Горячее дыхание опаляет губы, и они оба, раскрасневшиеся от жары, спешат отстраниться. Но взгляд, жадный, игривый, глаза в глаза, искрит между ними. Днем, по договоренности, ничего серьезного, без обязательств. В бразильской суете и хаосе они теряются и притворяются беззаботными влюбленными школьниками с миллионами денег на банковских счетах. Вечером они в парке держат друг друга за руки, переплетая пальцы, и лениво танцуют. Сбиваются с шага, смеются друг у друга в объятиях. Шумит яркий городской праздник, под огненные всплески фейерверков Тоору делает первый глоток алкоголя за многие годы. Под кожей все искрится, будто и там запускают салюты, когда его вдруг касается Шое. Воздух плотный и тяжело ложится в легкие, пока они под брызгами фонтана фотографируют друг друга. Влажные пряди волос падают на глаза, Тоору незаметно прослеживает глазами капли пота, стекающие по шее от затылка к выступающему позвонку и исчезающие за воротником футболки. Шое читает сообщения от сестры, а Тоору не может не сделать еще пару снимков. Для себя. Когда он вернется домой и вечера будут уже не такими ошеломляюще счастливыми, широко улыбающийся своим мыслям Шое на экране телефона будет его личным спасением. Там, за три тысячи километров от Сан-Пауло, жизнь снова превращается в череду дней в календаре регулярного игрового сезона. Там скрипит подошва, липкий тейп стискивает пальцы и мячи вбиваются в пол. Тоору хотел бы иметь возможность сбегать к Шое каждый раз, когда от волейбола начинает немного тошнить. — Если я угощу тебя мороженым, ты попасуешь мне завтра? — они так близко, взъерошенные ветром рыжие волосы щекочут подбородок. От него пахнет теплом и сладостью, рядом с ним дышать легко, хотя вдохи получаются через раз. Шое поднимает голову, его глаза — две капли янтаря, Тоору смотрит в них и выбраться уже не может. — Все что угодно, если потанцуешь со мной еще немного, — Шое смеется. Их голоса тонут в сумерках. Слегка пьяные, они одаряют друг друга мимолетными прикосновениями под тихую, растворяющуюся в пестром переборе множества голосов, музыку. И их головы приятно кружатся. Вечер становится таким ласковым и загадочным, когда закат окрашивается из доброго персикового в волшебный фиолетовый. Тоору думает, что он околдован. Он околдовывает тоже. Ночью они дарят свои долгие поцелуи одиноким звездам на небе цвета индиго. Губы Шое горячие и сладкие, как карамель. Тоору улыбается и позволяет сильным рукам обнимать его за плечи. Все тело искрит и покалывает, будто пузырьками шампанского, игриво и возбуждающе. Тоору уже не помнит, когда в последний раз целовал кого-то так. Когда вообще в последний раз целовал кого-то и чувствовал чувства, а не просто дурманящую реакцию своего тела. В полночь, когда тонкий месяц сияет на засвеченном полотне неба, Тоору силится разглядеть хоть одно созвездие. На его коленях лежит головой Хината, расслабленный, темный и притягательный. Единственная звезда рядом. Он никогда не думал, что будет держать в своих руках настоящее солнце. Что ночью солнце может греть сильнее, чем днем. Улицы пустеют вокруг. Тоору пересчитывает местное время на время в Японии. Там уже немного за полдень, и все друзья проживают свой обычный будний день. Никто не подозревает, какое волшебство творится с ними сейчас, на пустой улице бесконечно движущегося, горящего и шумного Сан-Пауло. Он боится обжечься. Но шлет к черту свои страхи, когда гаснет последний фонарь, обрушивая на них темноту. На рассвете Тоору в самый первый раз в жизни учится признаваться в любви. Он ловит вдруг нырнувшего вперед Хинату за руку, и они сталкиваются нос к носу. У Тоору в голове полная неразбериха. Расписания поездов по рейсу Сан-Паоло — Сан-Хуан, одинокие вечера в ожидании встреч, расцвеченный фломастерами огромный календарь в его маленькой аргентинской квартире и светящиеся наклейки-звездочки на потолке. Пустота так далеко, и теплые ладони на его груди прямо сейчас. Здесь, в Южной Америке, все времена года сливаются в одно. Хината однажды говорит, что в декабре хочется сбежать в Японию за снегом и прохладой. Тоору чувствует, что ему тоже необходимо остыть. Но из холодного ему могут предложить только лед. Фруктовый или в стакане с виски. И он плавится от жары. У них с Шое — одиночество, поделенное на двоих. Порознь, забившись в угол, они тоскуют. Это не меняет ни команда, ни фанаты. — Мне кажется, вся жизнь — там, — Шое в рассветных бликах кажется тусклым, словно сквозь него просвечивает мир. — А здесь вот это все ненастоящее. И даже призовые, накопленные миллионами, ничего не меняют. Ни один доллар не заменит улыбок и прикосновений. Их можно купить, но будут ли они такими искренними, как смех Хинаты прямо под ухом Тоору, у которого от этого мурашки ползут по спине. Можно выиграть все награды, можно стать самым лучшим игроком. Нельзя только выиграть любовь. Тоору целует его в лучах рассветного солнца. На какой-то безлюдной бразильской площади. Долго. Медленно. Трепетно. — Мне тоже казалось так, особенно, когда первый раз встретил тебя в Рио, — улыбается он Шое в губы. — Сейчас это все по-настоящему? Руки дрожат, когда он произносит это. В Сендае и Токио солнце клонится к горизонту, пока в Сан-Пауло оно поднимается к небу. Выше и выше. Будто в мире есть два разных солнца. Шое держит его руки в своих, крепко сжимая пальцы. — Да, — просто говорит он. Серьезно. Твердо. И смотрит пронзительно прямо в глаза. У них в Японии семья и полжизни, исхоженных по горным тропам Мияги, а здесь почти три тысячи километров и около полутора суток на поезде. Игры в календаре регулярного сезона разбросаны хаотично, а встречи теплые и долгожданные. На другом конце света все старые знакомые обзаводятся семьями и детьми, пока они держат друг друга в объятиях и учатся жить в своей новой реальности.