Когда ты улыбаешься

      Фенцио не часто улыбался по-настоящему, но тогда это почему-то произошло: стоя в темном коридоре, перекатывая бокал глифта в пальцах, он задумался на секунду, и внезапно горько улыбнулся, глядя в сторону. Сердце Серафима Кроули пропустило удар. Рука дрогнула, желая коснуться расслабленного лица ангела, но лицо его внезапно стало суровым, взгляд почернел, а губы стали каменными. Бокал со звоном разбился об пол, едва не заливая своим содержимым белые одежды мужчин. Кроули и без того знал, что происходит. Он нехотя перевел взгляд в ту сторону, куда смотрел Фенцио, и недовольно скривил рот. Опять какие-то сосунки решили, что стоят выше законов небес и ада, опять придется созывать собрание, быть строгим и правильным, опять, опять, опять.       Фенцио наверняка замечал взгляды Серафима, но каждый раз отворачивался в другую сторону, становился сосредоточенным и серьезным, и Кроули снова отдергивал руку, которая сама тянулась к его лицу. Он не мог с собой ничего поделать, и был благодарен Фенцио за это безразличие, но каждый раз, когда улыбка всё-таки касалась лица ангела, ноги Кроули подгибались, сердце пропускало удар, а горло сдавливало нелепое и глупое желание закричать. Сбросить с себя эту важность. Кинуться на шею, уткнуться в неё носом, и, может быть, заплакать, цепляясь пальцами за белый плащ. И чтобы дергались нелетающие крылья, и чтобы Фенцио устало вздохнул над ухом, и едва ощутимо коснулся пальцами его плеча, тихо произнося имя Серафима. Без официальности, без указания на статус, простое «Кроули», едва слышно выдохнутое в самое ухо, обжигая кожу.       Он любил Ребекку, как дочь, пришедшую к нему за помощью, как потерявшегося ребёнка, жмущегося к его руке, но как женщину, предавшую Престола, он её ненавидел. Ведь если бы не она, если бы он... Возможно, Его Ангел улыбался чуть чаще. Возможно, не отворачивал бы лицо: суровое, нахмуренное, словно вытесанное из цельного куска мрамора.       Если бы, если бы, если бы.