gingembre

Шинобу Кочо была жгучим имбирем. Ты никогда не сможешь почувствовать все ноты его вкуса, если не будешь знать, как правильно пробовать. Так было и с ней. Грациозная бабочка, которая легким взмахом крыльев, а на деле окровавленного хаори, уничтожит любого демона, вставшего у нее на пути. Завораживающий танец, непременно заканчивающийся сизым пеплом, оседающим на земле, разгоряченной после битвы. Улыбка - легче пера, случайно уроненного птицей, а за ней лишь влажные дорожки слез, кипящая ненависть и яд в хрустале. Иссиня-черные волосы, на концах переходящие в нежно-лиловый, схожий с цветом глицинии, и хранящие нежный сладкий аромат, слегка отдающий вересковым мёдом. Андо Мизуки, по крайней мере так ее звали в этой жизни, всегда  восхищалась этой девушкой. Той, которая шла по дороге жизни, усыпанной бесчисленным количеством осколков, с высоко поднятой головой. Той, которая искала счастье и находила его в семье, жестоко растерзанной демоном. Той, которая каждой своей привязанности отдавалась без остатка и в итоге оставалась ни с чем, кроме гниющего от ран сердца, где раньше теплилась любовь к этим людям. Той, которая встречала смерть с едкой усмешкой на устах и выполненным перед сестрой долгом. Мизуки никогда не удивлялась ее резким словам. Никогда не понимала людей, испытывающих неприязнь к ней - ведь, как можно ненавидеть человека, пусть и несуществующего, лишь за грубые слова и показную язвительность? Андо была просто не способна на настоящую, захватывающую с головой и кипящую в венах ненависть. Девушка никогда не была достаточно эмоциональной для такого, да и сложно быть полностью поглощенным чем-то, что столь сильно выматывает, а в итоге оставляет тебя ни с чем. Возможно, это было связано с ее странным, профессиональным отношением к жизни через призму работы хирургом? Хотя, даже скупость эмоций не смогла спасти ее от горького сожаления, которое пришло к ней после осознания собственной смерти. Оно напоминало имбирь по вкусу. Но с новой жизнью пришли и новые впечатления, эмоции и привязанности. Больше всего юная Мизуки любила свою бабушку, которая ласковыми прикосновениями сухих рук, покрытых многочисленными морщинками, прогоняла все темные мысли. Девочка никогда не видела ни свою мать, ни своего отца, но баа-сан, от которой иногда чувствовался металлический запах, искусно переплетающийся с цветочными духами, всегда находилась рядом с ней и помогала сделать первые шаги. Если бы не она, то Андо точно врезалась бы в столик, который находился прямо рядом с кроваткой. Ведь она была слепа. *** - Баа-сан, а почему люди вокруг меня кипят? - Не кипят они, глупышка, это кровь в венах их бурлит. - Баа-сан, а почему я ее чувствую? - А ты разве так и не поняла? Если бы Мизуки была настоящим ребенком, то даже предположить бы не смогла. Но она ребенком, к сожалению, не была, а потому знала  как пахнет кровь. Как знала и то, что бабушка Амэя каждую ночь уходит в лес, который располагался близ горы Оминэ, чтобы с первыми лучами солнца разбудить свою внучку и взять ее с собой на поиск трав туда же. Где уже никто не рискнет даже приблизиться к женщине, что окропила свое хаори кровью нечестивых, и ее воспитаннице. Ведь о бывшем Столпе Крови наслышаны не только демоны, но и простые гражданские. *** Колено оглушительно трещит, когда баа-сан вновь ударяет по нему своей бамбуковой тростью. Мизуки, уже не ребенок, но еще и не взрослая девушка, глухо рычит и ориентируется на потоки крови, шум которых она сможет услышать и во время урагана, как ей самой кажется. Амэя-сан двигается слишком быстро не то что для своего возраста, а даже для профессионального Столпа. Девочке хочется кричать от бессилия, но за лишние эмоции ей светит разве что дополнительная тренировка, поэтому она в очередной раз прокусывает губу от боли, но не издает ни звука. Амэя-сан лишь довольно усмехается, опираясь на трость, в которой спрятан самый настоящий клинок ничирин. Но Мизуки не дано увидеть ничего из этого. За весь год, полный тренировок до кровавого кашля, юная Андо еще не раз услышит сухой хруст костей при переломах, почувствует боль при растяжениях и гематомах, будет ранить руки острым мечом, стараясь хотя бы задеть своего невольного сенсея. И решит, что в ее новой жизни слишком много крови. *** - Ты молодец. Голос у баа-сан довольный, будто бы она смогла продать травяные настойки в два раза дороже, чем обычно, отмечает Мизуки и в удивлении смотрит на свою родственницу. Амэя-сан в горечи поджимает и так тонкие губы, когда видит пустой взгляд янтарных глаз чуть ниже своего лица. В следующее мгновение девушка чувствует прикосновение чужих губ к своему лбу и кольцо рук вокруг себя. По лицу текут слезы, но Мизуки уже не различает чьи они, лишь прижимается еще крепче к бабушке, заглушая плохое предчувствие. *** Когда в один день бабушка Амэя не возвращается из леса, девушка готова выть от осколков бывшего счастья, которые теперь вспарывают грудь изнутри и Мизуки сбегает из дома с тростью ее любимой баа-сан и ярко-алыми царапинами от собственных ногтей по всему телу. Но она не плачет, нет. Ведь бабуля, единственный человек во всем чертовом мире, которому не было наплевать на судьбу жалкой слепой девчонки, не одобрила бы. Экзамен на истребителя демонов она сдает, к слову, успешно. Чуть меньше половины из убитых нечестивых - ее рук дело. С оставшимися в основном разобрался шустрый мальчик, который представился Сабито. Она надеется, что они еще встретятся, но на задворках сознания скользят неясные чужие воспоминания, слишком пафосные реплики и нарисованные слезы. Уже во второй раз она старается не обращать внимания на звонкие трели интуиции. Правда после завершения отбора девушка встречает еще одного парня - тоже своего одногодку. Только не Сабито. Она не понимает своего волнения за чужого, по сути, человека, но все равно до конца надеется вновь почувствовать его быстрые игривые потоки крови где-нибудь рядом с собой. После того, как никто не приходит и через полчаса, девушка в отчаянии скрипит зубами и сжимает руки еще крепче на бамбуковой трости-клинке, но сил хватает лишь на то, чтобы стереть непрошенные слезы. Они неприятно стягивали кожу, напоминая ощущения от засохших брызг крови. Мизуки это не нравится и она морщится, но продолжает тереть щеки лишь сильнее. Андо практически не слушает инструктаж, в прострации теребя загрубевшими кончиками пальцев черную ткань хаори, которая не выглядит слишком мрачной только благодаря белым узорам на ней. Они напоминают ей полумесяцы. Она и сама, в каком-то смысле, лунный серп. Мизуки - такое красивое имя, полная луна. От ироничности хочется рассмеяться в лицо всему свету, брызгая слюной и истерично повизгивая, но она же воспитанная девочка, не так ли? По крайней мере, теперь ее можно смело называть неполноценной не только физически. Можно даже попытаться из тех осколков, что рвут изнутри, склеить что-нибудь приглядное, но самой ей не до этого, а остальным все равно. Андо так и не решается подойти к Томиоке Гию. И откуда она только знает его имя?.. *** - Прости меня, ребенок... Мизуки шестнадцать и она рыдает над телом Пятой Низшей Луны. Мизуки шестнадцать и она помнит имя каждого убитого ей демона. Мизуки шестнадцать и она, сама не зная почему, принимает в небольших дозах яд глицинии. Мизуки шестнадцать, а после каждой миссии она по несколько часов проводит в комнате Ояката-самы, который старается ее убедить в том, что демоны не заслуживают жалости. Мизуки шестнадцать и Убуяшики-сама назначает ее Столпом Крови. Она лишь устало вздыхает и старается не пересекаться с остальными. В организации если не все, то многие знают об Андо Мизуки - слепом Столпе-невидимке, но она не знает практически никого. Смысл привязываться? Чтобы потом вновь страдать от потерь? Например, если она правильно помнила, то тот парнишка из медицинской помощи, который еще пару дней назад настойчиво пытался заклеить пластырями ее царапины, сейчас лежал на больничной койке в предсмертном состоянии после неудачной миссии. А ей было все равно, ведь она больше не привязывается к людям. Не ври себе, девочка. Ты же сама приходишь к нему каждую ночь и меняешь цветы в вазе, перед уходом награждая этого ребенка легким поцелуем в лоб. Как делала баа-сан. *** Гемей Химеджима был теплым. Стойкий, словно скала, а его потоки крови были спокойны и размеренны. Возможно, они очень хорошо общались из-за того, что оба были слепы и часто обсуждали свои тактики ведения боя. Может быть из-за того, что мужчина никогда не думал о ней, как о ребенке. А может лишь из-за хороших спаррингов, после которых они шумно заваливались в общую столовую, где позволяли себе расслабиться и насладиться разговорами ни о чем. Так что, пока Андо с наслаждением вдыхала самые разнообразные запахи еды и людей, Ге-сенсей, как его называла сама девушка, брал порции и себе, и своей подруге. Сначала, правда, все поварихи возмущались и не понимали зачем он постоянно берет лишнюю посуду если может просто попросить добавки - а так, мыть надо еще больше. Но после того, как одна молоденькая работница увидела Столпа Камня, который снова взял сразу два подноса, решительно схватила ближайшее полотенце, уже влажное после вытирания им многочисленных тарелок, и хотела было отлупить им Химеджиму, как заметила весьма спорную ситуацию. Мужчина пододвинул к себе лишь одну порцию, а вторую подтолкнул к полулежащей на столе девочке. Сначала она даже не поняла кто это. Как, впрочем, и через минуту ступора. Нет, из Мизуки все же был бы хороший шпион. Работать на организацию Истребителей и быть одной из сильнейших, при этом не давая и возможности узнать о себе хоть что-то. Впрочем, ситуация была быстро замята при должных объяснениях, а рабочий персонал на кухне еще долго обсуждал небольшого роста девочку с пустыми янтарными глазами и иссиня-черными волосами, оказавшуюся Столпом Крови. *** - Выходи, танцуй, искра! Твоя обязанность разжечь пламя!* Мизуки с надрывом кричит вдогонку демону. На секунду она замирает на месте, покачиваясь с носка на пятку, но уже через мгновение ее отпускает и она снова скачет по крышам домов деревушки, стремительно догоняя его. Ей кажется, что скоро случится что-то действительно важное. - Дыхание Крови, Первый Стиль: Неутолимая Жажда. Алебарда с наконечником в виде, кто бы мог подумать, полумесяца разрубает нечестивого на две части, а яд глицинии не дает усомниться в смертоносности удара. - Я не буду играться с огнём, я не могу настолько разогреться, чтобы походить на него.* Новые строки, появившиеся в голове из ниоткуда, напоминают молитву, вроде тех, которые иногда зачитывает перед ней Ге-сенсей. Сейчас у нее уже нет реального права называет его так, ведь в последнее время он занят своей новой подопечной - Шинобу Кочо. Что-то скребется в черепной коробке, словно прося выхода, пытаясь залезть под кожу и остаться там. Из-за волны тепла, которая поднимается внутри нее стоит только подумать о юной Кочо, становится неуютно даже наедине с собой. Какие слова я должна использовать, чтобы запереть эту любовь?* Девушка в молчании сидит на крыше одного из домов, задумчиво поглаживая место где раньше лежало тело демона, а теперь лишь кучка пепла и царапает руки об острые края черепицы. У нее не было с собой цветов, чтобы возложить их на место смерти, поэтому она решает забрать прах с собой и похоронить бывшего человека достойно. С рассветом местные уже не увидят загадочную незнакомку и не смогут поблагодарить ее за помощь. *** Столпы громко переругиваются и оглушают своими резкими голосами слепую, периодически тянутся за оружием, чтобы выяснить все не на словах, а в бою и нервно косятся в сторону Химеджимы и Андо. Девушка, которую можно принять за подростка, но никак не за ровесницу Томиоки, стоит на месте и вообще ничего делает, лишь пристально наблюдает за Танджиро Камадо, который будто и не замечает ее внимание. Никто не верит, что тот самый эфемерный Столп Крови на самом деле существует, хотя выполненные миссии и часто пропадающий Гемей говорят сами за себя. Шинобу Кочо лишь периодически посылает презрительные взгляды в сторону Мизуки и кривит губы в язвительной усмешке. А Андо, глотая обиду, делает вид, что не чувствует всем естеством отношение Шинобу к ней. Их знакомство не заладилось еще с самого начала, даже до первой встречи. Ведь Кочо, ее любимая маленькая бабочка, просто ненавидела демонов. В то время как слепая видела в них лишь заблудшие души. Детей, которым нужна помощь. А по слухам, которые тщательно собирала ее дорогая Шинобу, Столп Крови помнила каждого убитого ей нечестивого. Достойно хоронила их и каждый год устраивала в их честь День Памяти, зажигая свечи и читая молитвы за упокой душ. Почти никто из организации этого не понимал, но ей было наплевать. Химеджима и тот-паренек-из-медицинского-крыла с ней общались и этого ей хватало... Так ведь? И почему ты так часто себе врешь, лунная девочка? Ты ведь так хотела хоть раз попасть в крепкие объятия Мицури-сан и почувствовать на себе ревнивый взгляд ее возлюбленного, сходить на какой-нибудь зимний фестиваль с Ренгоку-саном и услышать его добродушный смех, ловить в свою сторону не одни оскорбления от Узуя и Санеджи, а их похвалу и одобрение, обсудить облака с Муичиро-саном... Ты ведь так стараешься собрать себя по частям, лунная девочка, но вновь и вновь роняешь осколки и только сильнее ранишься. Ты ведь даже не смеешь мечтать об ответной любви твоей маленькой бабочки... Мизуки моргает и медленно возвращается в реальность, практически сразу принимая решение. Гемей с подозрением косится в сторону своей подруги и только сильнее хмурится, когда чувствует от нее волны предвкушения. Мужчина замирает и даже перестает перебирать в грубых ладонях ярко-красные деревянные четки, прекрасно понимая, чем закончится подобное настроение Андо. - К новым зрелищам готовясь, собралась толпа зевак. Суд сегодня, судят совесть. Ожидается аншлаг...* В саду все мгновенно замолкают, когда слышат тихий хриплый голос со стороны Столпа Крови, которая до этого сидела настолько тихо, что про нее просто забыли. - Вы как свора собак. И после этого смеете называть себя лучшими из лучших? Девушка смотрит куда-то далеко, будто бы сквозь этот балаган, встает на ноги и подходя к мальчику Камадо, тихо присаживается на корточки напротив его лица. В саду до сих пор тихо настолько, что можно услышать глухой стук мелкой гальки под ногами слепой и далекое щебетание птиц в небесах. - Вы ведь даже не дождались прихода Ояката-самы, так какое право вы имеете на самосуд? Когда несколько человек вскидывают головы, чтобы возразить, Мизуки ядовито усмехается и угрожающе ведет рукой по хаори, показательно приподнимая шелковую ткань и открывая вид на бамбуковые ножны с клинком. От подобных намеков большинству хочется рассмеяться над самоуверенной девчонкой, но никто не решается возражать, находя некоторые зерна истины в ее словах. Все напускное спокойствие будто бы сносит порывом ветра, когда во двор заявляется Шиназугава, придерживая одной рукой деревянную коробку с девочкой-демоном. А Андо правда терпит и спокойно сидит рядом с юным Камадо, аккуратно придерживая его за плечо и внимательно слушая ругань Шинобу и Санеми, но вот одного она стерпеть уже не может... Когда мужчина пытается занести клинок над малышкой Незуко, девушка срывается с места с запредельной скоростью и выбивает ногой катану из рук Столпа Ветра быстрее, чем кто-либо вообще успевает понять происходящее. Сам Шиназугава от отдачи удара летит на землю, громко выдыхая, когда его спина встречается с мелкими острыми камнями. Мизуки аккуратно подхватывает и оружие, и коробку, возвращаясь к себе на место. Все вновь замерли на местах, замолкая и делая вид, будто бы все так и должно быть. Танджиро, успевший за эти секунды несколько раз до смерти испугаться за сестру, весь бледный старается как можно быстрее оказаться рядом с ящиком и через тонкие стенки взволнованно спрашивает ее о самочувствии, благодарно кивая Андо. Девушка лишь удобнее перехватывает клинок Столпа Ветра и проводит пальцами по нему, тщательно исследуя каждый миллиметр. Катана кажется не новой, с небольшими сколами и неровностями, а потому перестает интересовать слепую почти сразу. Ей хватает секунды, чтобы оказаться рядом с Санеми, который до сих пор старается подняться, обругивая всеми известными ему словесными оборотами "чертову девчонку". Мизуки, не особо приглядываясь к потокам мужчины, втыкает клинок в землю где-то перед его носом и слышит еще более громкие ругательства со стороны мелкого гремлина. Истребители переглядывались между собой, будто бы мысленно общаясь, пока Андо вернулась в строй и подошла к Химеджиме, облокачиваясь на него со спины и устало выдыхая. Острый слух уловил тихий писк со стороны Мицури и девушка лишь тонко ухмыльнулась и сильнее прижалась к Гемею, слыша от того глухой смешок, который, судя по всему, он все же не сумел сдержать. Все было хорошо. И даже будущее собрание не могло омрачить тихого счастья девушки. В груди будто бы срослись воедино несколько осколков. *** Зеницу. У Мизуки дыхание перехватывает, когда она "видит" этого мальчика в первый раз. Почему никто не замечает тот железный стержень, который скрывается за слезами? Увы, дать ответ на этот вопрос никто ей не может, но она и не расстраивается. — Зеницу-кун, ты не хочешь стать моим? — Мне не нравится боль. — Я сделаю тебе больно, только если ты позволишь мне.* — В таком случае... я согласен. Иноске и Танджиро, казалось бы, даже не заметили пропажи их друга. А Агацума лишь мельком хмурится и продолжает тренироваться в компании Мизуки. На удивление беспрекословно. Перед тем, как отпустить своего преемника Андо ласково проводит рукой по волосам ребенка и едва прикасается обветренными губами к его лбу. Мальчик-гроза в ответ прижимается к своей Учительнице и, будто предчувствуя что-то, просит пойти с ними. Ей больно отказывать своему Ученику, но ее ждет другое задание. Где-то возле горы Оминэ появился демон. *** Мизуки не плачет нет. Она прижимает к себе Зеницу крепко-крепко и лишь старается стереть каждую слезинку, выступающую на рыжих ресницах. Они пытаются успокоить друг-друга и обмениваются своими осколками. Андо страшно показывать свой — почерневший от старости, но до сих пор ужасно острый. Осколок у ребенка кристально-чистый, как его слезы, но девушка примет любой — только бы облегчить его ношу. — Тебе было страшно? — Мне было горько. А перед глазами стоит искривленное в ярости лицо Амэи-сан, а в глотке застревает звериный вой, полный боли и отчаяния. — Тебе было горько? — Мне было страшно. А перед глазами стоит истерзанное демоном тело Ренгоку-сана и лужа крови на траве, а на лице тонкие дорожки слез, уносящие с собой страх смерти. *** — Я люблю тебя, Шинобу-тян. Звонкая пощечина. Звонкий треск надежды. Звонко падает слеза на пол. Слеза? Она никогда не плакала, так почему сейчас? Почему при ней? При (не) ее маленькой бабочке, которая стремительно уходит вперед, оставляя за собой не человека, нет. Куклу. Каждый ее шаг ударяет по вискам больнее любых острых слов. Но она все равно любит. Она просто не может ее ненавидеть или не обращать внимания. Ей остается только любить. С любовью же она встречает Вторую Высшую Луну. С любовью же она летит в его смертельные объятия. С любовью же она становится глицинией, отравляя ядом, заключенным в хрупком теле, демона. — Мы оба сгорим в аду, Доума-сан. Андо Мизуки умирает с любовью и горечью имбиря на языке.