Право выбора

— Неужели тебе действительно нравится жить вот так? Сидящий в высоком кресле Темный Вала источает собой уверенность и древнюю силу, от которой даже у Пламенного Духа мурашки по коже. Он стоит у окна, стараясь избегать присутствия того, кого сам же пустил на порог и кто теперь кажется большим хозяином дома, нежели Феанор собственной персоной. Принц чувствует взгляд, обжигающий кожу словно горячий поцелуй и даже дыхание на шее, что заставляет невольно поежиться. Разговор тянется медленно и не сказать, что в приятное русло. — Жизнь полная запретов, обязательств, соблюдений приличий, — Вала презрительно кривит красивые губы, сверкнув в полутьме белоснежными зубами, — где здесь хоть что-то для отдельно взятой личности? — Эльдар обладают свободной волей дарованной самим Эру! Феанор рад, что ему хватило сил рявкнуть это, пускай и не глядя в глаза собеседнику. Глубокий грудной голос Мелькора действовал слишком пагубно на способность трезво мыслить. Когда ему вдруг кажется, что его обнимают со спины и царапают острыми ногтями грудь, он вздрагивает и наваждение резко уходит. — Точно. И как это я мог забыть? — В голосе Валы сочится насмешка и он позволяет себе даже закинуть ноги на соседний стул. Какая разница, ведь Феанор все равно не видит. — Эру сотворил мир с нашей помощью и с нашей же помощью он вами управляет. Феанор резко разворачивается. Его начинает трясти от гнева и в глазах горит ярость, ведь Изгнанник покушается на святое, переступая все границы, но его вид, каким бы опасным он ни был, Валу не смущает даже на мгновение. Он так и сидит, как у себя дома, развалившись в кресле и постукивая изящными длинными пальцами по подлокотнику, словно наигрывая знакомый одному ему мотив. — Хочешь сказать, такая мысль никогда не приходила тебе в голову? Скажи, ты хоть раз видел Эру? Старший сын Финвэ молчит, стиснув зубы. Когда он цедит отрицание, кажется, что сердце стучит где-то в горле. — Разумеется. Но ты видел Валар. Скажи, а не будь Валар и их наставлений, ты все так же безоговорочно верил бы в существование того, что никогда не являло тебе своего лика, полагаясь на веру без доказательств? -Мне не нужны доказательства, чтобы поверить в силу Единого! И твои лживые речи лишь пустое сотрясание воздуха! Какое-то время в помещении слышится лишь потрескивание камина. Наконец Мелькор встает, потягиваясь с кошачьей грацией, и начинает обходить кабинет, разглядывая каждую ниточку на гобелене и каждую трещинку на стене. Феанор не хочет смотреть, но он следит за каждым его движением, как загипнотизированный, обводит взглядом каждую мышцу, что обтягивает неприлично прилегающая к телу одежда. Приходится стиснуть кулаки, чтобы не подойти и не потрогать все то, что почему-то стало внезапно казаться безумно красивым. — Сказать, что я разочарован — ничего не сказать. А скажи тебе, что детей в капусте находят, ты в это тоже поверил бы? Смех Валы заставляет кровь бурлить, а виски пульсировать от резкой боли. Но только Феанор делает шаг в сторону гостя, как в голову тотчас врываются образы. Ненавязчиво и словно так и нужно, но принц видит красивые губы, что смыкаются у его естества и это определенно не губы его жены. Он чувствует сильные руки на своей спине, груди, и ему хочется, чтобы ловкие пальцы схватили за волосы, заставив запрокинуть голову, а те же красивые губы впились в рот жестким поцелуем… Феанор трясет головой, как мокрый пес, что только вышел из воды, и по усмешке Валы он понимает, что это его искаженная игра с чужим воображением и желаниями. Изгнанник стоит рядом с камином, любуясь игрой пламени и яркие всполохи то и дело пробегают по дубовым поленьям, заставляя их разгореться с невиданной силой. — Тебе хотелось когда-нибудь обрести свободу, сын Финвэ? Делать то, что хочешь ты, а не то, что тебе говорят. Следовать своим желаниям, а не желаниям кого-то свыше? Кто-то шепчет ласковым голосом ему в ухо «что ты хочешь» и Феанор впервые не знает, что ответить. Чтобы перед ним преклонялись? Чтобы в его руках была власть и могущество? Чтобы стать великим правителем, что ни перед кем не склоняет головы? Но не означает ли это стать похожим на того, кого считаешь врагом? — Мой личный тебе совет не перегибать палку, Отец Лжи, ибо ты в моем доме и я волен вышвырнуть тебя за дверь в любой момент! — Надо полагать, что если бы ты был уверен в своей правоте, то уже сделал бы это. А с учетом того, что это не первая наша беседа, я склонен сомневаться, что я так уж тебе неприятен. — Мелькор улыбается и это делает его безумно красивым. Его идеальные зубы точно жемчуг, а глаза чернее ночи, и все это так внезапно разжигает желание внутри, что от неправильности хочется замочиться в кипятке до самого Праздника Урожая, чтобы только смыть с себя грязь, заполняющую душу. Темный Вала подходит ближе и на мгновение кажется, будто это пламя из камина вдруг обрело очертания мужчины и теперь хочет поглотить все, что встретит на своем пути. -Скажи, сын Финвэ, ты скучаешь по матери? Скучаешь по Мириэль? -Не смей произносить ее имя своими грязными губами! Феанор рычит, в нем злости — непочатый край, но одно только упоминание об усопшей переворачивает все в душе, словно грозный мастер все еще ребенок, обиженный на весь мир за свое несчастье. И Мелькор это видит. Он слегка расставляет руки, как в объятии, и склоняет голову набок, словно понимает, словно стремится утешить. -Он предал ее память, потому что хотел больше детей, ведь одного тебя ему было мало. И они позволили ему это сделать, даже не посчитавшись с твоими чувствами. Они, но не я. А скажи, надумай ты сейчас развестись, они позволили бы? -Что за глупый вопрос? Я не собираюсь бросать мать своих детей. -Конечно. Ты слишком хорошо для этого воспитан. Но я говорю о праве выбора. -С чего ты взял, что эльдар нужен такой выбор? — Голос Феанора — грубый и резкий, но глаза заинтересованно блестят, а Темный Вала замечает и это. -С чего ты взял, что не нужен? Сколько еще пар запираются в разных комнатах по вечерам, более не разделяя друг с другом постель, потому что страсть уже давно не гоняет кровь по венам? Сколько пар убеждают себя, что это нормально и что это лишь этап жизни, который неизбежно подходит к концу? Даже если они захотят быть с другими, им не разрешат. Они, но не я. --Меня подобные дилеммы не интересуют. Мелькор щурит хитрые глаза, пристально впиваясь ими в хмурое лицо Феанора. -Свобода выбора не ограничивается браком. Это свобода творца. — Как змея, что вьется вокруг жертвы, Мелькор кружит, заложив руки за спину, а уста его не замолкают ни на мгновение. Уста манят, уста соблазняют, а еще уста обещают ласкать, но это будто не в реальности, а в голове самого Феанора, как и образы, что рисует его разум. — Они призвали вас к себе, заставили жить по своим законам и внушили, что правильно, а что нет, даже не спросив, а как считаете вы. А я лишь заставляю сомневаться. Я даю выбор. — И этот выбор ведет во тьму. — А ты проверял лично или Валар сказали? — Мелькор аккуратно, боясь спугнуть, двумя пальцами поднимает Феанора за подбородок и слегка склоняет голову, будто для поцелуя. — Скажи мне, самый талантливый мастер в Арде, чего бы ты хотел прямо сейчас? Сын Финвэ глубоко вздыхает, ощущая всем своим существом, как чужой огонь пробирается глубоко под кожу, распаляя воображение откровенными образами. Он чувствует, как входит в чужое тело, такое жаркое внутри, что кажется, будто сгоришь заживо. Он видит бездонные глаза, в которые можно смотреть бесконечно и которые опасны, точно бездна, способная поглотить душу смотрящего. Он целует красивые губы и прикусывает кожу на сильной шее, а сильные ноги обхватывают поясницу, притягивая ближе, призывая войти глубже. — Что, во имя Эру, ты делаешь со мной? Феанор хрипит, обессиленно уронив голову на плечо Изгнанника, который неизвестно когда успел заключить нолдо в объятия, нежно поглаживая по мускулистой спине горячими, как лава, руками. — То, что ты хочешь. Я даю тебе то, что никогда не даст никто из здесь живущих. Поцелуй, такой тягучий и такой пылкий, казалось, длился вечность. Нерданэль никогда так не целовалась, да и не стремилась вести в любовной игре, хотя их личную жизнь Феанор никак не мог назвать пресной. Но поцелуй Темного Валы был другим. Он обхватил губами чужой язык, сладко посасывая его, в то время как одна рука легонько касалась принца между ног, словно намекая, что там может быть даже лучше, только согласись. Потом он слегка прикусил нижнюю губу и тотчас ласкающая рука сжалась, что заставило Феанора невольно вскрикнуть. — Так можно играть вечно, мой сладкий принц, но мне нужно большее. Скажи мне, какой мой дар ты хочешь больше всего? — Рука с паха переместилась на ягодицы и огладила их как свою собственность. — Чего же ты хочешь? — Мне не нужны твои дары. — Все так же хрипло отзывается сын Финвэ, слегка отодвигаясь от Мелькора насколько позволяют не слушающиеся ноги. — И я ничего от тебя не хочу. — И меня еще называют Отцом Лжи? — Вала поигрывает бровями, указывая на то, что только что ласкала его рука, и при этом смеется так легко и мелодично, что устоять почти невозможно. Феанор отворачивается, дабы не поддаваться искушению и вожделению, которого доселе не испытывал, но которое вгрызается в его не слишком-то и чистое сердце, переворачивая там все вверх дном и вытаскивая темные желания на поверхность. -Знания никогда не ведут во мрак, сын Финвэ. Опыт всегда надежнее основанной на чьих-то домыслах вере, от которой я, к слову, и не прошу отказываться. — Мелькор подходит совсем близко и его дахыние приятно щекочет ухо. — Я даю свободу. Свободу творения. Я вижу мир иначе, но и ты ведь тоже! Тебе тесно здесь, признай это, у ног своих благодетелей, и я чувствую тоже самое. И это тоже. Феанор чувствует чужое возбуждение и руки обнимающие со спины. Они гладят грудь, так и норовя скользнуть ниже, благо что им никто не мешает, а когда Вала трется пахом о ягодицы, при этом со стоном выдыхая, кажется, что мир остановился. -Когда захочешь поговорить снова, просто подумай обо мне. И я приду. Комната резко пустеет и из окна веет холодом, что неприятно жжет кожу после столь обжигающих ласк. О недавнем пребывании там Валы не говорит ничего, даже поленья больше не искрят красными всполохами, а спокойно потрескивают, как и всегда. Все снова как всегда. Но так ли это на самом деле? Феанор устало садится в кресло, то самое, которое облюбовал Мелькор, и долгое время смотрит в камин. Он чувствует себя опустошенным и почему-то униженным, но вместе с тем в душе, полной честолюбивых замыслов, загорается странный огонек и его потушить не под силу даже льдам Хэлкарассе.