Хорошо и даже лучше

      То, что у Джено есть привычка тянуть всякое в рот, Ренджун знал ещё с первого дня их знакомства, когда Донхёк представил их друг другу, и спустя десяток минут Джено попытался укусить донхёковы пальцы, тычущие его в плечо. Ренджуну это показалось ужасно забавным: Джено был похож на маленького щеночка, у которого резались зубки, и выглядел ну просто очаровательно. Странно, что почему-то больше никто из их общих друзей ренджунова мнения не разделял.       — О, ты будешь в восторге от оральной фиксации нашего Ноно. Он же вечно тащит что-то в рот, и это только вопрос времени, когда он доберется до твоего члена, — громко заявил Донхёк в самом конце нетрезвого вечера, насмотревшись на неловкие переглядывания этих двоих, и Джено, свекольно красный от смущения, перегнулся через стол, чтобы дать этому разоблачителю по шее. Донхёк тогда заголосил дурниной, и их выставили из бара.       Ренджун, по правде говоря, и не думал, что из этого всего может выйти что-то серьезное, хотя целовать нового излишне симпатичного знакомого было здорово до дрожи в коленках.       А теперь вот, они сидели тем же составом в тихом ресторане на окраине и отмечали вторую годовщину их свадьбы.       — Ну, за вас, за нас и за спецназ, — Донхёк поднял рюмку с клюквенной водкой, и Ренджун закатил глаза, поднимая свой бокал с вином. — Давай, Джено, я ещё ни разу не видел тебя в дрова пьяным, и сегодня собираюсь это исправить, — подбодрил он, звонко чокаясь со всеми.       — Ты не мог выбрать другого дня для этого? — спросил Ренджун, и Донхёк беспечно пожал плечами.       — Не думаю, что ты его переубедишь, — сообщил Марк, лениво закидывая в рот кусок ветчины. — Джено сам виноват: проговорился, что в те разы был вовсе не пьяным, а впервые ему в голову хорошенько дало, когда вы решили дома отмечать защиту твоей диссертации. Что там у вас произошло потом он не уточнил, но это только подогрело интригу, к слову. И теперь для Донхёка стало делом чести споить его.       — Ого, — присвистнул Ченле сочувственно, — Джено, тогда у тебя нет шансов. Этот демон в прошлый раз так напоил Джисона, что тот блевал до двух ночи. Сидел в остывшей ванне, колотился, как мокрая мышь и потом пришел ко мне в кровать под бок.       — Хён! — воскликнул Джисон, покрываясь неровными пятнами румянца. — Зачем ты рассказал? — он уткнулся в свой стакан с апельсиновым соком и возмущённо булькнул, и Ренджуну стало интересно, что же из этой истории их младшенький находит самым смущающим, но тему развить ему не дали.       — Вот видишь, — невозмутимо хмыкнул Донхёк, — я собираюсь забрать алкогольную девственность у всех вас. И у Джено в том числе. Я обязан знать, что у трезвого Джено на уме, а когда он станет пьяным, это будет у него на языке.       — Ну, дженова алкогольная девственность принадлежит Ренджуну, — усмехнулся Марк.       — Тогда я буду вторым, детка, — Донхёк показал ему язык, и закинул в рот оливку.       — Ты — бессовестный, — сказал Ренджун, обличительно тыкая пальцем в сторону уже изрядно окосевшего, но всё ещё нагло улыбающегося друга. — Знаешь же, что он сегодня с ночного дежурства в клинике.       Джено срочно вызвали на работу, и он, как всегда, не смог отказать. Иногда Ренджун даже злился на подобную добросердечность мужа, начиная подозревать, что начальство попросту им пользуется, но ведь бедные животные — пациенты их клиники, — были ни в чём не виноваты. Да и Джено никогда не смог бы простить себе, если бы из-за него кто-то не получил помощи.       — У кошечки был приступ аллергии, — рассеянно поделился Джено, нетрезво и мило улыбаясь, и ренджуново сердце укололо нежностью. — Мы ей поставили чуть ли не половину ящика антигистаминных.       — И что, спасли? — спросил Донхёк участливо, и когда Джено счастливо кивнул, плюхнул в рюмки добавки: — Значит, за счастливое спасение!       Было около десяти вечера, когда Джено, захмелевший и тактильный, положил Ренджуну голову на плечо и, пододвинувшись вплотную, переплел их пальцы. Друзья, отвлекшиеся на бурное обсуждение политической ситуации в стране, не обращали на них ни капли внимания.       — Устал? — тихонько спросил Ренджун куда-то в чёрную пушистую макушку, и Джено просунул голову, прячась между чужим затылком и стеной.       — Немножко, — от него пахло так по-дженовски: антисептиком, шампунем с ментолом и сладковатым древесным парфюмом, и Ренджун закрыл глаза, вдыхая чуть глубже и улыбаясь.       Объятия Джено всегда были мягким коконом, затягивающим в свою ауру умиротворённости и покоя, и сейчас, после длинного дня, проведенного в делах и заботах, и заканчивающегося шумным празднованием, находиться в них было удивительно приятно.       Ренджун бездумно ласкал дженову ладонь, перебирая длинные пальцы, как вдруг тёплые губы коснулись его шеи, посылая горячечные мурашки промаршировать вниз по позвоночнику.       — Джено? — осторожно позвал Ренджун, нехотя скидывая плену расслабленности. — Что ты делаешь?       — Я? Что я делаю? — переспросил Джено неразборчиво, пуская язык скользнуть по чужой коже, а потом прихватил её мягко зубами. — Я лижу тебя, — и в подтверждение своих слов повторил действия снова.       — Радость моя, мы в общественном месте, — Ренджун нежно погладил черноволосый затылок, потянул за пряди от себя, но Джено не поддался, а вместо этого закружил языком по чувствительной точке на позвонке, тихонько простонал, пуская мучительно приятную вибрацию, и дыхание у Ренджуна сорвалось.       — Не надо так делать, хорошо? — он чувствовал, что член в штанах начинает реагировать вполне активно, и вовсе не хотел, чтобы друзья застали его за внезапным стояком в кафе и Джено, присосавшимся к его шее.       Ох, Донхёк уж точно этого им с рук не спустил бы, и сделал поводом для шуток на ближайшую вечность.       — Детка, перестань, — настойчивее попросил Ренджун.       — Но я хочу, — упрямо повторил Джено, и сжал зубы чуть сильнее, вырывая едва слышный стон, поймать который Ренджуну удалось в ладонь. — Я хочу облизать тебя целиком, ты такой сладкий.       От чужих слов внутри всё сжалось, подобно пружине, и томительно потянуло — Ренджун попытался отодвинуться в сторону, но дженовы объятия сомкнулись стальным капканом, а свободная ладонь накрыла ноющий член в штанах и язык принялся работать с удвоенной силой.       Кажется, температура в помещении поднялась на несколько градусов: Ренджун, чувствуя, как неотвратимо начинает розоветь, попытался дышать ровнее, чтобы унять взрывное возбуждение.       — Как Джено себя чувствует? — Марк бросил обеспокоенный взгляд с другой стороны стола, и Ренджун чуть не подскочил на месте.       — Н-нормально, — чужие губы жадно втянули кожу на шее, — он устал немного, — влажное скольжение языка чуть не выбило из ренджуновой груди жалкий скулеж.       — Может, возьмёте такси и домой? — предложил Марк.       — Никаких такси, никаких домой, — раздражённо оборвал беседу с Ченле Донхёк. — Джено, ты серьёзно просто уснёшь? И это всё?       «Нет, не всё», — мрачно подумал Ренджун, под столом отбиваясь от чужих наглых рук, сжимающих ритмично ширинку. — «Вначале он трахнет меня прямо здесь».       Теперь, когда взгляды всех за столом были направлены в их сторону, Ренджун ощутил себя в сотню раз более неловко.       — Мы выйдем на минутку, — сказал он, одергивая пониже края рубашки. — Думаю, Джено надо немножко проветриться.       Дверь туалетной кабинки скрипнула, отворяясь, и Ренджун ввалился туда, оплетенный Джено по рукам и ногам, закрылся и раздражённо вздохнул.       — Я пьяный, — констатировал очевидный факт Джено, и Ренджун фыркнул, усаживая мужа на крышку унитаза.       — Да неужели? — с сарказмом поинтересовался Ренджун, и Джено кивнул.       — Прости, — сказал он, заискивающе улыбаясь.       Волосы Джено совсем растрепались и представляли собой милый беспорядок. Чёрная рубашка, расстёгнутая на две верхних пуговицы, обнажала сильную шею, а губы были красными и ужасно притягательными. Ренджун постарался абстрагироваться от мыслей о том, как здорово ощущать их прикосновение на себе — если бы он поддался, Джено точно не отпустил бы его просто так. Вместо этого Ренджун попытался нарисовать суровую мину на лице:       — Веди себя прилично, пожалуйста.       Джено поглядел на него блестящими в тусклом освещении глазами. Он склонил в сторону голову так, будто не понимал, о чём Ренджун говорит, медленно хлопая ресницами. А потом взял чужое тонкое запястье, чтобы погрузить в рот указательный и средний пальцы, вырывая сдавленный стон из ренджунова рта. От движений языка, танцующего по коже, в глазах потемнело, и Ренджун всхлипнул, хватаясь свободной рукой за стенку.       — Хочу отсосать тебе, — Джено выпустил пальцы изо рта, проходясь по ним языком напоследок.       — Ты с ума сошел, — выдохнул Ренджун, — мы в общественной уборной, и в зале сидят наши друзья. Ты не можешь… — Джено нетерпеливо задрал его рубашку, припадая горячим ртом к впадинке пупка, и Ренджун задохнулся стоном, дрожа, выгнулся, забывая, о чём говорил.       Ловко расстегнув чужой ремень, Джено вжикнул молнией и стянул штаны с бельём вниз, чтобы тут же погрузить в рот дёрнувшийся от пронзительного удовольствия твёрдый член. Губами медленно скользнув по стволу, он вжался носом в подтянутый живот и бросил вверх взгляд, выглядя удивительно невинно и порочно. Ренджуна всего трясло, щёки его были красными от возбуждения и смущения, и мелкие тихие поскуливания сыпались изо рта. Дженовы сомкнутые губы на его члене, длинные, нежные пальцы, держащиеся за бёдра, сияющий похотью и любовью взгляд, эта животная, дикая страсть, с которой Джено смотрел на него — Ренджун громко, несдержанно простонал, сдаваясь, и толкнулся навстречу удовольствию. Джено заскулил, плотно сжимая губы и работая языком.       — Стоит тебе напиться, ты превращаешься в секс-демона, — выдохнул Ренджун. — И куда девается мой милашка Джено? — он позволил себе вплести пальцы в чужие мягкие волосы, и заработал стон одобрения.       Раскрашенное наслаждением лицо Джено было слишком прекрасно: сошедшиеся у переносицы брови, заострившиеся черты лица, блестящие в неровном свете слёзы, скопившиеся под чернотой ресниц — Ренджун зажал себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть от жалящего нервы томительного удовольствия. Он медленно подавался навстречу, позволяя Джено брать всё, что тот хотел — сладко мучить, любить себя, чувствуя, как всё внутри звенит и крошится, и сознание растворяется в блаженстве близости.       Ренджун был так близок к обжигающей бездне, когда Джено вдруг отстранился.       — Всё в порядке? — спросил Ренджун, собирая остатки рассудка и глядя на тяжело дышащего, раскрасневшегося мужа.       — Я хочу, чтобы ты трахнул меня в рот, — хрипло пробормотал Джено, зажмуриваясь, и Ренджун всхлипнул, чуть не расплакавшись, и снова погрузился в манящую влажную тесноту, чтобы резко задвигаться, позволяя звёздам взрываться под закрытыми веками.       — То есть как, уехали?! — возмущённо воскликнул Донхёк в трубке.       — Джено стало плохо, — не моргнув и глазом, соврал Ренджун, лишь слегка сбиваясь с ровного тона, когда Джено толкнулся особенно глубоко. — Поэтому мы уже дома. Забери наши куртки, пожалуйста, — ему пришлось закрыть динамик, чтобы сбитое дыхание не было слышно на том конце провода.       — Ему правда совсем плохо стало? — тихо спросил Донхёк, и Ренджун удивился мелькнувшему в его голосе раскаянию.       — О, очень, очень плохо, — мстительно ответил он, кладя трубку и улыбаясь перед тем, как затянуть мужа в поцелуй.       На самом деле, Джено сейчас было более чем хорошо, и в ближайшее время должно было стать ещё лучше.