Дезориентация.
Небытие расцвело калейдоскопом спутанных ощущений.
Как только он пришел в чувство, сенсорный поток разбился на зрение, слух, запах, вкус и осязание. Внизу была твердая, влажная земля. Неподалеку журчала бегущая вода. В нос ударили запахи сырости и гнили. Медному привкусу крови вторил надоедливый хлопок. Сквозь закрытые веки не пробивался ни лучик света.
Его первой сознательной мыслью было, что он проснулся, и не находит в данном факте ничего позитивного. Тошнота медленно сменилась тупой болью во всем теле, сопровождаемой острыми, настойчивыми приступами голода.
Сколь бы ни была неприятна мысль о каком-либо движении, лежать в текущей позе было еще более невыносимо. Открытие глаз не принесло ничего нового, так как темнота была повсюду. Все тело было наполнено странной чувствительностью, как будто кто-то увеличил проприоцепциюº его тела до одиннадцати из десяти, а затем добавил сверху ещё некую безумную версию синестезии¹. Казалось, будто кожа может передавать
вкус, или, что точнее, ощущения, передаваемые через кожу, напоминали вкусовые. В то же время он чувствовал странную пустоту, как будто часть внутренностей онемела. Те части тела, которые не были онемевшими, казалось, что перемещаются, расщепляясь и втекая в себя, как какая-то жуткая лавовая лампа² из плоти.
Может, он был под кайфом от какого-то наркотика? И вообще, где,
черт возьми, ему повезло очнуться?
Он попытался подняться на ноги, но, почувствовав себя непривычно легким и пустым, едва не потерял равновесие.
Ему удалось, оглядевшись, увидеть очень тусклый свет, отражающийся от спокойной воды. Он стоял на подъездной дорожке какого-то бетонного туннеля, справа от него был дренажный канал, позади ─ темнота, а впереди ─ слабый желтый свет. Не дневной свет, а искусственный. Что же, следующий шаг был очевиден.
Он осторожно двинулся вперед. Несмотря на то, что ему так и не удалось никого увидеть и услышать, каждая клетка его тела была напряжена так, будто за ним кто-то пристально следил.
Откуда такая нервозность? И что еще важнее, почему он до сих пор
не знает, зачем пришел сюда?
Отсутствовало само знание о том, где бы он мог сейчас находиться и кто мог представлять угрозу. Он даже не знал, какой реальной цели служило существование этого туннеля. Попытка найти объяснение происходящему, сконцентрировавшись на последних воспоминаниях, не сработала. Он не нашел ничего.
То есть совсем.
Несмотря на то, что инстинкты кричали ему, чтобы он двигался, холодный ужас от осознания свалившегося на него понимания заставил застыть на месте. Попытался вновь, куда более тщательно, вспомнить хоть что-нибудь: личную историю, контекст окружения, тень или эхо из прошлого, объясняющие возникшую ситуацию.
Он постарался сфокусировать всю имеющуюся волю на одном-единственном вопросе:
"Кто я?"
Полусформировавшиеся образы плясали перед его мысленным взором, как исчезающие детали утреннего сна. Места без смысла, абстрактные комнаты без четких деталей, люди с размытыми лицами. Он не мог вспомнить. И даже не знал, почему.
У него было имя. Черт возьми,
должен же он его знать!
Все попытки вспомнить были безуспешны. У него не было никаких связей или ассоциаций, за которые он мог бы ухватиться и последовать вглубь. Все в его голове было разомкнуто, перемешано, оторвано друг от друга. Он не мог вспомнить свое имя, потому что не мог вспомнить никаких отчетливых переживаний до того, как проснулся здесь, в неведомом нигде, без единой знакомой души, что могла его окликнуть.
Чистый, незамутненный ужас пробежался по всему телу. Какая-то инстинктивная часть его так сильно отшатнулась от возникшего чувства панической беспомощности, что его чуть не вывернуло наизнанку.
Нет. Это не могло быть правдой, он не мог такого
допустить. Наверняка, мощные наркотики или ещё какая дрянь, затуманившие разум, заставили его всё забыть. Принадлежащие ему воспоминания, должно быть, все еще были там, так как он
чувствовал, где они должны быть, но просто не мог понять все детали. "Сейчас не время паниковать", - пришло решение, так как ему не хотелось усугублять имеющееся душевное смятение.
Если бы только он мог
сосредоточиться. Так трудно было думать, когда тело практически плыло в океане странных ощущений. Особо выделялся острый, ноющий голод, пожирающий его изнутри. Он постарался абстрагироваться и отодвинул чувства подальше.
Решение углубиться в логический анализ стало следующим. Возможно, так он смог бы заполнить пробелы в памяти. Затем установить таки связь между фрагментами разрозненной мозаики воспоминаний.
Итак, было очевидно, что он не полностью лишился рассудка, так как при взгляде по сторонам его не
смутило увиденное, в отличие от жертв инсульта. Ему удалось распознать бетон, воду и прочее. Ум был достаточно ясен, чтобы следить за ходом собственных мыслей, хотя голод, синестезия и общее беспокойство постоянно отвлекали. Он знал, что испытываемое им явление называлось "амнезия", точно так же, как без единого колебания понял: язык, на котором он мыслил, был английским. Проблема заключалась в том, что ему не удавалось проследить свои знания до какого-либо опыта. Как будто все нити, связывающие идеи с их источниками, были перерезаны.
По причине, которую он не мог однозначно определить, сам термин
амнезия вызывал тревогу недоверия и скептицизма, как будто был связан с какой-то надуманной лженаукой. Это было более чем неприятно — получать туманные чувства и ассоциации, но не иметь ни малейшего представления, откуда же они у него взялись и насколько надежны его чувства. Они просто всплывали в голове, полностью понятные, но пришедшие из ниоткуда.
Несмотря на свой скептицизм, он обнаружил в себе противоположный импульс, странную уверенность в том, что амнезия действительно существует — как будто пережитого им самим было недостаточно, чтобы доказать это. Значит ли это, что истинная амнезия была редкостью? Как вообще она
работает? Это навсегда?
Может быть, он просто принимал желаемое за действительное, но его переполняла уверенность в том, что амнезия по своей сути не была постоянной, или, по крайней мере, она не
всегда была постоянной. Невозможно было сказать наверняка, поэтому у него не было иного выбора, кроме как довериться своей интуиции.
Очевидно, он страдал от ретроградной амнезии, которая влияла на его эпизодическую память. По крайней мере, его семантическая память была достаточно неповрежденной, чтобы помнить многие мелочи, как, например, название своего диагноза. Не то чтобы возможность повесить ярлык на свою проблему помогала решить ее каким-либо образом. Ему нужно было что-то
делать.
Как кто-то может определить свою личность? Просто пойти и найти ближайшего человека, а после попросить о помощи? Черт возьми, нет. С таким же успехом он мог бы нарисовать знак в духе: "
Я беззащитен, растерян и готов стать вашей жертвой". Нахуй это.
Затем в голову пришел очевидный ответ, и он почувствовал себя глупо, не подумав об этом раньше. Всё внимание немедленно сфокусировалось на ощущении небольшого предмета, лежащего в левом переднем кармане. Все время после пробуждения он подсознательно осознавал наличие данной вещи, но затуманенный разум не способствовал пониманию важности личных вещей в связи с возникшей проблемой.
Трепещущее чувство триумфа охватило его, когда при ощупывании объекта в кармане он обнаружил сложенный прямоугольник из кожи. Бумажник. Конечно, это должно быть первое место, где нужно смотреть, если ни черта не можешь о себе вспомнить. Люди хранят свои удостоверения личности в бумажниках, не так ли? По крайней мере,
так должно быть.
Он направился ко входу в туннель, стараясь ступать как можно тише, хотя и не понимал, зачем ему это нужно. Желтушно-желтый отсвет затянутой паутиной служебной лампы на стене у входа позволял ему лучше видеть свое окружение. По мере продвижения, новая странность привлекла его внимание. Передняя часть рубашки была липкой и жесткой, а то совершенно иррациональное ощущение чего-то, имевшего привкус меди и находящегося на его груди и животе, никуда не делось. Он посмотрел вниз и чуть не подпрыгнул от неожиданности.
Его черная кожаная куртка и серая толстовка были распахнуты, а под ними была некогда белая рубашка. Все три слоя одежды были
пропитаны липкой, наполовину застывшей кровью.
Он замер на мгновение, уставившись на пятна с недоверием, затем лихорадочно расстегнул рубашку, проверяя себя на наличие повреждений, хотя не чувствовал ничего неладного. Осмотр тела убедил, что это действительно так. На его измазанном кровью торсе не было ни единой раны.
Что еще важнее, все эти круглые маленькие дырочки в его рубашке - это что,
гребаные пулевые отверстия? Их было больше дюжины! Некоторые дыры в его толстовке идеально совпадали с дырами в рубашке под ней, так что он не мог себе представить, от чего еще они могли бы быть.
Решение застегнуть молнию на куртке, чтобы скрыть пятна крови, менее заметные на черной коже, было поспешно исполнено.
Черт возьми, это наверняка была чья-то чужая кровь. Она была слишком свежей, и он заметил бы любые раны в других местах своего тела с его странно острой проприоцепцией.
Что, черт возьми, происходит? Что
случилось? Неужели он напал на кого-то и
убил? Можно было не сомневаться, никто не выживет, потеряв столько крови. А потом что, он украл рубашку у трупа? Зачем кому-либо идти на подобное? Единственная причина, по которой он мог бы снять окровавленную рубашку с трупа, заключалась в том, что ему потребовалось притвориться мертвым во время какой-то массовой перестрелки. Проблема с этой идеей заключалась в том, что она не имела никакого смысла, учитывая нынешнее окружение, и, даже в более подходящем месте, она все равно была бы притянута за уши.
Он и раньше нервничал, но теперь был на грани откровенной паники. Ему следовало убраться отсюда к черту, найти место, где можно было бы передохнуть, найти замену испорченной одежде, которая могла быть истолкована, только как некая компрометирующая улика, и разобраться во всей возникшей ситуации. Но прежде всего требовалось оценить свои ресурсы.
Он открыл бумажник, к которому вернул своё внимание. Его ламинированные водительские права лежали в маленьком прозрачном кармашке слева, и на фотографии был изображен чисто выбритый белый мужчина с темными волнистыми волосами, аккуратно зачесанными назад. Лицензия гласила: "Александр Джеймс Мерсер, родился 16 июля 1979 года" Подпись была почти неразборчивой: "Алекс Мерсер" К его облегчению, это имя действительно задело за живое, но оно было больше похоже на имя полузабытого друга детства, чем на свое собственное.
Фотографию на водительском удостоверении было легко проверить — то, что он белый, было очевидно, и благодаря синестезии, искажающей его проприоцепцию в нечто вроде мысленного образа самого себя, он даже без помощи зеркала мог сказать, что лицо на фотографии идеально совпадало с реальным. Алекс понятия не имел, что делать с этим навыком, или иллюзией, или чем бы это ни было, так что перешел к остальному содержимому бумажника.
Водительские права Мерсера и указанный ими адрес относились к Манхэттену, но это лишь вызвало у него смутное ощущение чего-то знакомого. Он знал, что Манхэттен ─ это район Нью-Йорка, самого известного мегаполиса в мире, но ровно с тем же успехом документы могли утверждать, что он из Гонолулу³. На самом деле, Нью-Йорк был, вероятно, одним из худших мест для страдающего амнезией, поскольку город был настолько огромен и знаменит, что весь мир знал о нём. Если уж на то пошло, он мог быть сейчас на Манхэттене и даже не знать об этом.
Еще одним примечательным объектом была страховая карточка автомобиля Dodge Challenger 2009 года выпуска, который, если верить его смутной интуиции, был своего рода американским маслкаром. Значит, у него была машина, но ключей от нее при нем нет — в карманах лежал только бумажник. Не было даже сотового телефона или письменного списка контактов, что в этот момент казалось личным оскорблением или, возможно, результатом враждебного действия.
Остальная часть бумажника не принесла ничего нового. Там нашлись карточка медицинского страхования, с почти такой же информацией, как и водительские права, общая сумма в шестьдесят три доллара, считая резервные двадцать, спрятанные за его правами, и запасной презерватив.
Замечательно. Он был в полной заднице, но, по крайней мере, у него был контрацептив.
В его бумажнике не было даже чертовой дебетовой карточки. У кого, черт возьми, нет дебетовых или кредитных карт? Был ли Алекс Мерсер каким-то аскетом или луддитом? Может быть, все дело было в этой абсурдной ситуации с кровью на рубашке, делавшей его параноиком, но у него было тайное подозрение, что в какой-то момент там были кредитные карты, которые были удалены из-за страха быть отслеженными.
В порыве гнева Алекс чуть не зашвырнул бумажник в реку, или канал, или еще какой там чертов водный путь, рядом с которым он стоял. Он едва сдержался, шипя сквозь стиснутые зубы.
Мерсер точно не узнал бы ничего нового, выбросив в этом туннеле свою единственную ниточку, связывающую с прошлым. Если уж на то пошло, он до сих пор понятия не имел, как очутился здесь, и мысль о том, чтобы оставаться на месте, заставляла его нервничать.
Алекс вышел из туннеля и оказался у основания сплошь испещренного граффити дренажного канала, по сторонам которого виднелись далекие пики окружающих зданий. Целые геологические пласты граффити и гниющего мусора, включая использованные иглы, украшали это место.
Какая прелесть.
У него было шестьдесят три доллара и никаких кредитных карточек, но даже при том, что это место выглядело совершенно заброшенным, он не сомневался, что скоро на него набросятся грабители и лишат даже такого скудного богатства, если Алекс не двинется дальше.
Мерсер довольно легко вскарабкался по склону канала, но, оказавшись наверху, не знал, что делать дальше. Мужчина явно находился в каком-то приличном по размеру городе, но будь он проклят, если знал, Нью-Йорк это или нет. Не так уж и много было на пути опознаваемых ориентиров или чего-то еще, да и сам Алекс не был уверен, что смог бы распознать их, если бы они имелись. По крайней мере, вывески на улицах были на английском. Он был на Арчер-Стрит, но это имя ничего ему не говорило.
Стоило ли ему искать полицейский участок? Нет, по какой-то причине это казалось очень, очень плохой идеей, даже если бы Мерсер избавился от окровавленной одежды заранее.
При дальнейшем анализе данного тревожного сигнала Алекс задумался о том, что плохого о нём говорит факт внутреннего сопротивления идее обратиться к властям. Он ведь не был каким-то беглецом, не так ли? Этот ярлык, похоже, подходил, как и его имя, но нечеткая неопределенность его памяти была настолько расплывчатой, что, вероятно, было менее полезно обладать ею такой, чем не иметь её вовсе.
Если предположить, что он действительно беглец...
За какое преступление его ищут? Были ли его имя и лицо наклеены на плакаты розыска?
Нужно было рассмотреть и другие варианты. Алекс мог бы спросить у кого-нибудь, где находится ближайшая публичная библиотека. Мерсер был почти уверен, что где-то поблизости найдется такая, хотя все, что он знал о своем местоположении, ограничивалось тем, что этот город находится либо в Соединенных Штатах, либо в Канаде, поскольку несколько машин в этот поздний час ехали по правой стороне дороги, а дорожные знаки были на английском языке.
Оказавшись у библиотеки, Алекс мог подождать, пока она откроется утром, и поискать дополнительную информацию о себе. По крайней мере, он мог бы выяснить, в каком городе находится сейчас, и есть ли на нём актуальные ордера на арест. Или найти свою семью и друзей, если уж на то пошло. То, что поиск доказательств личного криминального прошлого имел приоритет в его уме над исследованием его гипотетических семьи и друзей, более чем беспокоило Алекса. С другой стороны, он проснулся в туннеле посреди грязных трущоб, без воспоминаний и покрытый кровью, так что предположение о криминальном прошлом или разорванных связях с семьёй не чувствовалось таким уж натянутым.
Визит в больницу был еще одной возможностью — предполагается, что это то, что нужно делать, если вы страдаете амнезией, — но тогда он столкнулся бы с той же проблемой идентификации, что и в полицейском участке, и, кроме того, Алекс не чувствовал, что ему проломили череп свинцовой трубой, или как там еще можно получить амнезию. Физически Мерсер чувствовал себя прекрасно.
Хорошо, на самом деле он умирал от голода, нетвердо держался ногах, и все ещё ощущал что-то вроде вкуса через свою кожу, но помимо всего этого, мужчина был в полном порядке.
Ага. Разумеется.
В любом случае, библиотека казалась наилучшим выбором. Информация — это то, что ему было нужно, и в подобном месте информацию ты и находишь. А вот
добраться до неё было совсем другим вопросом. Насколько Алекс знал, библиотека могла находиться как в соседнем квартале, так и в двух автобусных маршрутах отсюда...
"Подождите минутку", — остановил себя Мерсер. На автобусных остановках должны быть карты, почему он не додумался до этого раньше? Конечно, у него была амнезия, и если его бумажник и был чем-то полезен, то знанием, что он раньше ездил на машине, а не на автобусе, но все же прочитав указатели на стоянках, ему не пришлось бы ни с кем разговаривать и, возможно, показывать тем самым, что их собеседник понятия не имеет, в каком городе находится. Очко в пользу Мистера Александра Джеймса Мерсера.
Он выбрал направление и двинулся вперед. В дальнем темном переулке он заметил трепещущий тусклый свет чьей-то зажигалки, чье пламя плясало под металлической ложкой.
Чертовски
мило. В какой же дыре оказался Алекс? Он пожалел, что у него нет с собой оружия или чего-то похожего, даже простейший перочинный нож был бы лучше, чем ничего.
Чувствуя себя неуютно, Алекс зашагал быстрее, чтобы обойти стороной различных наркоманов, головорезов, проституток и бормочущих что-то бездомных, чувствуя себя при этом гораздо более комфортно, прячась в тени и избегая нескольких работающих уличных фонарей. Увидев вдали свет из ресторана быстрого питания, Алекс почувствовал, что он так голоден, что вот-вот схлопнется к черной дыре. Единственное, что удержало мужчину от того, чтобы отложить все остальное и заняться решением проблемы пустого желудка — это паника, которую он испытывал при мысли, что его окровавленную одежду заметят. Ему нужно было найти новую одежду, прежде чем откроется библиотека. Может быть, ему удастся стащить что-нибудь с бесхозной бельевой веревки.
Конечно, это при условии, что кто-нибудь здесь вообще стирал свою одежду.
Господи, это место было трущобами. Почти половина квартир и заведений выглядели так, будто в них даже не было электричества, а большинство окон были разбиты, заколочены досками, покрыты граффити или обладали всеми вышеперечисленными достоинствами.
Алекс был благодарен капюшону, который он носил, за дополнительный уровень дистанцированности и анонимности от всех остальных. Дрожащее тело Мерсера не хотело ничего больше, чем ударить что-нибудь или броситься прочь на максимальной скорости. Алекс чувствовал, что его пульс должен был бы
грохотать в ушах, но, как ни странно, не мог различить биение своего сердца, даже с помощью проприоцепции. Он точно знал, где оно находится, но оно было пронизано таким количеством онемевших пятен, что казалось, будто в нем больше дырок, чем в швейцарском сыре, и оно
не билось.
Алекс выбросил эту мысль из головы. Он наотрез отказывался верить своему подсознанию в то, что он мертв, и это была какая-то загробная жизнь, даже если это место выглядело так, будто оно могло дать аду прикурить задаром. Возможно, Алекс просто слишком нервничал, чтобы уловить биение своего сердца или что-то в этом роде. Либо так, либо его разум был гораздо менее ясен, чем ему думалось ранее.
Наркотики. Должны быть они. Много-много наркотиков. Во имя Бога, если у него был такой сильный бэд-трип¹º, то Алекс пообещал себе никогда снова даже
не взглянуть на наркотики для отдыха.
Наконец, пройдя несколько кварталов, Мерсер нашел крытую автобусную остановку, которая когда-то была выкрашена в зеленый цвет, но теперь стала украшена лоскутным одеялом из граффити. Где бы он ни был, местные жители отчаянно любили отмечать свою территорию, и, судя по всему, город в конце концов просто отказался от попыток бороться с ними.
Алекс немного беспокоился, что карта автобуса будет неразборчива из-за граффити, но, к счастью, сильно поцарапанный пластиковый покров избежал большей части краски из баллончика.
Вглядываясь сквозь грубо вырезанные свастики и листья марихуаны, Мерсер увидел, что находится в Броктон-Бей, штат Нью-Гэмпшир, который, по-видимому, был крупным портовым городом, с главным центром города в юго-западном полумесяце большого залива и основными дорогами, ведущими на юг к Бостону и на север к Портленду.
Стоп.
Что?
Алекс никогда раньше
не слышал о Броктон-Бей, и даже с амнезией это казалось странным. Он не знал ни одного крупного города на побережье Новой Англии к северу от Бостона, пока вы не доберетесь до Мэна, и, судя по карте и огромным небоскребам, видневшимся вдалеке, этот Броктон-Бей был
намного больше Портленда. С другой стороны, мужчина не мог вспомнить, откуда ему все это известно, так что, возможно, Броктон-Бей был просто дырой в его памяти, местом, где Мерсер никогда не бывал.
Он так
устал от этой гребаной амнезии. Это перестало пугать и теперь просто
по-настоящему бесило.
В полумраке карту было трудно разобрать, но он сумел определить свое местоположение рядом с мостом Арчера, — и, очевидно, Центральная библиотека Броктон-Бей находилась гораздо южнее, ближе к центру города.
Учитывая, что была глубокая ночь, у него, вероятно, было по меньшей мере пять часов, чтобы найти какую-нибудь одежду, прежде чем она откроется. Все, что Алексу было нужно сделать, — это добраться до места и при этом избегать людей.
Мерсер надеялся, что он найдет чего поесть по дороге. Черт возьми, он был более чем готов нырнуть в мусорный бак, если это означало найти что-нибудь съестное. Проклятье, он буквально
умирал с голоду.
***
[п/а]: Для тех из вас, кто задается вопросом, что здесь происходит, не волнуйтесь, никаких предварительных знаний об игре Prototype не потребуется, и взгляд на историю будет варьироваться в зависимости от главы между Алексом и Тейлор, за исключением дуговых интермедий. Я хотел бы выразить огромную благодарность Уайлдбоу за его невероятную историю и персонажей, а также Laluzi за написание превосходного Fallout/Prototype фанфик-кроссовера "A Dead World"(https://www.fanfiction.net/s/8601250/1/A-Dead-World — [п/п]:перевод на русский я не нашел), который вдохновил меня. Для тех, кто знаком с играми, Алекс начинает здесь так же, как и в игре — недавно оживший после смерти, крайне дезориентированный и только начинающий понимать, что с ним что-то очень, очень не так. Наконец, у меня низкий темп и я надеюсь, что смогу публиковать новую главу каждый четверг([п/п]:не совсем актульно, так как на сегодняшний день 08/08/2020 автор оригинала уже наваял тридцать одну главу, но увы сам я быстро переводить смогу едва ли, а потому у меня, наверняка, будет такой же темп — по главе в неделю). Спасибо за чтение!
***
0[п/п] ─ Проприоце́пция, проприореце́пция, также известная как кинестези́я (от др.-греч. κοινός «общий» +. αἴσθησῐς — «чувство, ощущение»; фр. cénesthésie), — мышечное чувство — ощущение положения частей собственного тела относительно друг друга и в пространстве.
1[п/п] ─ Синестези́я — нейрологический феномен, при котором раздражение в одной сенсорной или когнитивной системе ведёт к автоматическому, непроизвольному отклику в другой сенсорной системе.
2[п/п] ─ Лавовая лампа (лава-лампа) — декоративный светильник, представляет собой прозрачную стеклянную ёмкость (обычно цилиндр) с прозрачной жидкостью и полупрозрачным парафином, снизу которых расположена лампа накаливания.
3[п/п] ─ Гонолулу ─ город на острове Оаху Гавайского архипелага, административный центр штата Гавайи и округа Гонолулу.
10[п/п] ─ Бэд-трип ─ сленговое выражение, описывающее негативные, потенциально опасные для психики переживания, которые могут возникать во время психоделического опыта, обычно вызванного приёмом психоактивных веществ группы психоделиков, таких как ЛСД, ТГК (активное вещество марихуаны), сальвинорин А (активное вещество шалфея предсказателей), мескалин (активное вещество кактусов пейотль и Сан-Педро) или псилоцибин (активное вещество галлюциногенных грибов рода псилоцибе).
