1912

      8 января 1912.       Строительство восточного крыла нижнего этажа больницы почти завершено. Последние ящики с рябиной уже доставили в порт Бейкон Хиллс, осталось лишь запечатать все входы и выходы из отделения. Ни одно сверхъестественное существо не сможет покинуть это крыло по своей воле, даже я сам.       Дом Айкена совсем скоро откроет свои двери, но только после того, как я сделаю то, что должен. Я сумел запереть существо в Дикой Охоте, но это всего лишь временная мера. Всадники не смогут удерживать его вечно, и я должен быть готов. Мы заключили пакт с Адской гончей внутри меня: я останусь жить не только как сосуд для него, но и как человек, в обмен на это моей единственной целью станет истребление Анук-Итэ. Я запечатаю себя в одной из камер, чтобы находиться в стазисе ровно столько, сколько потребуется. Эту камеру спроектировал мой старый добрый друг Вильгельм специально под мою сущность: температура здесь будет поддерживаться на максимально низком уровне с помощью специальных охлаждающих механизмов, которые он сам же и разработал. Будучи человеком, он сможет пройти через пепел рябины внутрь, и точно так же сможет покинуть это проклятое, Богом забытое место. И только гений Вильгельм сможет охладить меня именно до такого уровня, чтобы мое тело покрылось пирокластическим материалом. Эта «скорлупа» будет поддерживать жизнь в моем теле до тех пор, пока эта тварь не вырвется на волю.       Но я должен попрощаться с тобой.       Блэр. Словно легкий ветерок, ты влетаешь в свою палату, где я тебя уже заждался. Обвивая руками мою шею, запрыгиваешь на меня, как на деревце, карабкаясь все выше и выше. Осыпаешь рваными поцелуями мое огрубевшее под гнетом чудовищных превращений лицо, пропуская жесткие волосы через свои нежные маленькие пальчики, спускаясь к плечам. Обнимаешь меня крепче, чем когда либо, вырисовывая букву «Б» на моей горячей спине. Ты делаешь это всякий раз, когда мы вместе, словно боишься, что я забуду твое имя.       Но я не забуду, моя милая Блэр.       Я слышу, как твое чуткое сердце трепещет одновременно от радости и беспокойства — ты чувствуешь что-то, но боишься спросить. Я не хочу калечить твою истерзанную душу, я знаю, что демоны мучают тебя каждый день, и если я скажу, что это наша последняя встреча — я лишь сделаю хуже. Я не могу поступить так с тобой, после всего, что ты сделала для меня. По воле случая ты знаешь, кто я, но не боишься меня. Ты — подарок судьбы и моя отдушина.       — Хэл… мне так холодно, прошу, согрей меня.       Я не могу тебя вылечить, как бы не хотел. Лекарства от душевных мук еще не изобрели, увы. Но я могу быть с тобой здесь и сейчас, и постараться хоть ненадолго унять твою боль.       Трясущимися руками торопливо расстегиваешь мои брюки. Твои ледяные губы спускаются вниз по моей шее, оставляя дорожку из ожогов до самых ключиц. Я пытаюсь поймать твой взгляд, но ты сопротивляешься, никак не хочешь смотреть на меня. Отворачиваешься, продолжая тяжело дышать и нервно гладить мои руки. Мне нужно знать, что с тобой все будет в порядке. Я не могу увидеть будущее, но, заглянув в твои глаза, в твои прекрасные изумрудные очи, я хотя бы буду знать, что ты здесь, что ты со мной. Бережно беру твое лицо в свои шершавые руки и, наконец, ловлю безумный взгляд — я смотрю словно на опустевший зимний дом с включенным светом, который ты специально оставила, чтобы прогнать незваных гостей, а сама в спешке убежала прочь. Ты боишься, но не меня, а своих демонов. Они терзают тебя изнутри, издеваясь и глумясь над тобой, голоса шепчут тебе гадкие и гнусные вещи, но ты никогда не рассказываешь, что именно. Ты так и бежишь, не оборачиваясь, в надежде, что когда-нибудь сможешь найти новый, лучший дом. Дом, в котором не будет слез и боли, где ты сможешь расти и цвести в лучах полуденного солнца, сидя в своей теплой постели, вплетая в волосы венок из незабудок, собранных ранним весенним утром.       Удерживая твою тонкую талию руками, бережно насаживаю трепещущее от желания тело на себя — ты двигаешься так отчаянно, словно мотылек, бьющийся об уличный фонарь. Каждое твое движение заставляет меня дышать все чаще, желая тебя все больше. Хрипло выдыхая, откидываешь голову назад, выгибаясь всем телом, продолжая двигаться все быстрее, передавая мне эстафету в этой пляске смерти. Приподняв подол платья, начинаю покрывать поцелуями твой живот, от солнечного сплетения до пупка, словно извиняясь за то, что никогда не смогу дать тебе то, что мог бы, если бы все сложилось иначе. Капли дождя стучат по окну под самым потолком комнаты, приглушая наши стоны.       — Хэл, останься… Прошу, не уходи.       Ты всегда это говоришь, даже когда я рядом. Твое уставшее тело обмякает на мне, и ты проваливаешься в глубокий сон. Но это к лучшему, ведь когда ты проснешься, меня уже не будет рядом.       Прости меня.       С любовью, твой Хэлвин.