Так не бывает

...

Темнота. Снова. Неужели никогда ничего не изменится. Неужели так будет всегда. Или же это мрак? И он потерял контроль настолько, что это его способность застилает ему глаза? Разве так бывает... Вряд ли. Мрак действует на сознание, но не на восприятие реальности. Это всегда так пугало. Ты знаешь, что происходит, и понимаешь, что всё это из-за тебя, но не можешь ничего изменить. Однако, так не должно быть. Теперь мрак - не что-то, что способно навредить ему. Наверное, он просто спит. Спит так долго, что сознание потихоньку начало забывать, что существует что-то кроме кромешной тьмы вокруг. Может, и так. Но тогда почему он не может проснуться? ...Сигма осторожно приоткрывает глаза, делая глубокий, нерешительный вдох. Этот адский смрад, заполняющий его лёгкие, всё ещё свежим отпечатком лежит в его памяти, но теперь дышать даётся на удивление легко. Здесь тихо настолько, что он может отчётливо слышать своё дыхание, и после ветра, взрывов, криков, эта спокойная тишина кажется просто неестественной. - Я что, умер...? - говорить после долгого молчания довольно непривычно, это бесспорно. Голос парня робко отзывается тихим эхом в этом странном месте, и сейчас он хотя бы убеждается, что, по его памяти, эхо может быть только в помещениях. Значит, либо в аду придумали отдельные комнаты, либо он живой. Оба варианта звучат вполне нереалистично, но во что-то всё-таки надо поверить. Было бы ещё у кого спросить... Ах. Кажется, тут есть кто-то ещё. Сигма не может с полной уверенностью сказать, что ему не показалось, потому что его дикая сонливость не даёт ему сообразить, что вообще происходит, и всё же... Надо попытаться хотя бы встать. Так он хотя бы осмотрится и поймёт, как в такой странной ситуации поступать дальше. Как ни странно - и этот факт добавляет ещё один голос в пользу "Я не в чистилище, но так всё равно не бывает" - какие-либо попытки сдвинуться с места не вызывают никакого неприятного отклика в его теле. Зная, что произошло, на данный момент Сигма, по идее, просто обязан хоть что-то чувствовать. Ну, кроме абсолютного непонимания, где он. Хотя, наверное, сейчас и это стоит отбросить. Парень моргает, собираясь с силами, и резко садится на месте, моментально сожалея о сделанном. Кажется, он слегка переоценил свои способности, и эта странная, успокаивающая слабость, которая застала его ещё при пробуждении, настойчиво клонит его вниз. Поспешно подпирая норовящую упасть голову обеими руками, Сигма лениво осматривается, имея теперь больше обзора. Да, как ему и почудилось вначале, это просто комната с ослепительно белыми стенами. Тут буквально нет ничего - одна белоснежная стена, вторая белоснежная стена, третья... Кровать. Нет, не та, на которой парень сейчас сидит, ещё одна. И там действительно кто-то лежит, укрытый одеялом чуть ли не до макушки. Сигма, отбросив остальные мысли, всматривается в это лицо, которое разглядеть ввиду света, исходящего из окна прямо за его спиной, довольно сложно. Даже если так, то это не мог быть кто-то из его знакомых ребят... И одновременно мог. Вполне странная мысль закралась в голову парня, и как он ни старался, выгнать её не получалось. Парень в один момент даже хотел ущипнуть себя, чтобы проверить, не кажется ли ему, но вовремя вспомнил, что боли он всё равно не почувствует. Хмурясь, Сигма, мысленно коря себя за глупость, которую он собирается сделать, вновь подаёт голос. - ...Джеральди...? - осторожно, даже пугливо спрашивает, отводя глаза. Он хочет, чтобы этот парень, проснувшись, посмеялся над ним и сказал, что никакого Джеральди давно уже нет. Потому что это его вина. И именно из-за него человек, которого он пытался спасти, погиб в том взрыве. Из-за него. Так просто не бывает. Так не бывает, когда такие истории заканчиваются чем-то, кроме сплошной боли. Все всегда страдали именно из-за него, по его глупости, по его слабости. Он чуть не убил Кинако, когда она напала на них в Храме Просвещения. Из-за него страдал Морикадзе, который вовсе не был причастен ко всей идее Корпорации Майнди. По его вине чуть не погиб Такахаши, будучи верен своему боссу и своей цели. И теперь... Тот, кто был всё это время в смятении, в отчаянии, охваченный ненавистью от одного существования Сигмы, определённо мёртв. По-другому быть не могло. Именно поэтому, в то мгновение, когда человек, лежащий на соседней кровати, открывает глаза, что-то внутри Сигмы ломается. Эти глаза не должны быть такими зелёными. Так не бывает. Это неправда. - Хмм...? Что... - это не может быть его голос. Даже если это он, почему он не кричит, не злится, не ненавидит его? Что происходит... Почему... Почему... - ...Сигма? Услышав своё имя, время будто резко встаёт в голове парня. Его взгляд перестаёт блуждать по комнате, концентрируясь на сонном, уставшем, перебинтованном, но отчего-то таком жизнерадостном лице, чьи совершенно беззлобные глаза скорее с интересом, чем с каким-либо другим чувством смотрят на него в ответ. - Ты как вообще... Сидишь? Выглядишь как один сплошной бинт, - спокойно протягивает этот человек, оценивающе оглядывая Сигму с ног до головы. - Мне кажется, или тебе стоит лечь... Сигма округляет глаза, чувствуя, как его, кажется, отшатывает куда-то вбок. Это разве может быть он? Джеральди всё это время пытался убить его. Почему он так дружелюбен? Что вообще могло заставить его поменяться? Или же... Точно. Майдониума больше нет. Катастрофа, по всей видимости, разрушена. Но даже без этой силы, от которой теряется рассудок, вся ненависть должна была остаться в сердце этого парня. Люди не начинают вести себя по-другому просто так. Это было как минимум... Нереалистично. Сидящий на кровати парень не двигается с места, вопреки совету, и лишь задумчиво хмыкает. Ладно, стоит позвать его ещё раз, на всякий случай. - Ты живой? - зеленоглазый на соседнем месте моментально фыркает со смеху. Вот теперь вся ситуация кажется немного правдоподобней, по крайней мере. - Идиот, как ты думаешь? Ну, если не веришь... - Джеральди неспеша ворочается под одеялом, будто готовясь выкинуть что-то подозрительное (наверное, даже подозрительнее факта его удивительной живучести после произошедшего). Наконец, из-под белого полотна помимо его лица показывается перебинтованная рука, под стать, кажется, любому живому человеку в этой комнате. То есть, им обоим. - Тыкни меня в руку. Всё равно без дела сидишь. - самоуверенно заявляет он, совершенно беспечно глядя на Сигму. Да что с ним не так? Парень с мешками под глазами смеряет его презрительно-изумлённым взглядом, всё так же не решаясь сделать какое-либо движение в ответ. Через секунд десять мёртвой паузы он наконец решает заговорить. - Ладно, это похоже на тебя. Несёшь какой-то полнейший бред, я и так верю. - Джеральди, хмыкая, хочет было подобрать руку к себе, но Сигма вдруг резко подаётся вперёд, с намерениями явно рукотыкательными, и слегка не рассчитывает свой рывок. Отчего они оба остаются ни с чем - один успевает спрятать руку под одеяло, а второй, неловко перевесив, грохается на пол, взметнув в воздух, озарённый солнечными лучами, целое облако пыли. Опомниться Сигме удаётся только через пару секунд, когда он, оторопело тряхнув головой, в которой теперь странно и как-то лениво гудело, почувствовал, как его настойчиво тыкают в плечо. Ладно. Раз не он, то его. - О. Я думал, ты от своей акробатики откинулся. Доброе утро. - со спокойным оптимизмом заявляет зеленоглазый, слегка перевесившись через бортик кровати, наконец прекращаяя своё не самое увлекательное дело в привлечении внимания. Лежащего на полу парня такое отношение к нему всё ещё возмущает, поэтому он, слегка перевернувшись, чтобы вновь встретиться со своим бывшим врагом глазами, решает наконец-таки спросить обо всём напрямую. - Так... Где тирады о том, насколько срочно мне надо сдохнуть? Я чего-то не понял? - Конечно, здесь может играть роль и то, насколько они оба сейчас были по-необычному спокойны и даже в каком-то смысле непривычно рады друг друга видеть, - до Сигмы только сейчас начало доходить, что, скорее всего, дело в каких-нибудь зельях, которые обычно дают в больницах. Чтобы самый обычный человек - или монстр, или кто угодно, кроме Гоу Кирими, - не помер от болевого шока. В этой ситуации и с такими мозгами вероятнее всего можно было умереть, например, от своей тупости, поэтому такой расклад дел только подогревал интерес ко всему, что тут творится, в принципе. Спросить мнения главы MDCR насчёт его отношения к нему после случившегося всё равно не помешает. Если что, то можно как раз умереть от чего-то тупого - к примеру, от долгого лежания на полу, потому что по собственному самочувствию вставать как-то не то что бы не хотелось, даже не представлялось вполне возможным. При таком довольно легкомысленном, но всё-таки неиронично весёлом настроении, Сигма не слишком хотел переходить на серьёзные темы - сам факт того, что человек, которого он мог запросто угробить, оказался живым, уже свалил огромный камень с его души, - однако, любопытство нехотя брало верх. К этому интересу теперь резко и прибавилось недопонимание, когда несколько высокомерный взгляд зеленоглазого парня, услышав вопрос, смягчается, а приподнятые в каком-то мягком радушии брови только дают знать, что разговор, на счастье, выйдет не таким уж и тяжёлым. - Верно... Ты ведь ничего не знаешь. - Джеральди легонько хлопает себя ладонью по покрытому бинтами лбу, - Всё уже прошло. Я больше не злюсь на тебя. Сигме резко хочется куда-нибудь спрятаться, хотя бы отвернуться, но ему совершенно некуда деться от этого светящегося какой-то простой, словно совершенно ничем не запятнанной радостью лица. Он так привык видеть, как это же лицо содрогается в гневе, а в глазах читается жгучая, откровенная ненависть, что всё это мгновение вновь окутывается пеленой абсолютной нереалистичности. Сероглазый открывает было рот, чтобы что-то сказать, но чувствует, что не может произнести ни звука. Словно в тот момент, когда жар нагревающейся Катастрофы обжёг ему глотку. Только сейчас это было что-то невесомое, добродушное и простое, что заставляет его маску напускной уверенности сорваться, сжечься, уничтожиться. Это было что-то, что и он сам хотел показать этому человеку, вразумить его. Но теперь его же картой сыграли, да ещё и так непринуждённо, что просто-напросто поставили его в тупик. Все эти годы, все пять лет, которые он осуждал, презирал, ненавидел, сошлись и поблёкли в этом мгновении, оставив его обезоруженным. Наконец, Сигма находит в себе силы поднять глаза, моментально отшатываясь, словно от удара. Перед ним вновь рука - уже ближе, ладонью вверх, протянутая именно ему - и снова эти тёплые зелёные глаза, в которых читается всё то же мирное добродушие. - Эй? Может, хотя бы попытаешься встать? На, хватайся.- и парень на полу широко распахивает глаза, ощущая, как всё, что с ним произошло, складывается в одну огромную, сложную и запутанную, но такую замечательную историю. Рука Джека, хватающая в последний момент Императрицу Бачикин, которая вот-вот должна была соскочить с обрыва в бездну. Его собственная рука, протянутая Джеку после победы над Ванитасом. И теперь эта, слегка подрагивающая, но всё же твёрдая рука Джеральди, предлагающая не столько помощь, сколько примирение. Все эти годы, все эти минуты сомнения, отчаяния, ненависти, вели к чему-то хорошему. К смирению. К прощению. К искуплению. И Сигма чувствует, как ему становится отчего-то так невесомо спокойно, когда он протягивает руку в ответ, с некоторой поддержкой приподнимаясь и облокачиваясь на кровать Джеральди. Он шумно вздыхает, измотанно пряча лицо в скрещенных на простыни руках, и чувствует, как его глаза начинает странно пощипывать. Зеленоглазый легонько наклоняется к нему, озадаченно ища хоть что-то, что могло бы подсказать ему, почему его собеседник уже столько времени не произнёс ни слова. Всё само собой встаёт на свои места, когда парень, всё ещё уткнувшись головой в простыню, издаёт один робкий тихий всхлип, ещё сильнее зарываясь лицом в свои руки. Джеральди в глубине своей души понимает, что этот парень, как и он сам, всё ещё слишком слаб от обезболивающих, но он так же осознаёт, почему, после всего, тот самый человек, который однажды изменил всю его жизнь, теперь сидит и тихо плачет на его кровати. Именно поэтому Джера осторожно наклоняется к нему, и лишь грустно хмурится, когда только теперь, приблизившись, ему удаётся услышать, что всё это время Сигма, в перерывах между тихими пошмыгиваниями, без устали шептал извинения. Словно он до сих пор не верил, что его можно простить. Джеральди понимал это чувство, и одновременно не хотел думать о том, каким родным оно казалось для него. Разве только этот человек, сидящий перед ним, совершил столько ошибок, что, казалось, их искупление не придёт даже в тот самый момент, когда ему будет суждено отдать свою жизнь? Нет, нет. Они оба сделали достаточно. Из-за них обоих пострадало много людей. Но среди всех тех вещей, что они успели совершить, ведь должно найтись что-то, что поможет им жить дальше. Так ведь? Да, начинать новую жизнь сложно. Иногда кажется так трудно отпустить своё прошлое. Но, если так подумать... Всё ведь начинается с признания своих ошибок. С прощения. Для того, чтобы на старой, обгоревшей земле выросла новая жизнь, нужно отбросить этот старый, ненужный, засохший дёрн. И верить в то, что эта почва, обновившись, даст новые ростки. Только теперь Джеральди наконец понимает это. И только теперь он чувствует, как, осторожно положив руку Сигме на плечо в попытке хоть как-то утешить, он тоже начинает торопливо смахивать слёзы. - И т-ты меня прости... - заикаясь, шепчет зеленоглазый, устало опуская дрожащие веки. Они никому не скажут, что на самом деле произошло. А даже если кто-то спросит, то спишут на то, что солнце слишком ярко светило им в глаза. Или на то, что просто давление поднялось. Тем не менее, никто никогда не узнает о том, что случилось в этой маленькой, чисто белой комнате до того, как кто-то из знакомых их не нашёл. Да и стоило ли говорить? Может, всё и так было понятно. И они наконец-то нашли друг в друге то, что так давно искали.