dance around the living room, lose me in the sight of you

When I take a look at my life and all of my crimes You're the only thing that I think I got right Когда я смотрю на свою жизнь и все свои злодеяния Я думаю, что ты - единственное, что я сделал правильно «Lover of Mine», 5 Seconds of Summer

В своей жизни Макс совершил много поступков, о которых сожалел: от досадных ошибок новичка на трассе, даже после того, как набрался опыта, до разбитых сердец многих людей, которые, откровенно говоря, этого не заслуживали. Горькие воспоминания служили лишь напоминанием о его неудачах, преследующих его день за днем. На протяжении всей своей карьеры Макс осознавал, что его считают мудаком, человеком, который не заботится ни о чем и ни о ком, кроме самого себя, эгоистичным придурком, чья единственная цель в жизни - достичь заветной первой ступени на пьедестале почета, независимо от того, по чьим головам для этого придется пройти. В глазах окружающих Макс был малолетним преступником, анафемой или всего лишь ребенком, пытающимся играть с большими мальчиками на их же территории. Он признавал, что все это не без причины. Мерзкое и горькое сожаление скрутило его желудок, когда он мысленно перенесся назад во времени и взглянул на себя самого всего лишь несколькими годами моложе; даже оглядываясь назад всего на один год, Макс содрогался от лицезрения собственного проклятого «я», от того, как он с несравнимой незрелостью справлялся с обрушенными на него жизнью трудностями. В последние месяцы окружающие говорили ему, что он сильно изменился и повзрослел, будто стал совсем другим человеком. Должно быть, все дело в том, что ты стал первым номером, хороший ход от руководства. Макс все еще был самим собой, но он не высказывал этого вслух; изменения не были связаны с его ролью в команде, но он предпочел не распространяться об этом. Мысли о себе не приносили ему никакого удовлетворения, стыд - единственное, что он чувствовал, вспоминая, каким был раньше. Оглядываясь назад, Макс осознавал, что его всегда окружали люди, но он все время чувствовал себя безумно одиноким, просто еще один человек в море других, смело уставившийся прямо в дуло дробовика, направленного на него средствами массовой информации ради развлечения. А потом он сблизился с Шарлем. С Шарлем, который улыбался ему из моторхоума Заубера с горящими глазами и ямочками на щеках всякий раз, когда видел его в паддоке, и Макс с трудом проглотил комок в горле, когда впервые это заметил; с Шарлем, который так изменился с тех пор, как Макс последний раз его видел, с тех пор, как он в последний раз внимательно смотрел на монегаска, когда у того все еще были длинные волосы и говорил он только на ломаном английском. Макс не был уверен, как и почему у него внезапно возникло желание сблизиться с Шарлем, проводить с ним дни напролет, приглашать его на самые различные свидания и ужины, делать всю ту домашнюю и милую ерунду, которую он видел только в романтических фильмах и при виде которой его раньше передергивало. Но Шарль отличался от всех остальных. Шарль был милым, нежным и заслуживал кого-то намного лучше, чем он – по крайней мере, так считал сам Макс. Возможно, именно поэтому они оказались вместе. Шарль смотрел на Макса и не замечал его ошибок и неудач, он видел что-то большее, другую его часть, которая раскрывала его как человека; Макс хорошо знал, что Шарль помог показать миру настоящего Макса, а не машину, движимую амбициями, которой его все представляли. Даже если все это заключалось только в сдержанных фотографиях переплетенных ног и силуэтов или снимках доставки цветов, размещенных в историях инстаграм, постановке тэгов и любых видимых проявлениях, скрытых от остального мира. Макс был бесконечно благодарен Шарлю. Он закрыл глаза на все плохое, на все проступки Макса, на то, что все считали его злодеем, и крепко поцеловал его на пирсе в Монако под теплым летним дождем после того, как Макс излил свою душу. Это произошло уже давно, но было все еще ясно в их головах, как будто случилось вчера. Когда пара рук коснулась Макса, он вернулся к реальности, к Шарлю, чьи губы нежно поцеловали его сзади в макушку и пробормотали: - Ты опять слишком много думаешь. По спине Макса побежали мурашки, когда он расслабился, становясь податливым, как пластилин, в руках монегаска. Он не ответил, просто накрыл руки Шарля своими и прижал его к себе, прижал, чтобы убедиться, что он не плод его воображения, что он все еще с ним по какой-то, для Макса неизвестной, причине. Если Макс и был в чем-то уверен, так это в том, что он никогда до конца не поймет Шарля Леклера. - Макс, - строго произнес Шарль, поворачивая своего парня так, что они оказались лицом к лицу, всего в нескольких дюймах друг от друга. Выражение лица смягчилось, Шарль поднял руку, чтобы коснуться щеки Макса, - не мучай себя. Макс ничего не сказал, просто опустил руки на талию Шарля, поглаживая большими пальцами кожу через ткань футболки. - Я люблю тебя, - наконец заговорил он тихим голосом, но Шарль прекрасно его слышал; медленно, он обхватил руками затылок Макса и нежно прижался своими губами к его губам. - Я люблю тебя, - ответил ему Шарль после того, как они оторвались друг от друга, соприкоснувшись носами и смешав дыхание от близости. Ощущение рук Макса, обнимающих его за талию, заставило молодого человека довольно замурлыкать, и он сжал Макса в объятиях, вдыхая его пьянящий аромат. - Я думаю, что ты - единственное, что я сделал правильно, - Шарль едва расслышал слова, слетевшие с губ Макса, в них чувствовалось что-то нехорошее. Отступив на шаг от своего парня, он взял его за руку, а свободной рукой погладил Макса по щеке, заставляя его перестать хмуриться. - У всех свои демоны, Макс, - мягко прошептал он, растягивая губы в легкой и ободряющей улыбке, когда его глаза встретились с глазами напротив, - не позволяй им мучить тебя. Не наказывай себя за мелочи. Оно того не стоит. Макс снова промолчал, затягивая Шарля обратно в свои объятия, боясь, что он внезапно исчезнет и снова оставит его одного; в его прошлом было много вещей, которые теперь вызывали у Макса лишь сожаление, но любовь к Шарлю точно не была одной из них.