если бы не

Юле девятнадцать. Юля двукратная чемпионка Мира, трёхкратная чемпионка Европы и Гран-при; у Юли на носу Олимпийские игры, на которые она поедет в качестве главной претендентки на заветное золото. Золото, о котором она грезила и которое ей пророчили ещё с новисов; и после первого сезона в юниорах, в котором она выиграла всё, что только можно, на вопрос о своей мечте уверенно ответила, что хочет победить на Олимпийских играх. Олимпийские игры ещё не начались, но уже успели вымотать Юле все нервы, скрутить их в тугой клубок и положить в железную коробочку с нитками. Хрупкая Юля ездит в Женеву на сессию Международного олимпийского комитета и отстаивает честь сборной перед людьми, которые могут одним решением сломать жизнь тысяче людей, живущих своим делом и идущих к одной цели. Юля тренируется в неведении, пашет как конь, устаёт как собака, пропадает у станка и убивается на льду, берёт дополнительный час и прыгает-прыгает-прыгает. Юля мало ест, Юля худеет, Юле плохо, Юля психует. У Юли анорексия. Цифра на весах устраивала тренера. Юлю нет. На каждое взвешивание она шла как на расстрел и радовалась каждому, даже совсем небольшому, отвесу. Навязчивая мысль о том, что нужно сбросить вес, въелась в подкорку огромными буквами ядовито-салатового цвета и, напоминая о себе, загоралась ослепительным неоном каждый раз, когда Плисецкая открывала холодильник. Губительная мысль помогла Юле сбросить балласт, почувствовать лёгкость в теле и с ещё большим усердием ударяться в работу, прыгать, теряя умопомрачительную высоту и выезжать только за счёт бешеной крутки. Плевать, что утомляться она стала быстрее — просто недосып. Юля волнуется, Юле можно. — Давай ещё раз последнюю дорожку шагов, — говорит Лилия Михайловна стальным тоном, дожидаясь, пока Юля отдышится. И, подумав, добавляет: — и вращение. И Юля делает. Делает, вкладывая всю себя в каждый шаг и взмах рукой. Сжимает зубы, терпя боль в спине, и выгибается в заклоне на максимальные плюсы. В голове ещё долго звучит ненавистный Дебюсси. После тренировки Юля тонет в пуховике и уходит, закидывая на плечо сумку с коньками, которые уже её, кажется, перевешивают. Она тратит последнюю поездку в метро на «Подорожнике», чтобы доехать до дома, кормит кота, в тишине съедает (пытается впихнуть в себя) обезжиренный черничный йогурт, сблёвывает его и ложится спать. Уснуть, как обычно, не получается, потому что сводит ноги, болит голова и вообще; Юля заходит в инстаграм и листает ленту, лайкает ужасное фото Вики с Юри и спонсорский пост Алсу, отвечает на её же дневные сообщения, не ожидая ответа раньше часа дня. Знает, что Алсу тоже пашет как проклятая и дико устаёт — так и общаются. Задерживает палец над своим фото с какого-то первенства водокачки в рекомендациях, оценивающим взглядом смотрит на Юлю полугодовой давности. Сейчас это платье нужно ушить в талии, чтобы обтягивало. Да, точно, надо занести к Ольге. Пролистывает, не лайкая. Сообщение Миши, который какого-то хрена не дрыхнет без задних ног, её совершенно не колышет, словно речь идёт вообще не о ней. «Юль, ты стала какая-то тощая в последнее время» Как будто Юля сама не знает. Как будто не у неё каждую ночь мышечные спазмы и нет месячных. Как будто не она сбросила семь кило, глотая какие-то таблетки и перебивая голод детским пюре, лёгкими салатами и водой, которые после в худшем случае оказывались в унитазе. «мы с Галей волнуемся» Да засуньте в задницу своё волнение и, ради бога, не выносите на всеобщее обозрение. Юля не обновляла инстаграм уже несколько месяцев, не считая выложенной фотографии с заседания МОК с каким-то воодушевляющим текстом о важности участия в этом деле. Спасибо за предоставленную возможность, это такая ответственность, все дела. Юля смотрит в зеркало и ненавидит то, что она видит. Тощее тело, для которого все платья уже велики, (возможно, что-то с юниорского периода и будет нормально сидеть) спутанные и сухие на кончиках светлые волосы, заострившиеся черты лица. Это не она. Не та Юля, улыбающаяся в камеру на той фотографии в рекомендациях. Воспалённый мозг пока это просто не осознаёт. Юля не хочет фотографироваться ни для Алсу, ни для фото в галерее, ни для инстаграма. Через несколько дней она выкладывает фото у станка и предусмотрительно выключает комментарии впервые за всё существование аккаунта. Ей было совершенно не до этого. Посчитать калории в диетической кока-коле, принять таблетки, скорчиться над унитазом — вот до чего ей было дело. Что нужно было, чтобы наконец-то понять, что что-то не так? Не шедшие тренировки, разваливающиеся ещё на заходе прыжки и болящие рёбра ладоней после ожесточённых ударов по льду; постоянно раскалывающаяся голова и выход на лёд в кофте, потому что холод пробирал до костей. И одно-единственное замечание Вики, появившейся на одной из тренировок. Миша пишет целую тираду о важности здоровья, что «олимпиада совершенно не то, ради чего нужно гробить себя», когда Юле ставят страшный, но ожидаемый диагноз, и её участие на Олимпийских играх накрывается медным тазом, а она просто хочет сдохнуть, как будто потеряла смысл жизни, цель и мотивацию. Юля плачет, чуть ли не выблёвывая еду, которой её кормят, пьёт какие-то таблетки и витамины, пропадает на обследованиях и в кабинетах у психологов, психотерапевтов, диетологов. В голове бьёт набатом омерзительный Дебюсси. Юле почти двадцать и Юля смотрит прямую трансляцию произвольной программы одиночниц из Пхёнчхана. Мысли «блять, там могла быть я» и «я бы всем надрала там зад, если бы не…» уже не так скреблись по сердцу острыми когтями, потому что Юля не глупая и давно поняла, что уже всё. Период реабилитации будет долгим, радуйся, если сможешь выйти в Финал Гран-при в следующем сезоне. Если сможешь вернуться на соревновательный лёд. Калории в диетической кока-коле не стоят испорченного здоровья. Сама во всём виновата.