Пять причин любить

Он знал, что есть миллион причин, по которым ему никогда не следовало смотреть на нее, знал, что есть тысяча причин, по которым ему никогда не следовало снова на нее смотреть. Он Драко Малфой. Она Гермиона Грейнджер. Это абсурдно, нелепо. Даже думать об этом было безумием. Он старался не думать об этом. Он старался не думать о ней, потому что у него была сотня причин никогда не влюбляться в нее. Драко отвернулся от окна и посмотрел на спящую жену, рядом с которой свернулась калачиком их дочь. Их умная дочь с растрепанными темными кудрями и светло-серыми глазами. Драко улыбнулся. Десятки причин никогда не должны были привести к этому, но, наблюдая за своей семьей с наполненным счастьем сердцем, он вспомнил причины, которые к этому привели. Все началось с ее глаз. Он вошел в архив Визенгамота, и там, уставившись на него, стояла она. Ее взгляд был жестким, пронзительным, удерживал его на месте так же твердо, как любая булавка когда-либо удерживала бабочку в рамке под стеклом. Она смотрела на него, она пристально смотрела на него. Она не говорила, не двигалась, только смотрела, и впервые с тех пор, как был подростком, он почувствовал, как горячий румянец пробежал по его щекам и вниз по шее. Ее взгляд недолго оставался твердым и острым. Он не помнил точно, когда это случилось, не мог вспомнить, когда все изменилось, но в какой-то момент — в какой-то момент, когда он смотрел на нее, — глаза Гермионы изменились. Она посмотрела на него, и его мир изменился. Он не мог отвести взгляда от ее глаз, обрамленных длинными ресницами, темными, как уголь, на бледных щеках. Она моргнула, всего раз, и это привлекло его, как приглашение. Приглашение на толстом кремовом пергаменте, написанное завитушками и молча вложенное ему в руку. Приглашение, от которого он не мог отказаться. Не отказался бы и за все галлеоны в его хранилищах. Первую ночь они провели разглядывая друг на друга. Только смотрели. Просто смотрели. Этого было достаточно. Это являлось именно тем, что было нужно прямо сейчас, в этот момент. Они сидели держась за руки, колени к коленям и смотрели друг на друга. Ее глаза смягчились, взгляд окутывал бархатом. От глубокого карего оттенка ее радужки ему стало тепло. Горячо. Она искоса взглянула на него. Беглый взгляд. Драко замолчал, даже не заметив этого. Он скользнул в ее глаза и утонул в них. Потом были ее губы. Изогнутый лук вверху, пухлый изгиб внизу. Она всегда красила их в красный цвет, но они никогда не выглядели кричащими. Они были малиновыми, алыми, коралловыми, карминовыми. Они были красными, как рубины в лунном свете. Их первый поцелуй запятнал его губы, оставил неизгладимую отметину. Пометил отпечатками ее губ. Он поцеловал ее, и сердце полетело, как снитч, трепеща и безумствуя, и его невозможно было остановить. Невозможно, за исключением одного человека, правильного человека. Она поймала ртом его губы, поймала своими блестящими красными губами. Драко провел зубами по ее нижней губе, и Гермиона застонала. Провела губами по его горлу, и он резко выдохнул. Она исследовала его губами, зубами и языком, находя каждое место на его шее, которое заставляло извиваться от удовольствия. Его кожа покрылась красными отметинами. Алые отпечатки ее рта, малиновые синяки от зубов, карминовый румянец желания. Она целовала его, и он целовал ее, их губы соприкасались с такой же неумолимой силой, как притяжение Луны на приливах и отливах. Когда он вернулся домой и посмотрел в зеркало, то улыбнулся. Коралловые отметины покрывали его шею, воротник и — он коснулся пальцем нижней губы — распухший рот. Он чувствовал ее поцелуй еще в течение нескольких недель, и каждый раз, когда призрак ее ласк начинал исчезать, она бросала на него томный, страстный взгляд — и все начинала заново. Следующей была прическа. Ее длинные и необузданные волосы, дикие и безудержные кудри. Под плакучей ивой на берегу прозрачного ручья, который никто не потрудился назвать, ее волосы струились подобно воде. Как-то перед обеденным перерывом он потянул за ее локон, когда пригласил присоединиться к нему под тем деревом, обернул прядь вокруг пальцев и привлек ближе. Ее взгляд стал резче, затем смягчился. Рубиновые губы плотно сжались, прежде чем она прошлась по ним розовым языком. Под раскачивающимися ветвями дерева Драко подложил руки под голову и смотрел на Гермиону, склонившуюся над ним. Ее длинные волосы касались его плеч и ласкали щеки. Она наклонилась и поцеловала его, легко, как весенний ветерок. Драко заурчал и потянул ее вниз, пытаясь уложить на себя. Ее волосы окружали его. Она окутала его теплом и ароматом гардений. Он запустил пальцы в ее кудри и погладил по спине. Гермиона замурлыкала и облизала его губы, углубляя поцелуй, извиваясь на нем. Драко подавил вздох, а Гермиона подняла голову и бедрами прижалась к его паху — он громко застонал. Пальцами запутался в ее волосах, нежно подергивая их. Гермиона застонала, и этот звук пронзил его, как огонь. Он перекатился, подминая ее под себя. Гермиона улыбнулась, ее глаза засияли, а волосы рассыпались вокруг, как корона. Затем была ее кожа. Кремовая, бледная. Прозрачная на внутренней стороне запястий и под коленями, у основания шеи и чуть ниже ушей. Прошло несколько месяцев, прежде чем он обнаружил, что кожа на ее груди тоже тонкая и нежная, с кружевными прожилками голубых вен, проступающих сквозь легкий румянец возбуждения. Гермиона облизнула губы и затаила дыхание, пока он смотрел на нее, судорожно вздохнула, когда он обвел одну из ареол длинным дрожащим пальцем. Гермиона убрала челку с его лба и пальцами прошлась по шее сзади, когда он вытянулся рядом с ней и склонил голову к ее груди. Он гладил ее так, словно она была цветком, который, если сильно упорствовать, можно раздавить. Его пальцы двигались по ее коже как восход солнца по небу. Он коснулся мягкой кожи ее живота, обвел пупок и бедра. Драко исследовал впадины и изгибы ее тела. Он исследовал ее тени и нашел места, которые заставили ее выгибаться от его прикосновений. Он поднял взгляд и вопросительно на нее посмотрел. И увидел ответ, который надеялся найти в темных глубинах за ее ресницами. Наклонился, в поцелуе прижимаясь к ее ребрам. Он целовал ее, каждый дюйм от шеи до бедер, вниз по длине рук от плеч до кончиков пальцев, вверх по ногам от каждой тонкой лодыжки до тепла бедер. Гермиона потянулась, разметав волосы по подушкам, и раздвинула колени. Она обхватила руками груди, поднимая их к Драко в молчаливом приглашении. Он устроился между ее бедер и поймал губами один сосок. Скользнул по нему языком, кружил вокруг. Она задрожала, коленями обхватывая его бедра. В течение минуты он слышал только стук своего сердца, а потом понял, что ее алые губы произносят его имя. Она ухватила его за волосы и притянула к себе для поцелуя, языком скользнула в его рот, зубами прикусила за губу. Он грудью чувствовал жар ее кожи, ощущал нежность ее губ. Гермиона толкнула его на спину и оседлала. Выгнула спину, и концы ее волос заплясали на его бедрах, а брошенный на него взгляд наполнился жаром. Притянув к себе, Драко целовал ее, целовал, целовал до тех пор, пока у обоих не закончилось дыхание. Она лежала, положив голову ему на плечо, переплетя свои ноги с его, и их пульс замедлялся в едином ритме. Так они и заснули. Последним было ее сердце. Оно направляло каждое ее действие, управляло каждым ее ответом. Когда Гермиона посмотрела на него, ее темные ресницы затрепетали — именно ее сердце разглядело его. Когда она целовала его шею, прижимаясь алыми губами — именно ее сердце ласкало его. Когда ее волосы обвились вокруг его тела, щекоча грудь и живот, — именно ее сердце окружило его. Когда ее кожа вспыхнула от удовольствия, заливаясь румянцем, становясь горячей, когда Гермиона прижималась к нему — именно ее сердце согревало его. Ее сердце было подобно птице, свободной и танцующей в небе. Его нельзя было схватить, его нельзя было поймать в ловушку, но оно могло петь и могло парить. Его нельзя было захватить, но можно было отдать. Она отдала его ему. Она отдавала его Драко в каждом взгляде и каждом поцелуе, во взмахе волос и аромате благоухающей кожи. Драко отказался посадить его в клетку, но позволил свободно летать. И она бросилась в его объятия.