Когда Риз и Фиона сталкиваются друг с другом, обе синхронно думают: «ну и сучка».
А сталкиваются они неизбежно: кажущаяся напряженность плотнеет, бьет током, на долю секунды всё отходит на второй план, и на ум приходит одно-единственное слово: «соперница». Тогда Риз улыбается, как принято на Гелиосе, ведь неприязнь лучше прятать за улыбкой, а Фиона по всем пандорским традициям закономерно сжимает кулаки.
Это вынужденная мера. Но после — по закону природы они обязательно с потрохами сожрут друг друга.
А пока… в то время как Риз планирует, а планирует она всегда много, тщательно, не вдаваясь в детали, вести холодную войну, выжидая, пока соперница оступится, покажет слабину, Фиона попросту мечтает свернуть ей шею.
— Как тебе по вкусу песок, пылеедка? — напевает Риз, любуясь своими ногтями — избранно практичной квадратной формы.
— По крайней мере, я не прыгаю из койки в койку и не лебезю перед начальством.
— Пошла ты, — Риз посылает воздушный поцелуй. Потому что она всегда так делает. И её, Риз, вовсе не привлекает мысль сгладить углы.
Риз расстегивает две пуговицы под красной оторочкой, а самой хочется нырнуть в открытый вырез корсета. И это ненормально, что она представляет вкус смугловатой кожи и как медленно он тает на кончике языка.
Риз наносит жасминовые духи на кожу, роллер привычно огибает ключицы, скользя по ложбинке груди, и она забывается в ощущениях… но вовремя одергивает себя. Без сожалений выбрасывает из мыслей, зачеркивает кибернетической рукой, а Фиона из подсознания выплывает в липкий, влажно-подростковый сон.
Риз прозаично называет это идиотством.
— Ты, конечно, девушка невыносимо притягательная, но не в моем вкусе, — подводит Вон, продолжая шутку, ту самую, понятную-не-всем.
Фи слышит всё краем уха, ей
приходится.
— Так и должно быть. В этом ведь и смысл дружбы, нет? — та, убирая каштановые волосы набок, смотрит с теплотой, смеется непринужденно и легко, как при любом исходе никогда не станет с Фионой. — Бог создал меня по своему образу и подобию. Ему тоже нравятся модели. Не у всех пристрастия совпадают, и это естественно.
Фи выводит свою фирменную «убойную фразочку», и Риз улыбается предсказуемо ослепительно, ярко-ярко, и черт один разберет, что там за этой улыбкой, а Фиону всю воротит от девочки с обложки, которая собралась урвать чуть ли не все звезды на небосклоне.
Фионе, правда, делить их с кем-то не хочется тоже.
___
— Отсутствие чувства стиля, запах бесплатных духов. Когда ты носишь их, ты беднее, чем есть на самом деле, Фиона. Судя по твоей нынешней одежде, ты уже начала побираться, как и все на этом куске убожества в пространстве?
— Все так же самоутверждаешься за чужой счет, а, Риз?
— Что я слышу? Твое задетое эго.
— Слишком много чести для тебя одной.
Даже сейчас, с заломанными за спину руками, пока не будут вскрыты все карты, она не скажет, что всё время вела игру, что находит этот стимпанковский костюм ахренеть каким классным, что тайком обливалась теми самыми приторно-отвратительными духами, что её чувства
другие.
Язык не повернется, она не скажет, потому что у них и без того проблем полно, и, в конце концов, потому что не так уж это и важно.
Их освобождают, и первым, что Риз делает — затаивает дыхание, когда Фи поправляет лямку лифчика через одежду, и сжимает скрещенные ноги.
___
Она стискивает жакет, выдубленная кожа приятно скрипит под ногтями, и согласный поцелуй со стороны Фионы взрывается в мозгу сверхновой. А целует Фиона до того отчаянно-пылко, что на них двоих кислорода не хватает, что все порнофильмы превращаются в кино с рейтингом PG. Случайный удар её кулака угрожающе приходится по косяку.
Риз, едва поспевая сохранять равновесие, не станет оправдываться, что оно произошло само собой и прочими заготовленными фразами, на случай, если их застукают. У неё, честно, уже крыша едет от неконтролируемого желания, зияющего в груди черной дырой.
Обыкновенный секс не равно убийство. И она убеждена в этом настолько, насколько убеждена в том, что у Фионы на этот счет иные соображения.
Фи с той её полосатой рубашкой не церемонится, срывая последние пуговицы, комкая и бросая под ноги. И Риз посылает всё к черту, прижимаясь, обхватывая ногами так близко до точки удовольствия, как подсказывают внутри инстинкты.
— Это ничего не значит, — отрываясь, шипит, как от боли,
но вовсе не от неё, Фиона, и клацает зубами в преддверии пробуждения; на шее и подбородке остатки ненавистного розового блеска. — Считай, что ничего не было, ясно тебе?
Риз затыкает поцелуем, набирая воздуха в диафрагму, и опускается вместе на диван, занимая позицию, более удобную.
— Ты же не думала, что я буду спрашивать разрешения?
