Одержимость

      Вэй Усянь всегда считал ревность своего Нефрита весьма забавной. Ему нравилось дразнить Ванцзи из раза в раз, потому что следующие ночи сразу же наполнялись дикой страстью. Такого открытого Лань Чжаня он просто обожал. И над таким Нефритом всегда было так очаровательно наблюдать. Но однажды эта ревность перестала быть забавной, когда однажды в любимых золотых глазах поселился жгучий холод.       Старейшина заметил изменения не сразу, поначалу он просто не обращал внимания. Ночи их всегда были жаркими, следы страсти порой подолгу не сходили. Но когда синяки на запястьях стали чуть ли не постоянными, Усянь напрягся. Он постарался временно ограничить свои фокусы, но поведение Лань Ванцзи не изменилось, оставаясь всё таким же агрессивным.       Изменения эти были замечены не только Старейшиной. Лань Хуань, в один из таких дней, обвёл подозрительным взглядом потемневшие запястья Усяня. — Господин Вэй, у Вас всё хорошо? Ванцзи ведёт себя странно, слишком странно. — Всё хорошо, Цзэу-цзюнь. Меня Лань Чжань не обидит, мы просто немного увлеклись, нет никаких причин для беспокойства. — Хорошо, — Сичень с подозрением отнёсся к словам Вэй Ина, но сделал вид, что поверил, — в любом случае, помните, что Вы всегда можете обратиться ко мне за помощью. — Разумеется.       Лишь краем глаза Усянь заметил своего Нефрита, наблюдавшего за разговором с дальней поляны. И от одного только взгляда внутри всё похолодело. Старейшина хотел было списать всё на домыслы, но уж слишком много было совпадений. Да и старший брат, хоть и был человеком обходительным, но в дела супругов обычно не лез. До сегодняшнего дня.       Эту ночь Вэй Ин решил провести подальше от цзинши. Ему очень уж не понравился взгляд супруга — почему-то в нём читалось безумие. Взгляд этот Усянь знал, потому что у него самого был такой же в последние его дни прошлой жизни. Вот только даже в Цайи укрыться не удалось. Лань Чжань нашёл его, словно следил за каждым его шагом. Словно по пятам шёл, прячась в тени. Странно. — Лань Чжань? — Ночи необходимо проводить дома. Цзинши — дом.       Злить супруга Старейшина не стал, поэтому спокойно направился за мужем к выходу из абсолютно пустой таверны. Было странно, но не так, чтобы очень. Сейчас важно было усыпить бдительность. И поэтому Усянь спокойно встал на меч к Ванцзи, но вот прижавшие его объятия насторожили вновь. Они были просто стальными, но при этом обжигали холодом, нельзя было сделать хоть одно лишнее движение. Нутром Вэй Ин чувствовал беду и подступающий липкий страх. Подумать только: он боится такого Ванцзи.       Тот, впрочем, свою ношу отпустил, стоило им только оказаться в цзинши. Словно и не держал минутой ранее. — Вэй Ин мой. Вэй Ин не должен разговаривать с другими. — Лань-гэгэ, ты чего? — Вэй Ина могут забрать. Вэй Ин мой. — Лань Чжань? — Усянь попятился назад, к выходу из цзинши. Ему очень не хотелось сейчас находиться внутри. За дверью чувствовался барьер, прежде настроенный лишь на них двоих. И отчего-то Старейшина знал, что теперь тот его не пропустит. Хорошо, что в запасе были талисманы. Талисманы и природная изворотливость. — Лань Чжань, ты ревнуешь меня к брату? Почему? — Брат может забрать Вэй Ина. Все хотят забрать. — Ну-ну, перестань, кому ж я тут сдался-то? — Мой.       Ванцзи сейчас стоял прямо перед своим супругом, и выглядело это довольно жутко. В золотых глазах теперь был лишь лёд, они были словно стеклянные. А это спокойное, лишённое эмоций лицо, вызывало лишь ужас. Но Вэй Ин чувствовал что-то ещё, что-то тёмное. Если проклятие поразило бы тело, он бы это заметил. Золотое ядро у Нефрита было мощным, потому его поражение тоже было минимально. Что же это может быть? — Лань Чжань, давай я помогу снять твои верхние одежды? Уже поздно, пора отдыхать… Ты ведь куда лучше меня знаешь правила… — Один день ничего не изменит. — Лань-гэгэ, ну хватит. Я ведь здесь, с тобой. Я весь твой. — Мой. Вэй Ин - мой. — Твой, твой, весь твой…       Словами Усянь надеялся усыпить бдительность супруга. А потом — бежать, бежать за помощью как можно дальше. Сейчас он даже не побоялся бы сунуться к Лань Циженю, жаль только, тот повёл один из классов на ночную охоту. И пока Ванцзи, вняв таки уговорам, отвлёкся на снятие одежд, Старейшина применил талисман для ослабления барьера. Пусть после прохода у него не останется духовных сил, надо бежать. Иначе он чувствовал, что эта ночь будет последней. — Что ты делаешь? — Усянь даже не знал, чего испугался сильнее: самого Ванцзи или его вопроса. — Тут немного душно… — Ложь! Вэй Ин не должен мне лгать. Вэй Ин должен остаться здесь.       В этот момент талисман вспыхнул, за ним тут же второй и третий. И Вэй Ин рванул наружу со всей скоростью, которой только мог.       И как назло, ни одного дозорного не наблюдалось. — Вэй Ин! — Лань Чжань крикнул словно не своим голосом. Но тот даже плечом не повёл, несясь бегом к комнатам Лань Хуаня. У того было достаточно сил, чтобы противостоять брату. В дверь же Старейшина барабанил, как сумасшедший, чувствуя, что его догоняют. Сичень открыл дверь практически сразу, и ни капельки не выглядел сонным. — Господин Вэй? — Цзэу-цзюнь, беда. Кажется, у Лань Чжаня помутился рассудок, — быстро протараторил Усянь.       Лань Хуань оглядел пространство на улице. На всей поляне было пусто. — Господин Вэй, за Вами никого нет. — Он ведь шёл за мной по пятам… — О, я верю Вам… Верю, — и этот голос, от которого повеяло холодом, заставил Усяня отскочить от дверей и более внимательно посмотреть на Лань Хуаня. И увидел в его взгляде такой же холод… — Цзэу-цзюнь? — Нет причин для беспокойства, господин Вэй. Нет причин для беспокойства. Проходите, на улице прохладно.       Отвечать Усянь не стал. До него только сейчас дошло, что и Лань Хуань подвергся воздействию чего-то неизвестного. Он тоже был каким-то странным и страшным.       И он снова побежал. Через все тайные тропы, через все кусты и заросли, которые только знал. Он слышал голоса братьев, зовущих его. Оба просили остановиться, остаться на месте. Но голоса, бывшие такими знакомыми, казались такими чужими. И постепенно они всё удалялись дальше и дальше. Вэй Усянь добежал до самых ворот. А потом свет перед глазами неожиданно померк…

***

      Когда Старейшина открыл глаза, он был жив, что само по себе было удивительно. И что самое странное, находился он в корпусе целителей. И чувствовал он себя вполне сносно. Вот только рядом с ним был Лань Цижень.       «Кажется, я всё-таки умер. И попал в личный ад», — была первая мысль, пришедшая ему в голову. — Вэй Усянь, что здесь произошло? — голос бывшего учителя был глухим, полным печали, но вполне человечным. — Хотел бы я знать, учитель Лань. Сначала у Лань Чжаня рассудок помутился, я побежал за помощью, но и Цзэу-цзюнь был не в себе… — Вэй Усянь, — перебил того Лань Цижень, но остановился на какое-то время, словно обдумывал будущие свои слова, — мои племянники погибли месяц назад…       И в голове разом стало пусто… А потом резко вспомнилось всё.       Лань Чжаня нет. Действительно, его ведь месяц уже нет — был убит неизвестной тварью на казалось бы простейшей охоте. Так же, как и Лань Хуань, отправившийся к нему на выручку.       Вэй Усянь вспомнил. Вспомнил, как они с тем же Лань Циженем, забыв все разногласия, искали обоих братьев по округе. Вспомнил, как нашли два трупа, лежащие буквально в метре друг от друга. Вспомнил, как рыдал над обезображенным телом, как уговаривал любимого открыть глаза, как в голове на секунду мелькнула мысль о возрождении, тут же откинутая прочь. Лань Чжань такого не заслужил.       Вэй Усянь вспомнил похороны. Боги, он даже помирился, наконец, на них с Цзян Ченом. Вернее, помирились они позже, когда мстили, когда выслеживали ту тварь. Когда Вэй Ин лично всадил меч этому чудовищу промеж глаз.       Вэй Усянь вспомнил, как с момента убийства твари он слышал голос Лань Чжаня, зовущий его, зовущий его к себе. — А… следы? — Он оглядел запястья, приподнявшись на кровати. Он был уверен, что увидит там синяки. Но кожа была чистой. Чистой и белой. Белой, как одежды Гусу Лань, которые он теперь носит.       Вэй Ин молчал долго, и молчание это никто не прерывал. — Учитель Лань, я схожу с ума? — Не думаю. Здесь явно были… — Призраки? — Да, — с горечью признал Лань Цижень. Не хотел он такого исхода для дорогих сердцу племянников, которых вырастил сам. Которым был как отец. — Они хотели забрать меня с собой, но, не знаю, передумали что ли… — Ты сам решил остаться. А мои племянники всегда уважали решение других, если оно искренно, — мужчина умолк, — думаю, они ушли на круг перерождения.       Перерождение. Смерть. Лань Чжань умер. А Вэй Усянь жив.       Он подождёт. Тринадцать лет, двадцать, тридцать — сколько понадобится. Он дождётся.