Починить то, что сломано.

Правду говорили, что эта война затронула всех. Нет таких, которые не пролили бы слезы. Иначе, каким черствым надо быть? Да вот только время идет, людям суждено было смириться с потерей, дабы продолжать жить дальше хотя бы ради тех, кто за это мирное время жизнь отдал. Да вот только назовешь ли его мирным? Угрозы больше нет, зло повергнуто, или же было наказано. А от стен отдается одно лишь имя, имя Героя, слава которого затмевает всех остальных, кто принес значительную роль для победы. А хотя, о чем говорить? Если ты прирожден быть им, то будь готов к одному: пока он жив — ты никогда не будешь первым. И что же оставалось тем, кого заперли на всю битву в каком-то подвале, кажется, на время даже совершенно позабыв, что там кого-то заперли? Неужто и правда те подумали, что есть мизерный шанс на то, что в стенах нового Хогвартса отныне будет мир? Ну конечно, особенно когда при виде зеленоватой формы на тебе взглядом прожигают благие маты, а до твоих ушей долетает осуждение по типу: «Поговаривают, что они все помечены, все до единого! Слыхали о таком?» Неужели кто-то и вправду настолько туп, думая, что эти слушки не дойдут до тех, о ком все-таки идёт речь? Такие невежды! Думают, что это их никак не волнует, не подозревая, что порой по ночам, где-то в девичьей комнате раздается крик боли, проще названный истерикой, а рука так и тянется оторвать эту змеиную эмблему со всей одежды, лишь бы не видеть этих осуждающих глаз. А они ведь стойко держат непокорное лицо, задирая подбородки вверх и идя напролом, порой нарочно задевая острыми плечами. Кажись, их всех помотали времена войны. И этот суд — самое омерзительное и томительное воспоминание, для которых оно осталось болезненным. Ведь далеко не одно семейство там побывало. Ох, гораздо больше, чем вы можете себе представить. Но признаемся, значительней всего и при параде выглядел суд над Малфоями: глава семьи был настойчиво уверен, что их отпустят, отнекиваясь, что это было, мол, не по своей воле. Приказ, не более. Но торжественной частью стало не это. Им был наш Герой, Поттер, который отстаивал честь Нарциссы и Драко, поговаривая об их невинности. В том, что и выбора иного не было: они всего лишь выполняли то, что им приказывали, угрожая расправой, а порой — физическим, порой моральным насилием в стенах Малфой-мэнора. То, что так долго хранилось в секрете, стремительно разлетелось по всем уголкам. Да настолько, что уже сложно вспомнить: слух это, или правда. Однако, что было — то было. Люциус, лишенный всего, не был оправдан, и отправлен в Азкабан, где его любезно встретили местные стражи, одаривая на дню по пятнадцать раз милым поцелуем дементора. И знаете, это была еще помилованная судьба Пожирателя Смерти. Тут каждый должен быть благодарен тому, что белокурую Рапунцель не отправили на казнь. А вот остальная часть семейства отыгралась практически без всего. Запрет на выезд из Англии, по сравнению с остальными наказаниями, был на уровне воды и неба. Младшему наследнику и вовсе дали право на возвращение в школьное заведения без всякого надзора, но по какой-то причине, это не мешало остальным поглядывать за ним. Так что, если судить по фактам, Слизерин стал похож на какой-то зоопарк, за которым интересно наблюдать только со стороны. И вы и правда думаете, что их обошло? Что среди них не обошлось без потерь, раз уж их лицо выражает абсолютное безразличие? Припомним, что из серебряной пятерки, которая ранее постоянно находилась рядом, осталась троица: обжорливые толстяки пали на войне, а назвать остаток друзьями, ну, крайне сложно. Чего уж там говорить о золотой троице! Герои, которым вот-вот начнут свистеть вслед, а кому-то так и хочется плюнуть им прямо в ноги, показывая, что пора спуститься с небес на землю. Да и все с какого-то черта неожиданно возлюбили это очкастое недоразумение. Вот прям в один щелчок пальцем, и оп! Ты уже настоящий мачо и дамский угодник! А время-то идет. Медленно, мучительно. Принца Слизерина значительно помотал невроз и бессонница, от которой глаза красные, словно от слез. Хотя, и это дело порой затрагивало белокурого. Тяжело жить с осознанием, что отныне ты и правда остаешься один. Один, когда во время учебного дня, какой-то зверь приносит тебе черный конверт, внутри которого аккуратным почерком выведена каждая буква: «...10:39 не подает признаков жизни. 10:58 установлена смерть, предположительно: остановка сердца. Примите наши искренние соболезнования.» и неряшливая подпись и инициалы, которые крайне сложно распознать, словно ее ставил кто-то другой. А ведь только приближаются рождественские каникулы, которые, кажется, придется от безысходности провести в огромном темном помещение, где из живых останется только прислуга в обносках из старой простыни. Теперь Малфой остается совершенно один. И если у того же Гарри есть свое любимое золотое трио, то у него же — ничего, кроме саморазрушения и ненависти ко всему происходящему в этом мире. Остаток дня он не появляется на занятиях, что относительно оправданно. Даже Панси, с кислой мордой бульдога, подговаривает Блейза оставить Драко наедине. Даже они, черт побери, поступают правильно. В отличии от человека с птичьим гнездом на голове, которому не сиделось на месте остаток совмещенных предметов, словно шило в заднице. Помнится, объединяли их из-за того, что половина факультетов покинуло Хогвартс после битвы. Неоправданное волнение, основанное лишь на том, что Малфой никогда не пропускает занятия. Догадок, конечно же, немного: он либо что-то замышляет, либо происходит и правда нечто странное. Ну конечно, и именно поэтому Поттер решает разузнать все, обойти все уголки огромного здания, выдумывая еще какие-то возможные места нахождения чистокровного мага. И – о, чудо, находит его в астрономической башне, куда, кажется, сбегала половина учебного заведения, дабы просто побыть наедине и разобраться с мыслями. Но стоило гриффиндорцу только показаться где-то за углом, то перед его глазами не самая лучшая картинка: недавно непокорный аристократ сидит прижатый к стене, откинув к чертям мантию куда-то в совершенно противоположную сторону. Некогда голубые глаза мутнеют, становясь какими-то безжизненными и серыми, потухшими. Возможно, так было и ранее, но уделялось ли этому хоть какое-то внимание? А кожа, в свете недавно вышедшей луны, кажется еще более бледной, чем когда-либо. Вот она, болезненная цена за аристократичность. В тишине от стен отлетают тихие, приглушенные руками всхлипы. Такие, которые действительно никто не должен был слышать. Всхлипы, которые трогают прямо до глубины души, заставляя тело покрыться мурашками. И стоило только на секунду задуматься, поддаться слабости чужого, как в стену шумно и со светом влетает какой-то сгусток энергии, сопровождаемый звуком "Арресто моментум!". — Проваливай, Поттер, — нарочно выделяет, произнося это имя с такой ненавистью и злобой, что из него будто можно выдавить яд. — Я сказал проваливай, или твое гнездо на голове пустило корни прямо в мозг? — Экспеллиармус! — выбираясь из тени темного помещения, направляет оружие на применившего замедляющее заклинание, выбивая палочку того из рук. Меньше магии — меньше проблем. — Что ты делаешь здесь, Малфой? Отбой через считанные минуты, а глядя на тебя, не сказал бы, что ты вот-вот собирался уходить, — делая парочку решительных шагов вперед, пока оппонент не погнался за своим оружием назад, предстает перед лицом. — Видать, заразился тупоголовостью у рыжих Уизли, иначе я не могу объяснить то, что ты сам пришел сюда. Небось, скитался по всему Хогвартсу, дабы найти меня и ляпнуть что-то про отбой, — перехватывает робким движением запястье, сжимая пальцами настолько, что чудом не оставляет синяки. — Я конечно давно знаю, что часть твоего мозга вытекла через шрам, но искать человека лишь для того, чтобы прогнать его — слишком даже для тебя. Вечно ищешь себе проблемы, Поттер, которые тебя не касаются никаким боком. Хочешь быть героем? Так будь им в другом месте, например, в постели с рыжей. О, уверен, там-то ты точно окажется не только героем. — Заткнись, Малфой, — а Гарри-то словно поджидал этого момента. Смотрел прямо в глаза, но не видел в них ярости. Язвительности и фальшивости — да. — Ты все сказал? Благодарю, теперь заткни свой поганый рот и выслушай, — поглядывая на недавно искусанное запястье мага, вырывает собственную руку, хватая за воротник и заставляя посмотреть в глаза. — Кусаешь себя, пытаясь заглушить всхлипы, а потом делаешь вид, словно ничего не было. — Ты ничего не знаешь! — такая внушительная фраза тут же доносится в ответ, не дав даже продолжить фразу. И резкий рывок собственной одежды, да такой, что с белоснежной рубашки слизеринца падает пуговица от воротника. — А ты и не пытаешься ввести меня в курс дела. Усмешка. Отнекивание, мол, а с чего бы им делиться друг другу? Они что, друзья не разлей вода, или кто? — Я тебе сколько раз спас жизнь, не дал сгнить в Азкабане, и это твоя благодарность? — словно не найдя иных аргументов, пытается привести хоть что-то. Да вот только проебывается со своей манией к геройству, выводя не в то русло. — И что? Я должен тебе за это отсосать, или что? — с таким отвращением голос Малфоя еще не звучал ни разу. Хотя, это единственный ответ, который можно было ожидать от принца Слизерина, а ожидать раскрытие всех карт — крайне тупо. А потому и оставаться здесь, по мнению белокурого, очень ненадежно и бессмысленно. Да тот даже готов оставить здесь свою мантию и забрать ее позже, нежели оставаться с очкастым самоуверенным полудурком в этой башне еще хоть какое-то и без того ценное время. — Ты говоришь про недостаток мозга у меня, а сам несешь откровенную херню, от которой самому противно? — моментально затыкает рот Драко ладонью, и тут же ее убирая из-за того, что этот чертов аристократ укусил его, и Поттер произносит что-то вроде "у тебя есть минута." И глядя уже в действительно недовольный взгляд белокурого, переводит руки на его плечи. — Я хочу помочь, ясно тебе? Спасти от всего этого, но как я могу спасти тебя, если единственное, что я про тебя знаю — это то, что ты раз в неделю приходишь то в туалет, то в башню и хнычешь, как девчонка, а на следующее утро приходишь с таким невозмутимым лицом, словно ненавидишь весь мир. Что с тобой, черт возьми, происходит? — в последнюю фразу вливает столько эмоций, даже повышая голос, а после слегка сжимает плечи того, вновь поглядывая в серые глаза, в которых уже играло нечто, словно тот прошел (хотя и на самом деле прошел) войну, вспоминая каждый ее момент. А потом словно ничего и не было. Слова Гарри прошли мимо ушей, а Малфой уже сосчитав данные шестьдесят секунд, прикрывает глаза и отталкивает от себя Поттера, словно ожидал чего-то большего. — Все сказал? Свободен, — не дает даже договорить, как спешит отойти в сторону, и поднять с пола скинутую мантию, чтобы свалить отсюда побыстрее, сдерживая волну нахлынувших эмоций. Не тут то было. В какую-то считанную секунду Драко вновь хватают, да вот только в этот раз и вовсе решают повалить на пол, не думая, что для блондинчика это могло считаться унижением. Стоило только попытаться перевернуться и поглядеть в глаза толкнувшего такой яростью, которую тот и не видел, но Малфой чутка переворачивается на спину, сопровождая переворот кучей оскорблений, криков и мата, как Гарри еще и усаживается поверх всем своим весом, то тут уже прибавляются угрозы о том, что тот вот-вот раздавит его. — Почему ты никогда не можешь нормально поговорить? Нравится быть в одиночестве? — вновь перебивает белокурого. — И даже не смей перечить и доказывать обратное, ведь у тебя никого не осталось, заносчивый ты засранец! — Да, нравится! Слезь с меня немедленно, шрамоголовый ублюдок, — в какой-то момент и Драко кажется, что пнуть Поттера в пах — гениальная идея, а других в голове и нету, а потому довольствуемся тем, что есть. Через шипение оппонента порой проскакивает недовольство, но герой не был бы героем, если бы так просто сдался. Наоборот, передвигается на бедра и перехватывает тощие запястья, предотвращая следующие удары и сцепляя их над белой головой. — Нравится что? Быть одним и ныть по углам, доказывая себе, какой ты бедный и несчастный! — и тут уже Гарри не сдерживается, кажется, пытаясь найти ту самую точку, благодаря которой Малфой перестанет извиваться под ним как самая настоящая змея, лишь бы скинуть его с себя. — Тебе нравится делать из себя жертву? Тебя уже никто давно не жалеет и признай, что всем давно стало все равно на тебя, ещё пару месяцев назад! Ты не стоишь их внимания, потому что единственное, что ты не разучился делать, так это хныкать, а потом делать настолько стервозный взгляд, что любой актер завидовать станет! — и, кажется, находит эту точку. Или сразу парочку, хер угадаешь, но то, что Драко отвернул голову и больше не пытался вырваться — оставалось фактом. — И единственные, кому еще не все равно на тебя — это я и миссис Малфой, так что будь благодарен, что остался хоть кто-то, кто может отдать за тебя все. — Остался только ты, — перебивает маг, но в ответ слышит лишь приглушенное «что?» и ослабление хватки. — Остался только ты, — повторяет уже громче, — уши давно прочищал? Или помочь? — а голос звучит неуверенно, дрожит, и едва ли не прерывается на каждом предлоге. Но все равно держится. — Она мертва, разлука с отцом сыграла с ней злобную шутку. Каким бы моральным ублюдком он не был, она его любила. Но лучше бы забила, как и все остальные, но осталась бы жива, — и тут уже срывается Драко. Так, что начинает кричать, а после минутной тишины от неловкой ситуации и вовсе раздается приглушенный всхлип, а Гарри замечает, как на бледной щеке оппонента остается влажная дорожка. — Мне жаль, Драко, — выдает крайне тихо, даже как-то стыдливо. — Обещаю, ты больше не останешься один. Я всегда рядом, слышишь? — поднимается, подавая руку, которую вот-вот отдернет Малфой и рванется прочь, оставляя Поттера в крайне неловком положении.

***

Рождество позади, как и все зимние праздники: вроде дня влюбленных. Кажется, ранее его праздновал только первокурсник-магл, который не получал кусок картона в виде сердечка в начальной школе, и решил, что возможно здесь повезет. Тогда какого черта большинство решило, что этот день и правда стоит отмечать? А знаете, забавно было получить парочку таких в этот день от уже привычных личностей, и крайне неожиданно от Поттера, который когда-то пообещал Малфою не оставлять его одного. Жаль, что в итоге не сдержал свое слово, ибо это было буквально последнее значительное напоминание о сказанных словах в феврале, а уже весна. Но, в какой-то момент, буквально в конце марта, когда снега уже отошли, ломается и сам непокорный единственный наследник чистокровного семейства магов — Драко. Мать мертва, а отец изо дня в день гниет где-то в Азкабане под надзором. На самом деле, Малфою дали право его навещать, но по итогу буквально за год он не навестил его ни разу. Не считал нужным. Хоть и прошел буквально год, восстановиться от потери смогли далеко не все, иначе нельзя объяснить то, что кто-то до сих пор занимается самобичеванием. А на вид и не скажешь. Глаза слизеринца уже не выражают ничего: они красные от бессонных ночей и кошмаров, которые нахлынули с новой силой спустя год разлуки с ними, а просить у мадам Помфри очередную дозу зелья сна без сновидений стыдно. И как жаль, что в Гарри достаточно поздно проснулся синдром героя. Очень поздно. Некое плохое предчувствие, которое явно не внушало доверия, заставляет его в очередной раз пройти за Малфоем. И вновь в их излюбленную башню, в которой ранее и проходили последние встречи. В башню, где вечно происходили какие-то неприятности. — Ты способен услышать тишину? — словно зная, что кое-кто пойдет за ним, Драко резко оборачивается и смотрит прямо на взволнованного Поттера. Да уж, ночное время и астрономическая башня явно не внушает доверия в голове того. — Способен увидеть тьму? — а Малфой нарочно делает шаги назад, не давая герою подойти к себе, заставляя настороженно слушать каждую фразу, не зная, как на нее ответить, а когда попытался — его тут же перебили. — Можешь починить то, что сломано? — Обещаю, что смогу, — Гарри уже не знает, что говорить. — Даю слово, ты не услышишь гребанную тишину, ты никогда не увидишь тьму, — словно начав подозревать неладное, делает пару шагов вперед, в то время как оппонент — тут же пару шагов назад. — Я буду рядом каждую минуту, каждую секунды. Ты больше не один, слышишь, Драко? — Ты чувствуешь мое сердце? — и тут слабину уже дает белокурый, чье тело начинает предательски дрожать, а голос срываться на истерический крик, а глаза наполняться слезами, а для Поттера это послужило знаком рвануться с места и подбежать к Малфою, но как же он опоздал. — Остолбеней! — и Драко смотрит на Гарри так отчаянно и болезненно, что от такого взгляда внутри уничтожается абсолютно все. Ему не хватило считанных секунд, дабы предотвратить ошибку. Не хватило одного рывка или движения, чтобы выбить палочку из рук бывшего пожирателя. Не хватило времени, чтобы доказать, что тот не один. Просто не хватило. — У тебя был шанс спасти меня тогда, на первом курсе, пожав мне руку, — угнетающе твердил блондин, держа перед оппонентом палочку. — Тогда, когда ты изрезал грудь кровоточащими полоскам. Тогда, когда ты позволил мне уйти прочь из башни. Героем надо было быть тогда, Поттер, а не сейчас. — и сейчас на нем не улыбка. Истерический оскал и угнетающая усмешка, сопровождаемая звуком падения палочки на холодный кирпич. И золотой мальчик сам совершил ошибку. Тогда, когда позволил единственному наследнику упереться спиной в перила, сдерживающие его от скорого конца. Конца всего. — Ты слеп, потому не увидишь тьму, не увидишь ничего. Ты не смог спасти, — тяжелое, прерывистое дыхание. Глаза, полные слез, тело, полное боли. — Спасти мою мерзкую душу. Секунда, которая продлилась в замедленной съемке. Момент, как тело переворачивается за эти перила, стоило только небрежно облокотиться на них. Фрагмент из воспоминаний, как точно также, не так давно, падал Дамблдор на его же глазах. Картинки мелькают между собой, сменяя личность за личностью. И ты вновь, Поттер, вновь не смог ничем помочь. Не смог предотвратить катастрофу. Единственное, что смог сделать Герой — смотреть на это, не имея возможности двигаться или кричать до того момента, пока тело владельца выкинутой палочки не перестанет подавать признаки. И только тогда Гарри начинает во весь голос кричать, падая на колени и не желая подходить к обрыву, и смотреть вниз. И в этот момент ты и вовсе не желаешь ничего, потеряв того, кто за считанные секунды смог стать дороже, напомнив того бородатого волшебника, который так любил жить. И ты ведь, Драко, так хотел жить.