***
Грея в руках кружку мятного чая, который уже успел остыть за наш долгий разговор, я в очередной раз всхлипываю, но уже не ощущая при этом острую нужду расплакаться. На кухне были только мы с мамой, но даже от этого внутри меня зарождается тепло, потому как я чувствую её поддержку. Я знаю, что она вместе со мной переживает этот непростой период, и очень благодарна ей за это. Есть что-то особенное в этих тоскливых беседах, когда близкий человек подставляет тебе свою жилетку, сопереживая всем сердцем. В такие моменты, кажется, ты полностью открываешься и делишься всем, что наболело, а взамен получаешь спокойствие, пришедшее на место отчаянию. Мама... Она всегда поддерживала меня, и этот раз не стал исключением. Я бездумно уставилась в зеленоватую поверхность чая, пока она заваривала себе кофе. — Он звонил сегодня с утра, но я решила не брать трубку. Подумала, что это может быть связано с твоим состоянием вчера, — тоскливо проговаривает мама, оглянувшись на меня через плечо. — Правильно сделала. — Но, солнышко, прошу тебя, не руби с плеча, — она, казалось, была обеспокоена больше меня. — Вдруг у него просто что-то случилось, период в жизни тяжелый? — пытаясь придумать оправдание, быстро лепечет мама. — Если ты боишься, что мы расстанемся, то можешь не волноваться — я дождусь, пока он точно не скажет мне своё мнение, — вся эта ситуация начинает действовать на нервы. — Но только не забывай, что это всё же мы с ним должны решить, — я потираю виски, устало вздыхая. — Знаю, — на стол приземляется ещё одна кружка, разнося по комнате слабый аромат. — Не думаешь, что вам нужно встретиться и поговорить? — Нужно. Но не сейчас. Я ещё не готова, — я прикрываю глаза, ощущая сонливость. — Ты не обидишься, если я пойду посплю пару часов? Она отрицательно качает головой, пригубив напиток, и тогда я направляюсь в комнату. Оказавшись среди рати Всемогущих, мне усилием удается дотащить себя до кровати и лечь, закутавшись в плед до самой макушки.***
— Ты такая милая, Мидория... — Шото проводит ладонью по моей щеке, и я прикрываю глаза, чувствуя невероятную слабость. Так было всегда. Это он так действовал на меня, заставляя ощутить волну тысячи мурашек на моей коже, вынуждая задыхаться под его томным, полным любви и страсти взглядом. Целая буря проходит внутри меня, когда он касается своими губами моих, принося в мою душу примесь сладкой истомы. Не имея сил сдержаться, я, отвечая ему на поцелуй, тянусь к нему, затягивая в этот бушующий водоворот вместе с собой. Он опускает свои руки ниже, ласково касается моей груди, и это отрезвляет меня. — Такая сладкая, — он, казалось, и не замечает моей перемены настроения, продолжая всё больше склонять меня в его сторону. Это волнует и пугает меня. Никогда ещё мы не заходили с ним так далеко, но, если так подумать, мы ведь давно вместе... Я люблю его, и нет никаких сомнений в том, что это взаимное чувство. Но готова ли сейчас я к чему-то большему?.. Готова ли поддаться ему? Вопрос застревает в голове, когда я в поту вскакиваю с постели. Боже, с каких пор мне снится такое? В голове невыносимо громко, казалось, кто-то стучит молотком, вызывая при этом тупую боль. Пару минут мне требуется, чтобы прийти в себя и дойти до кухни. Всё ещё морщась от боли, я лезу за графином с водой, когда замечаю на столе записку с маминым почерком: «Мне пришлось срочно уехать из дома по работе. Скорее всего, буду поздно. Не скучай и не переживай слишком сильно. Все наладится. Целую». Молоточек внутри головы чётко продолжает отбивать свой, одному ему известный ритм, когда я разглядываю аккуратные записи. — Будет не скоро... — в слух проговариваю я, когда вдруг осознаю, что вместе со стуком в моей голове мне чудится ещё какой-то звук. Дойдя до входной двери, я понимаю, что в неё кто-то стучит. Забыв о всех методах предостережения, моя рука сама тянется к дверной ручке, и на порог ступает тот, кого я меньше всего хотела бы сейчас видеть. — Тодороки собственной персоной, — стараясь не выдавать удивления в голосе, скрестив руки на груди, надменно произношу я. — Чего тебе? В ответ на это парень оглядывает меня с ног до головы и нервно сглатывает. Я вдруг осознаю, что стою перед ним в ночной сорочке, которую дарила мне мама ещё два года назад. С тех пор мой рост заметно стал больше, а сорочка короче. Это осознание застает меня врасплох, заставляя покраснеть. — Ты вчера ушла, а я так ничего и не понял. Звонил тебе много раз, а затем ещё на домашний, но никто не отвечал. В чем дело? Может, хоть сейчас объяснишь? — он упрямо смотрит мне в глаза, лишь изредка опуская взгляд ниже, однако затем стремительно возвращает его назад. — Совсем ничего не понял? — меня переполняет гнев. Сутки напролёт я переживала о наших отношениях, о том, что он игнорировал меня, а он сейчас даже не понимает, в чем дело. — Я не знаю, как ещё сказать тебе, чтобы ты понял! — медленно, но верно напряжение в воздухе растет, вместе с ростом громкости моего голоса. — Ты, наверное, совсем забыл о том, что мы встречаемся. Что бы я не делала, ты все время, уткнувшись в свой телефон, не обращал на меня внимания!! Я перехожу на крик на последних словах. В голове до сих пор жуткой болью отзывается тот самый молоточек, не давая возможности спокойно думать. Мною руководит гнев, заставляя ненавидеть Шото, заставляя хотеть, чтобы он ощущал ту боль, что испытывала я. И я поддаюсь этому порыву. Уже неосознанно где-то на фоне мне слышится глухой удар кулака о его торс. Сердце пропускает удар. В обычной ситуации я бы ужаснулась, отошла от него и извинилась, но сейчас едва могла контролировать себя — настолько моя боль и гнев на протяжении всего этого времени были колоссальными. — Ты забил на меня! — нанося удар за ударом, я чувствую себя все лучше, и разум сковывает огромной тягой, склоняющей меня к новым ударам. — Тебе плевать на меня!! Шото не отстраняется, не просит меня остановиться. Лишь терпит и молча слушает меня, понимая, что мне просто необходимо выпустить накопившийся негатив. Он стал моей второй жилеткой — битой жилеткой, как бы ужасно это ни звучало. – За что, Шото? — гнев по-немногу спадает, освобождая место вчерашней меланхолии, побуждающей новые слезы. — Просто скажи: за что ты разлюбил меня? — я перестаю бить его и, зацепившись пальцами за тонкую ткань его футболки, как за спасательный круг, утыкаюсь носом в его грудь, рыдая. Не было сил больше ни на что: ни на крики, ни на приношение ему боли. Не было сил терпеть нескончаемые обиды. Чувствуя опустошенность, я почти повисаю на нём, чувствуя, как по мокрым дорожкам на моих щеках катятся новые слезы. — Я всегда любил тебя. Тебя и никого другого, — его руки обвивают меня, обхватывая кольцом. — Прости меня. — Ты лжешь, — пытаясь сопротивляться, я отталкиваюсь от него руками, но он лишь притягивает меня ещё больше. — Ты самый дорогой мне человек, прошу тебя, поверь мне, — он прилагает новые усилия, чтобы придвинуть за подбородок моё лицо к нему. — Я дурак. — Полный, — я сердито шиплю, стараясь отвернуться от него, на что он ухмыляется. — В которого ты влюбилась, — он придвигается ко мне ближе, и я, уже без сил сопротивляться дальше, медленно тянусь к нему в ответ. Его близость одурманивает и заставляет меня забыть, сколько раз я прокляла тот день, когда мы начали встречаться. — О чем сильно жалею. «Ты такая глупая, Мидория» — звучало у меня в голове, и я была с этим полностью согласна. Но это он виноват. Он всегда так влиял на меня, побуждая забыть о всех проблемах и, как уже кажется, ненужных вещах. — Правда настолько сильно? — шепчет он прямо мне в губы, когда между нами остаётся всего пару сантиметров. — Замолчи. Всего одно слово — и мы, точно слетевшие с цепи дикие звери, впиваемся друг друга. Всего пара секунд — и он, придерживая меня за бедра, несёт меня в мою спальню, не разрывая поцелуя, и, укладывая на постель, оказывается сверху. Он шепчет мне горячим дыханием что-то на ухо, пока я, обхватив его спину ногами, неосознанно запускаю руку в его шелковистые волосы, лаская бело-красные пряди и ощущая невыносимый жар, на смену которому приходит отрезвляющий мысли холод. Этот вихрь эмоций заставляет меня полностью забыться. Я тяну трясущиеся руки к краю его футболки, но он перехватывает их. — Ты уверена? — хриплым голосом спрашивает Шото, смотря на меня сверху-вниз, и я замечаю серую мутную дымку в его бирюзовом и сером глазах. Я вспоминаю свой утренний сон, и он заставляет меня почувствовать некое волнение, но вместе с ним и сильнейшее возбуждение. Готова ли сейчас я к чему-то большему?.. Готова ли поддаться ему? Поддаться... — Да... — только это слово до сих пор и сдерживало его. Словно соскучившись по близости моего тела, он, впившись в губы, все больнее кусал их, принося мне вместе с болью невыносимое желание. Нежно сцепив мои руки за головой, он стянул с себя футболку, открывая мне потрясающий вид на свой оголенный пресс. Я вдруг ощутила острую нужду провести пальцем по его рельефному телу, но, стоило мне только повести рукой, Шото лишь сильнее сжал их. — Дай мне шанс извиниться перед тобой, — он томно посмотрел на меня, прежде чем опустить руку к моему бедру. Проведя ладонью вверх по внутренней стороне бедра, он вызвал одним своим действием у меня невообразимые эмоции. Неожиданно для самой себя я испустила громкий стон. На секунду это заставило его остановиться. «О боги, я сделала что-то не так?» Но все мои опасения оказались напрасными, когда, спустя некоторое время, он, словно обезумев, накрыл мои губы очередным жадным поцелуем. Сквозь шелковую ткань почти сползающей до самой талии сорочки я ощутила его напряжение. Осторожным движением колена он раздвинул мне ноги, заставив полностью залиться краской. Однако он сам действовал слишком уверенно, чтобы я подумала, будто он хоть немного, но волнуется. Из нас двоих Шото всегда был самым смелым. Он всегда решал все трудные вопросы сам, стараясь не втягивать меня в его проблемы, но под моим напором все же сдавался и в конце концов становился мягким, пушистым Шото, который всегда делился самым сокровенным. Он мог быть грубым, мрачным, суровым с другими, но рядом со мной становился неожиданно для его персоны нежным и ласковым. Но сейчас он был совсем другим. Тем Шото, который в обыденное время заставил бы меня покрыться с ног до головы мурашками и опасаться его бурных действий. Однако в данный момент я была даже рада его напористости. Медленным действием он сливается со мной воедино, заставляя меня в первые секунды задыхаться. Нет в словарях ни единого эпитета, способного описать всю палитру эмоций и чувств, что он приносил в мою жизнь каждый день. Невозможно даже по принуждению было описать мою к нему любовь и весь трепет, который я испытывала к нему. Он всегда был самым смелым из нас, всегда мог свести меня с ума одним лишь сказанным словом или действием. А я всегда была хранителем нашей любви, остерегая её со всей нежностью и теплотой. — Назови меня милой, — шепчу я ему в перерывах между стонами. Внутренности скручиваются внутри меня в крепкий узел, принося сладкую истому. — Милая... — и это заставляет меня ощутить себя самой любимой девушкой во Вселенной, потому что никто не сможет больше любить меня так, как любит он — Мой Шото.