Standing on the cliff face Highest fall you’ll ever grace It scares me half to death
Старатель смотрит на него внимательным пронизывающим взглядом, и Ястреб с трудом сдерживается, чтобы не повести крылом — настолько ему некомфортно. Он поднимает взгляд от стаканчика с кофе и дружелюбно улыбается. — Что-то хотели, Старатель-сан? Энджи Тодороки отрицательно качает головой, но смотреть не перестает. На долю секунды Ястребу кажется, что он чем-то замарался, и герой номер один просто не знает, как тактичнее оповестить об этом. Он поддается любопытству и осматривает себя, даже голову выворачивает усердно, пытаясь разглядеть одежду или, не дай боже, крылья. Это выглядит глупо, но Ястреб и не слывет мистером серьезностью, так что даже не напрягается по этому поводу. Напрягается он совсем по другому: его внешний вид и-де-а-лен. Ни одного пятнышка, ни какой-либо затяжки или оторванного лоскута, все просто прекрасно. Неожиданно это бьет по нервам — взгляд Старателя, неотрывно следующий за каждым движением. Ястреб, на проверку, наклоняется выбросить стакан в мусорное ведро и да, все то же неприятное ощущение между лопаток. Это ощущение — тяжелое и гнетущее, изучающее, расчетливое. Ястребу хочется закрыться от него, спрятаться в крыльях, а лучше — вылететь отсюда в ближайшее окно и лететь как можно дальше. Никогда раньше Старатель ни вызывал у него таких чувств. Мужчина откашливается и наконец-то моргает. — Ястреб, — зовет он, вылавливая его взгляд и приковывая намертво, — я когда-нибудь раньше говорил, что твоя причуда — нечто потрясающее? — Кажется, припоминаю. Может немного другими словами, а что? — Я думаю, — говорит Старатель после недолгой паузы размеренно, будто принял тяжелое для себя решение, — что такому дару нельзя пропадать. Не губи себя, парень. Ястреб улыбается, приветливо глядя на героя номер один, но в голове его полный хаос. Что? — Вы о чем? — спешит уточнить он. Бирюзовый взгляд вновь исследует его тело, поднимается на крылья, обводит каждое перышко. Ястребу душно, Ястребу липко, Ястребу хочется улететь, но он боится, что как только шагнет наружу, упадет вниз, ведь крылья в смоле. Все кажется таким сюрреалистичным, неправильным, ложным. — Твоя причуда должна развиваться, должна иметь продолжение. Не должна потухнуть и затеряться где-то среди сотен других. Она должна вырасти во что-то новое, сильное, превосходное. Понимаешь? — Вы что, свести меня с кем-то хотите? Старатель-сан, это очень мило с вашей стороны, я польщен, но это вроде как мое личное дело. — Ты герой номер два, присмотрел бы себе кого. — Весь в работе, — отшучивается Ястреб, — ну вы знаете, как оно бывает. Геройские дела, злодейская доля. Крылья на проверку оказываются вполне здоровы, так что Ястреб пятится к выходу, мечтая избежать неловкого разговора и пристального внимания. — Будь мой Шото девчонкой, мы могли бы породниться, — серьезно говорит Старатель. — Будь ты девчонкой, я бы сам попросил тебя о свидании. Ястреб в ужасе замирает на пару мгновений, тут же ощущая, как жжет грудь чужим взглядом. Он улыбается, пожимает плечами и тихо смеется. Молодец, Энджи-сан, замечательная шутка. Он так и говорит: — Хорошо шутите, Старатель-сан. И выпархивает прочь. Тодороки не улыбается, в его взгляде нет даже тени улыбки, лишь что-то вязкое и тяжелое, будто увяз в болоте и только и остается, что барахтаться, усугубляя положение. Ястреб отчетливо ощущает, что все это не шутка, ему почти нечем дышать. Он летит все дальше и дальше, так далеко, как может. Кружит над чужим районом и надеется, что через такое большое расстояние невозможно прожечь насквозь.***
Бирюзовые глаза — цвета неба, цвета моря и долгожданного глотка воздуха, цвета боли и сумасшествия — впиваются в него словно когти. Раны от них не болят, но жгут. Ран становится больше и больше, стоит ему двинуться с места в надежде избавиться от раздражителя, потому он предпочитает стоять на месте. Какой смысл бежать, если ты смертельно ранен и хищник дышит тебе в спину? В затылок, если быть точным. — Ты что-то хотел? — спрашивает Ястреб, устало вздыхая. Ночь выдалась бессонная, а день тяжелым, и мало всего этого — намеченный выходной тоже отменился со звонком Даби. — Ты слишком тих сегодня, где твое привычное щебетание? Ястреб закатывает глаза, благо у него хватает сил хотя бы на это. Сейчас бы лежать в уютной большой кроватке и видеть десятый сон, но вместо этого они торчат в сыром промозглом переулке по абсолютно идиотскому делу, которое Даби мог бы и сам решить. Он и решил, два обугленных тела являлись тому прямым доказательством. Ястребу было настолько безразлично, что он даже не пытался остановить этого психа от убийств. Ястреб знает, что его обязательно накроет в ближайшем будущем, и отвращение к себе будет бурлить в нем вспышками ненависти и бичевания. Но честно, чем он лучше? Его руки в крови. Ему нужно поспать. — Тяжело должно быть вертеться, когда ты двойной шпион, а? — Тяжело должно быть каждый раз шутить об одном и том же, а? — парирует он. Кто бы знал, как тяжело. Ястреб не жалуется, это его работа и он выполнит ее на отлично. Просто иногда, вовсе изредка, ему кажется, что это непосильная ноша. Хорошо, что только кажется. — Мы так и будем торчать в подворотне? — А тебя что-то не устраивает? Плохие воспоминания? — Раз уж ты решил заделаться моим психотерапевтом, то я бы предпочел место потеплее. — Вроде насиженного гнезда? Ястреб дарит ему один из своих «ты совсем дурак?» взглядов и идет прочь, кутаясь в куртку. Он слышит, как сзади хмыкает Даби, но звука следующих за ним шагов не раздается. Значит, есть время на передышку.***
Даби ему не друг, по определению — враг, и вынужденное зачисление в ряды злодеев сего факта не меняет. Но не успевает Ястреб словить себя на мысли, как уже стоит на крыше — ближе к небесам легче дышится — и выкладывает ему наболевшее. Это должно быть какой-то психологический трюк, думает он, вот так влиять на человека, просто находясь рядом. Это должно быть вне закона, но они в Лиге, а здесь по умолчанию всё незаконно. Всё и все. Даби ему не друг, не приятель даже, но слушает внимательно. Ищет зацепку, ищет кровоточащую рану, чтобы впиться в нее и разодрать на куски. Даби хищник, и об этом отнюдь не стоит забывать. Ястребу кажется, что он сходит с ума, раз чувствует себя спокойнее в компании психа и убийцы, чем в компании героя номер один. Он совершенно точно слетает с катушек, раз без раздумий, абсолютно доверчиво и глупо поворачивает к нему спину. Спалит ли он ему крылья? Позволит ли ему Ястреб лишить себя всего? Даби ему не друг, но предостерегает от мнимой опасности в лице Старателя. На вопрос, почему он говорит о Старателе как о давнем знакомом, причинившем боль, лишь молчит. Не ухмыляется, не хмурится, молчит и смотрит в глаза. Ястреб думает, что не стоило поворачиваться, потому что бирюза жжет, выжигает что-то внутри, кажется, что вот-вот, еще немного и вспыхнет пламя. Оно сожжет его изнутри и следа не оставит, а внешне он будет все тот же красавчик герой номер два. Потому что снаружи, наперекор пламени, все обрастает льдом. Ястреб мерзнет. Ястребу хочется знать, каково там у Даби. Мерзнет ли он внутри, полыхая снаружи? Или огонь пробрался вглубь? Обожжённая кожа отвратительного мертвого цвета, Ястребу кажется, что он может слышать, как она рвется и кровоточит. Даби не кричит, не стонет, даже не вздыхает. Не ясно, чувствует ли он вообще, или боль завладела им полностью. Даби — это сплошные вопросы и ни одного ответа. Даби кладет свою руку — до безумия горячую — ему на крыло, не у основания, где все ощущения во сто крат сильнее, но выше, будто знает, что было бы больно, будто заботится. Даби ему не друг, но Ястреб замирает под касанием вовсе не от страха и предчувствия атаки. Его косматые брови взлетают вверх, точно как он сам во время полета, и его ошарашивает догадкой. Бьет по голове железной битой, если быть точным, еще раз и еще. Почти до смерти. Жаль, что почти. Крыло горит, и тепло от этого жара распространяется дальше по телу. Все еще недостаточно, но отчего-то вспыхивают щеки, алея. Ястреб надеется, это от ветра, который здесь, наверху, дует с такой силой, что сбивает дыхание. Ястреб молится, чтобы так оно и было. Потому что пусть лучше это будет ветер, чем Даби с его прожигающим взглядом и горячей ладонью, осторожно перебирающей перья.Look out to the future But it tells you nothing So take another breath
Последние недели его жизни похожи на чертово дежавю: от одного бирюзового взгляда к другому такому же, только ярче. Временами ему кажется, что его психика действительно не в порядке, но он успокаивает себя тем, что на его месте у любого бы мозги съехали набекрень, и живет дальше. Старатель тему причуды больше не поднимает, но Ястреб все равно ловит на себе долгие взгляды. Они, в отличие от других, не жгут и даже почти не засасывают в свои топи, но ему все равно некомфортно. Раньше он, совсем еще мальчишка, был бы в восторге. Сам Старатель уделяет ему внимание, пусть тихое, пусть странное, но личное. Переросла ли его детская влюбленность во что-то иное? Ястреб сглатывает вязкую слюну и мотает головой — глупости. Руми как-то шутит, что он словно Икар, мечущийся между двумя солнцами, того и гляди, одно из них приведет его к гибели. Ястребу совсем не смешно, аналогия с Икаром настолько банальная, что ее не провел бы только тот, кто никогда не слышал о мифологии. Только Икар не был влюблен в солнце, он был любопытен и глуп, а Ястреб… Говоря откровенно, он бы скорее сравнил себя с Гераклом, чьи одежды пропитаны ядом, и ему не остается ничего иного, как в диких муках сжечь себя на костре. Куда не глянь — исход смертельный. — Эй, — говорит она, — Кейго, эй. Все это скоро закончится, ты выполнишь свою работу, и жизнь вернется в обычное русло. Должно стать легче, не думаешь? Ястреб качает головой и невесело усмехается. Закончится ли? Спасет ли его костер? — Не будь глупой, — шепчет он, — ничто не спасет меня. Руми молчит и не лезет в душу, спасибо ей большое. В его голове полный хаос, в душе — тоже. Он делает следующий вдох.Your hands protect the flames From the wild winds around you
Рука Даби горит ярким синим пламенем, не таким красивым, как его глаза, но все еще завораживающим. Ястреб хочет дотронуться до нее своей, переплести их пальцы, смотреть как огонь переползает с одной плоти на другую. Но сумасшествие Ястреба еще не дошло до черты самоповреждений, потому здравый смысл берет верх, и он остается в стороне в качестве наблюдателя. Они говорят мало, прикасаются друг к другу и того меньше, но рядом отчего-то каждую свободную минуту. С Твайсом и Тогой легко, временами даже весело, с Шигараки неприятно, как с Даби — для Ястреба чертова загадка. Ему хочется быть рядом, потому что от злодея веет теплом, жаром даже, можно прогреть озябшие косточки. Потому что вся его бдительность засыпает, когда Даби рядом, потому что он наконец-то может отдохнуть. Но Даби — один из объектов его наблюдения, часть задания, его враг и опасный психически нестабильный маньяк. Реакция на него должна быть четкой и понятной, но она совсем противоположна. Это словно оживший кошмар, где Ястреб должен бежать, но он остается на месте и ждет, когда чудовище его настигнет. А может он сам чудовище? Даби тушит пламя, и его рука — все еще до безумия горячая — находит руку Ястреба. Их пальцы не переплетены, но хватка настолько сильная, что герою требуется вся выдержка, чтобы не закричать — обжигает даже сквозь перчатку, будто сунул кисть в костер. Это больно, это хорошо. Ястреб сжимает пальцы, обхватывая чужую ладонь крепче. Даби ухмыляется, но не своей обычной усмешкой, а странно, непривычно, нежно. Весь воздух будто кончается в легких, стоит это заметить, только и остается что стоять и цепляться за другого человека, как за спасательную соломинку. Ястреб думает, предложи ему Даби сгореть вместе, он бы шагнул к нему ближе в ту же минуту. Эта мысль почти не пугает.Icarus is flying too close to the sun And Icarus’s life, it has only just begun And this is how it feels to take a fall Icarus is flying towards an early grave
Все закономерно идет не по плану. Вся работа, на которую комиссия потратила не один месяц, рушится за считанные секунды. Ястребу даже немного смешно от сложившейся ситуации: а чего они, собственно, ожидали? Спина горит болью, и ему очень хочется завести руку назад и ощупать то месиво, что осталось от крыльев. Он почти решается, но тошнота от накатившего ужаса заставляет его опустить руку. Что он теперь будет делать? Что он теперь… Старатель стоит позади, и всполохи его гнева отдаются искрами в воздухе. Ястребу страшно посмотреть в лицо человека, который боготворил его причуду. Что он теперь такое без своих крыльев? — Что, птенчик, не можешь взлететь? Пташка без крыльев не пташка, так — кусок мяса на потеху хищникам. Даби стоит перед ним, всего в паре шагов, протяни руку и, может, коснешься. Он говорит жестокие вещи, он сам — воплощение жестокости, но Ястреб уверен, если он поднимет взгляд, то увидит лишь завораживающую мощь. Силу, что сожгла его жизнь дотла. Вырвала с мясом и оставила истекать кровью, захлебываясь пылью и грязью. Ястреб бы заплакал, но ему смешно. Он бы засмеялся, но ему больно. Так чертовски больно. Вот он — посмотрите — сидит побитый между двух солнц, и в отвращении к себе не может посмотреть ни на одно из них. Вот он — среди двух огней, без шанса на победу. Даже если герои победят, Ястреб — нет. Все, что было у Ястреба — пало прахом. Он не слышит дальнейших слов, не видит дальнейших событий, он сидит в коконе из своей боли и мечтает отключиться. Чтобы все это было сном, чтобы когда он проснется, под боком лениво развалился Даби, а его крылья — алые не от крови, а просто потому что такой окрас — грело исходящее от него тепло. Он бы расправил их поудобнее и забавлялся бы с перьями, наблюдая за их полетом. А потом Даби остановил бы его, переплетая их руки, и, быть может, потянулся второй рукой к одному из перьев, хватая из общей кучи. Было бы хорошо, будь это все кошмаром. Но это не было. Ястреб не знает, куда девается Старатель, но его это мало интересует. Перед ним Даби — побитый и обожженный куда хуже обычного, так, что сразу понятно — ни одни скобы не помогут — тянет свою ладонь. Ястреб думает, предложи ему Даби сгореть вместе, он бы шагнул к нему ближе в ту же минуту. Он хватается за руку как утопающий, жмурится от раздирающей боли, но все же встает. Смотрит чуть окосевшим взглядом прямо в бирюзовое пламя напротив и шагает ближе. Еще и еще, пока между телами не остается и миллиметра расстояния. Он обхватывает Даби руками, будто обнимает, и чувствует, как чужие руки смыкаются на спине. Так чертовски больно. От Даби пахнет жженой плотью и это отвратительный, забивающий дыхательные пути, смрад, но Ястреб облегченно вздыхает и наконец-то — наконец-то — кладет голову на чужую грудь. Так спокойно. — Не бойся, — тихо говорит Даби ему в макушку, — я знаю, что делать. Я уже умирал. Синее пламя охватывает их с неистовой силой, и Кейго жмется к Даби сильнее. Ему наконец-то тепло.