Эти свободные бабочки

Холодная сталь отбросила на деревянную стену солнечный знак, скользнувший по старым, пахнущим пылью доскам куда-то вверх и почти тут же опавший, будто исчезнувший в мягкой коже вместе с лезвием. Рука встречает сопротивление лишь когда рукоятка уже упирается в чужую спину, и мужчина морщится от хриплого, короткого вскрика. Кровавое пятно медленно расползается по коричневой ткани жилета, а тело еще раз дергается, перед тем, как замереть. О, его противники так похожи на насекомых! Он - коллекционер, а его балисонг - игла. Он одержим своими экспонатами, еще живыми и трепещущими, ему нравится ощущать, как они рвутся из рук и судорожно шевелятся, пытаясь уцепиться хитиновыми коготками за воздух. За этим всегда забавно наблюдать. Они медлительны и крупны, а от того ловить их изредка бывает скучно, но нанизывание на булавку всегда радует, как в первый раз. Но они - всего лишь жуки. С крупными блестящими надкрыльями, неповоротливые, иногда ползающие с трудом, и коллекция шпиона ими полна. Интерес для него составляют бабочки. Он думает о них часто. О них - сидящих в самых укромных местах, манящих его своими крыльями. О них - кажущихся хрупкими и одновременно складно сложенными. И у него на примете давно имеется одна, именно за ней он ведет охоту, каждый раз подбираясь все ближе и ближе к цели. С каждым убийством, каждым вечером, проведенным в фургоне. - Ты читал Кафку? Превращение. - Отстраненно спрашивает шпион, задумчиво туша сигарету в пепельнице и сминая ее пальцами. - Нет. - Коротко отвечает снайпер, продолжая чистить винтовку. Они сидят некоторое время в тишине, которую прерывает лишь тихое шуршание со стороны Манди, усердно протирающего дуло тряпкой. Наконец француз садится на край койки, и матрац с надрывом скрипит под его весом. - Молодой человек превратился в жука, и общество от него из-за этого отвернулось. - Мик озадаченно поднимает голову на голос собеседника и трет затылок пальцами. - И что? - Произносит он, на время отложив оружие. Снайпер, пожалуй, был довольно далек от философии. Или только делал вид, что далек, потому что его эмоций в данный момент было особо не разобрать, и шпион не мог бы точно сказать, недоумевает ли тот. Шпион вздыхает, почесывая пальцами под краем балаклавы. - Что бы ты сделал, если бы я стал жуком? - Брови снайпера медленно поползли вверх, а потом он неопределенно пожал плечами. - Я убил бы тебя. Багровая капля скатывается по лезвию ножа, который шпион вытаскивает из трупа за мгновение до того, как тот распадается на молекулы в поле машины возрождения. Это в каком-то смысле даже печально. Он снова упустил свою цель. Француз на самом деле не может вполне понять, почему и как стал одержим идеей. Почему каждый бой становится для него будто энтомологическим сбором, а противники не более чем насекомыми, которых следует зафиксировать на острие и расправить. Почему он, убивая силуэт в шляпе вновь и вновь представляет, будто пинцетом медленно и осторожно обрывает чешуйчатые крылья, оставляя обезображенное бурое тельце извиваться в чашке петри, хотя на деле делает один лишь выпад, по сути даже не по-настоящему убивающий? О, подсознательно мужчина знает ответ. Свобода. После смерти его насекомые остаются свободными. Манди непокорный. Он кидает злобные взгляды, упорно молчит, когда рука в перчатке ложится на его пах, а, стоит только снять повязку со рта, начинает кусаться. Но тем даже лучше, потому что это добавляет интереса. Манди разочарован. Его предупреждали, что не стоит водить дружбу с человеком из противоположной команды, да еще и каким! Со шпионом! - Расслабься, - Сиплым низким шепотом произносят у его уха, но это лишь сподвигает снайпера дергаться сильнее. Манди чувствует себя преданым. Он не так себе все представлял, размышляя о чем-то даже приближенно-романтическом, как бы сказал его, видимо, бывший товарищ в балаклаве, поведай Мик ему свои планы. Но все случилось прозаичнее и грубее. Алкоголь, веревки и фургон. - Ты ведь и сам об этом думал, разве нет? - Француз мерзко ухмыляется, через ткань брюк ощупывая затвердевший член и наблюдая очередную попытку выбраться. Он наконец поймал то, за чем охотился с набором булавок долгое время, и теперь такой ценный экземпляр ни за что не упустит, даже если придется испортить. Если придется отделить крылья от тела и составиль композицию с помощью клея. В напряженной тишине, иногда прерываемой тихим и злобным рычанием снайпера, раздается звук расстегиваемой молнии. Француз не спешит, наоборот, растягивает момент, наслаждаясь порывами Мика, созерцая его страх, скрывающийся за маской агрессии. Манди бьется в его руках, щерится от касаний, но шпион видит, что он сам не против быть пойманным. Этот вечер станет для них переломным. Пальцы скользят по всей длине ствола, а большим француз трет головку, неотрывно смотря в лицо снайпера, прислушивается к тяжелым, но тихим вдохам и вовсе опускается на колени, касаясь эрегированного пениса языком. Манди напрягает руки, крепко связанные сзади и еще раз пытается разорвать веревку, но та не поддается, заставляя его немо взвыть от отчаяния. Он старается не глядеть вниз, но настойчивая ладонь француза, давящая на затылок, заставляет его это сделать, и Мик повинуется, слишком измотанный попытками выбраться. Снайперу остается только закрыть глаза, но и этот небольшой шанс абстрогироваться оказывается упущен. - Если ты не будешь смотреть я прекращу. Но даже не думай, что я освобожу тебя. - Шпион и вправду замирает, вовсе перестав прикасаться, а после выжидает некоторое время, хищно оскалившись, когда Манди сдается и распахивает глаза. Это почти спортивный интерес - узнать, когда снайпер сломается. Пойдет на поводу. Француз горячо выдыхает, снимая одну из перчаток и дотрагивается до чужого члена оголенной рукой, компенсируя мастурбацией свою неспособность заглотить на всю длину, поднимает взгляд на лицо снайпера и фыркает через нос, слыша едва различимый за тряпкой стон. Оглаживает бедра вынужденного партнера, а потом ощутимо давит на лобок, покрытый жесткими темными волосами. Немая борьба идет меж ними еще достаточно долго. Шпион даже начинает думать, что победил, отмечая про себя, что Манди давно перестал дергаться и даже пробует снять повязку с его рта, но снайпер довольно больно кусает его за пальцы, и мужчина шипит, возвращая кляп на место. Ему нравится, что Мик не поддается. Стрелок однозначно из разряда тех бабочек, что даже после ночи на энтомологической булавке пытаются шевелиться, несмотря на то, что должны были давно замереть в заданной человеком позе. И это именно то, что шпион так желает обуздать. Еще нескольких быстрых движений головы хватает на то, чтобы тело Мика напряглось вместе с возбужденной пульсирующей плотью, а рука доводит дело до конца. Снайпер изгибается, толкаясь навстречу теплому рту француза и с полурыком-полустоном изливается, судорожно выдыхая. Шпион непроизвольно морщит нос. Теплая сперма не запачкала его костюма, но попала на лицо, и ему приходится достать платок, чтобы утереться. Шпион сегодня не пойдет к фургону. После того, что произошло вечером снайпер старался избегать личных встреч и разговоров с ним, но это даже к лучшему. Он - коллекционер, а его балисонг - игла. И вчера для своей коллекции он наконец поймал одну из этих свободных бабочек.