Последние желания

Напитки всё равно вкуснее дома. Или в кафе. На улице их вкус разбавляется солнцем, воздухом, ароматами и трепещущими на ветру платьями рассветных оттенков. Лето — это как напиться из горлышка холодного лимонада; в жару; даже с кусочками льда внутри, потому что из холодильника на набережной. Я счастливый, но хочется ещё и ещё, и я бегу за лимонадом снова. Но уже осень. Она внезапно всегда наступает. Унылая и совсем не очей очарование. — Сдохнуть хочется. — Правда? Я могу вам в этом помочь. Я настолько обескуражен, что поворачиваюсь к навязчивому собеседнику, что сидит совсем рядом, за соседним столиком, покрытый солнечными пятнами, весь в коричневом и в шляпе. Вообще-то причин именно «сдохнуть» у меня было несколько, но, подозреваю, все неубедительные, если подумать об этом позже. Если бы была такая возможность! Оценить то, что происходит, не по горячим следам, а словно спустя несколько лет. Совершенно спокойно относясь к таким пустякам, как экзамены, дипломы, поиски работы, уходящие и приходящие пассии. Осознавая, что любой выбор был к лучшему. Так вот, о выборе. — Выбор у вас есть,— продолжает этот странный человек. Честно говоря, я бы предпочёл ещё пожить. Несмотря на то, что мой код никак не хотел работать, зарплату задерживали уже второй месяц, а девушка моя после долгих сомнений стала не моей, а чьей-то ещё. В общем, если бы я был склонен драматизировать, то я бы воскликнул: «Жизнь кончена!» Но я был лишь склонен делать громкие заявления, о которых не раз жалел. — Например, вы можете отказаться.— Ботинки у него огромные, как лыжи. Брюки тоже странные, словно мятые, но не мятые. И пиджак с очень мелким, едва различимым рисунком. На левой руке массивные старомодные часы. На правой — тоже. Почему он не снял в кафе шляпу, я не знаю. — Но? — Но если согласитесь, то в последние дни своей жизни сможете делать всё. Абсолютно всё. — Это и так понятно.— Я, конечно, старался говорить спокойно и даже с иронией, но мне было не по себе. — Не совсем, молодой человек.— Мне сначала показалось, что он едва старше меня — теперь же, кажется, он раза в три старше… — Вообще всё. Летать, ходить по воде, понимать женщин, менять пол, грабить магазины так, что вас будут только благодарить. Будут исполняться любые прихоти. Достаточно будет просто подумать. Единственное условие: сделать всё это можно будет только один раз. Не решились, передумали — всё, возможность тоже исчерпана. Он улыбался. Премерзко улыбался. Зная обо мне то, что я в себе терпеть не могу. Я очень, очень часто сомневаюсь. По всем пустякам. Чтобы я не сомневался, официантка в этом кафе всегда приносит кофе и пирог на свой выбор. Я ей благодарен за это. В кармане вздрогнул телефон, и у меня по рукам побежали мурашки. Я машинально посмотрел на экран, но совершенно не запомнил, что там было написано. — Вообще всё? — Вообще всё. У меня была совершенно логичная мысль, но я боялся дать ей просочиться наружу. Я уже не был уверен, что это игра. — А сколько… — Извините.— Собеседник достал из кармана телефон — старый, дисковый, с латунной каймой вокруг дисплея, ответил негромко не по-русски — кажется, на французском, но я могу ошибаться. — Это романш, это не французский,— поправил он меня.— Ну так как, вы согласны? Подошла Даша, официантка. У неё очень красивые ноги, и она этим беззастенчиво пользуется. Поэтому и программистов вроде меня в этом кафе всегда достаточно. — Ещё кофе? — Да. Спасибо большое. Даша ушла. — Вот и отлично. Я знал, что вы согласитесь. Я недоумённо посмотрел на него: — Вообще-то я не вам. — А это и не играет никакой роли. Вы просто согласились.— Его голос был совсем бесстрастным, а губы сухими и бескровными. Он встал, и шляпа его на мгновение закрыла весь свет из окна; полы пиджака вспорхнули над стульями, и дверь за ним захлопнулась со звоном. — Я сейчас,— это я вскочил и на бегу сказал Даше — она меня окликает, говорит, что посетитель в шляпе сказал, что я за него расплачусь, и я киваю, мне всё равно — но на улице его уже нет, нигде нет, на соседних улицах тоже, и я вытираю мокрый лоб и возвращаюсь в кафе. — Странно,— говорит Даша,— у него счёт получился со знаком минус. Значит, я ещё сдачу должна дать.— Она отсчитывает триста рублей и отдаёт мне, и я кладу их в боковой карман лёгкой куртки, там, где у меня упаковка жевательной резинки и зачем-то хранятся билетики из трамвая. У Даши на правой пятке белый пластырь. Я этого не замечал раньше. А под правой коленкой синяк, но едва заметный, заживающий. И небольшая царапинка сбоку на левом бедре. Я каждый день смотрю на её ноги, но никогда не видел синяка. Цвет её форменной курточки какой-то ядовитый сегодня, словно в сухие краски налили воды, смешали и неумеренно растушевали по листу; я встаю, беру под мышку ноутбук и оставляю на кассе деньги. Пирог тяжёлым булыжником лежит внутри меня, все сто пятьдесят граммов. У ручки на двери такой запах, словно ей уже лет двести, фальшиво сделанной под бронзу, полуистёртой. А на улице ветер пахнет шоколадом и селёдкой одновременно — ужасно, но на рынке запахи похуже, и я спускаюсь на узкую улочку, где нет ветра. Сажусь на лавочку и думаю. Листок падает с дерева и мучительно долго летит вниз. Я на лету ловлю его и раздавливаю между пальцами, как мятный. Он тоже пахнет, едва-едва, чем-то тусклым и усталым. Из подъезда выходит девушка и, слишком громко стуча каблуками, быстро проходит мимо, окутывая меня таким плотным облаком духов, что я невольно закрываю ладонью нос, встаю и иду прочь. Но там, где прочь, там пиццерия, и почему-то я сегодня чувствую себя, как будто меня подогревают на куске пиццы — запахи обволакивают меня со всех сторон почти ощутимо, ещё чуть-чуть — и можно пощупать. — Вам нехорошо, извините? — Очень милая девушка, молоденькая, но боже, почему они все сегодня так крепко душатся? Я делаю попытку улыбнуться и заверяю её, что всё просто отлично. А дома отмываю от себя все запахи. Я пахну газонами, выхлопными газами, газовой горелкой, всем кофе, что я выпил; я пахну Дашей, всеми девушками, что прошли мимо, я пахну шляпой незнакомца; и когда я смываю плотный слой этих запахов, я чувствую аромат воды. И тут мне становится настолько страшно, что я достаю бутылку красного вина и выпиваю её бокал за бокалом. Желаемого опьянения это не приносит. Вкус слишком резкий, у воды он намного мягче… Зато голова на следующий день разболелась ощутимо. Я почти на ощупь нашёл нужные таблетки, выпил два бокала воды и снова лёг на диван. Было раннее утро, и от соседей традиционно пахло супом. Но если обычно этот запах был просто мерзким — смешайте варящийся клей и свежую требуху убитого мамонта, и вы поймёте, о чём я,— то сегодня он был убийственным, и я закупорил все окна наглухо. Когда немного ожил, я пошёл смывать с себя ночные запахи. Мне казалось, что я чувствовал, как пахнут спички сквозь закрытый коробок. И не глядя выбрал пачку чая просто по запаху. Вскрыл её и заварил чай покрепче. Правда, лучше не стало. Я хотел было позвонить Лене Ивановой, она меня всегда выручала. — Привет… — Давно не слышала тебя, привет! — Но голос её оказался таким скрежещущим, что я извинился, сказал, что перезвоню, и испуганно отключился. И не перезвонил, конечно. К вечеру всё постепенно прошло. И головная боль, и запах супа — он ядовито проникал во все щели целый день. Голоса людей с улицы приобрели нормальную окраску. А запахи, которые я уже мог подержать в руках, стали чуть легче. И я вышел на улицу, радуясь, что могу пару-тройку дней не появляться на работе. Вообще-то я хотел спросить у того в шляпе, сколько у меня этих самых последних дней. Не то чтобы я поверил в его бред, но мистике всегда верится легче, чем здравому смыслу. Что мне говорит здравый смысл? Повышенное давление вследствие сидячего образа жизни и круглосуточной работы за компьютером. Что мне говорит внутренний голос? — А помнишь, он сказал, что ты можешь всё? Я ощупываю предоставленные мне возможности изнутри. Как он говорил? Я смогу летать? Радикально. Я ускоряю шаг и подпрыгиваю, чтобы попытаться взлететь, но ботинком цепляюсь за бордюр и выгляжу совершенно по-дурацки, стараясь удержаться на ногах. Подростки рядом гогочут. Я, весь красный, быстрым шагом иду дальше. Так я упустил эту возможность или нет? Подняться на крышу дома, разбежаться и полететь? Я поднимаюсь на крышу в первом же попавшемся подъезде, стою у парапета. Налетает порыв ветра, я едва удерживаюсь на краю, и летать сегодня мне больше не хочется. Упустил. Я расстроился — совершенно глупо и по-детски. Два раза попробовал подпрыгнуть повыше на безлюдной улице, но только распугал стаю мирных голубей, недовольно разлетевшихся в разные стороны. Поэтому надо было что-то съесть, и я забрёл в «Булочную №3» — где были первые две, я не задумывался, а тут всегда продавались первоклассные булочки с земляничным джемом. Я взял парочку прямо с витрины и, совершенно растерянный, пошёл вон из магазина; но вдогонку мне закричали; я вздрогнул; продавщица выбежала и сунула мне в руки пакет: — Вы мало сегодня взяли, вот ещё! — А в пакете вкусный багет, печёные орешки со сгущённым молоком, пара пирожных и бутылка «колы». Вот «кола» меня и спасла, и расставила мысли по местам. Я осознал, что я только что ограбил булочную, а мне ещё и спасибо едва не сказали. И почему голова человека работает не так, как компьютер, быстро и чётко? Давно бы уже сообразил… Я долго курил прямо на улице — сигареты, ароматные и чуть терпкие, как-то сами собой оказались в кармане, хотя я никогда их не покупал; темнело, и мою улицу все обходили стороной, давая подумать. — Четыре. Мне просто пришло в голову: «четыре». Это мне столько дней осталось? Или это попытки? Или просто так? Я выпил ещё «колы», и подумал, что да, это мне столько дней осталось. Как-то не очень вдохновляет. Я выпил последние капли напитка, а бутылку зашвырнул в кусты. Пакет мешался, и я оставил его на лавке, а сам отправился к Девятому молу, подумать ещё у воды, чтобы спокойно. Да ну. Это всё мистика. Вообще, если следовать логике, то я же могу захотеть, чтобы этих дней было бесконечно много, чтобы на всю жизнь хватило, правда? И тут мне в голову ударил такой водопад цифр, что я даже закричал — цифры всё неслись, голосами перекрикивая друг друга, а последняя, извалявшаяся в пыли восьмёрка, проползая боком, сказала рассудительно: — А до тебя никто об этом не догадывался. Что так тоже можно. Я что теперь, вечный? Мне стало чуть спокойнее. Настолько спокойнее, что я чуть не попал под поздний трамвай. Но не попал. Голос трамвая напомнил мне последний звонок, и я снова позвонил Лене. По телефону она полчаса убеждала меня, как хочет оказаться рядом со мной обнажённой, но я не внял её мольбам. Потому что не поверил. Потому что Лена была очень красивой девушкой, которую желали все. И со мной начала общаться благодаря воле случая: в университете мы просто вместе оказались на педагогической практике, но её школьники пожирали глазами, всю без остатка, а меня любили только за ум. Раз в полгода мы с ней говорили на переменах о ерунде, а после университета почему-то стали созваниваться. Я вспомнил, как однажды в очереди у деканата Лена стояла слишком близко ко мне, незначительно касаясь грудью моего локтя, и я боялся дышать; это и был весь мой физический контакт с умопомрачительной девушкой. Лена написала сообщение: «Я пока не передумала». Я вздохнул и поехал к ней предаваться различным грехам. И не верил, пока она не раскрыла мне дверь, едва одетая, а дальше всё было слишком нереально, поэтому я даже не хочу описывать это, чтобы не сочли за выдумщика. Наутро на столе в её квартире меня ждал завтрак, но сама Лена, конечно, уже упорхнула на работу. В записке были подробные инструкции, где и что можно съесть и как закрывать за собой дверь. Я заволновался, съел всё и ушёл. Всё это выглядело каким-то прощальным подарком со стороны моих ангелов-хранителей. В голове возникло: — Двадцать четыре. Как так двадцать четыре? Вчера же ещё была бесконечность, умноженная на бесконечность… Я озадаченно шёл в сторону своего дома. Захотелось пить, и я достал из кармана куртки бутылочку минеральной воды. Ну да, «колу» уже нельзя было пожелать. — Двадцать пять. Я вздохнул с облегчением. Так это просто счётчик желаний. Только почему он у меня в голове так тикает? И почему не каждый раз… Впрочем, согласен, ночью было не до счётчиков. Я поздравил бутылочку воды с юбилейным, двадцать пятым желанием. Я уже не сильно удивлялся. Но погодите-ка. Откуда столько набралось? Помню: попытки полетать (мне снова стало стыдно), булочную, сигареты, разговор с Леной перед этой ночью… Само желание, чтобы голова работала, как компьютер, кажется, тоже сбылось, потому что внутри меня всё было покрыто ровным плотным слоем чисел. Я осознал, что я уже сделал две тысячи триста семнадцать шагов от дома Лены, и многое прояснилось. Я тут же завернул в сторону мола, подумать у воды. Похоже, около двадцати желаний я потратил как раз ночью. Смотря что считать желанием… Интересно, сколько их у меня ещё осталось? Внутренний компьютер промолчал. В общем, ищет он информацию внутри меня так себе, на троечку, а вот считает отменно. Как настоящий компьютер. Я стал думать, чего же мне хочется. Чтобы вот совсем по-настоящему, а не мимолётные желания. Было бы просто пожелать список моих желаний, но это было бы совсем нечестно. (Ага, воровать булочки из магазина честно.) Я присел на парапет, поросший кустистым мхом. Ветер доносил с реки прохладные запахи. Привычно я разложил в голове эти запахи на составляющие: свежая рыба, ещё плавающая; снулая рыба у рыбаков у причала; жестяная посуда на лодках; срезанная трава; вода, взволнованная шлепками вёсел; уставшая за лето листва на деревьях… Да ничего мне особенно не хочется, рассердился я. Жить и немного работать в своё удовольствие, получать хорошие деньги, покупать себе что-нибудь, чтобы нравиться девушкам. Вкусно есть, ездить по разным городам иногда. Фотографировать, рисовать. Знать несколько языков было бы хорошо, но с этим у меня и так проблем нет. Гулять и спать с девушками, которые нравятся, потом всё-таки выбрать одну такую, с которой просто хорошо во всех смыслах. Неужели для этого нужно обязательно умирать в конце? — Да. Голос изнутри звучал всегда неожиданно, но к тембру я привык и не вертел головой в попытках увидеть собеседника. Ну ладно. Если отвлечься от себя, я хочу здоровья и денег для родных и близких. (При слове «близких» почему-то вспомнилась Лена, не вполне одетая.) Это же так тривиально, но разве это так сложно? — Да. А кто сказал, что будет легко, вздохнул я. Ветер взъерошил волосы на моей голове, сотворил из них чёлку, и я подумал, что пора уже в парикмахерскую. Иначе моя парикмахерша совсем меня узнавать перестанет. И тут у меня созрел план. Совершенно сумасшедший, но вполне осуществимый в сложившихся обстоятельствах. Для начала мне нужно много денег. Я залез во внутренний карман и с удовлетворением ощутил там целую пачку пятитысячных купюр. К этому моменту я уже довольно легко отличал их от тысячных и пятисотенных — по запаху, разумеется. Удивительное обоняние больше не било меня по голове, но сделало некоторые моменты более удобными. Например, не оборачиваясь, я знал, что за моей спиной по аллейке неторопливо идёт пожилая дама, держащая на руках котика. В центре города я отправился в самый дорогой и модный магазин. Прикинув подходящие размеры, я купил брючный женский костюм, очень стильный, но неброский по цветам. Шейный платок, несколько блузок и клетчатых рубашек. Женские джинсы, открывающие щиколотки. Выбрал уйму нижнего белья. Долго сомневался между «дерби» и «оксфордами», когда выбирал женские осенние ботиночки тридцать пятого размера, но остановился на более строгих «дерби». Подумал и купил симпатичную шляпу, гармонировавшую с костюмом. Выбрал лёгкую осеннюю куртку, светлую и легкомысленную. На всякий случай купил ещё несколько пар колготок и перчаток. Это было очень тяжело. Особенно отвечать на вопросы: — Без примерки? Это же обувь… — А вашей избраннице это точно по размеру? — А каких она вкусов? Ей точно понравится? Я старался не краснеть. После комплиментов о достойном мужчине особенно. Под конец я осознал, что, отвечая на вопросы, я уже придумал достаточную легенду о своей вымышленной знакомой, миниатюрной блондинке с длинными волосами до пояса, умной и доброй, невероятно прекрасной и страстной. Раза в три больше денег я оставил в остальных отделах. Незаметное колечко, цепочка с едва различимым кулоном, и ещё браслет на запястье (главное, растянуть удовольствие и не носить всё сразу), а под конец — бесконечно элегантные часы. Внезапно спохватился, сдал все вещи на хранение и побежал покупать сумочки. Выбрал придирчиво штук семь — размеров от брелока до чёрной дыры, отобрал из них три, остановился на двух, их и купил. Очень хотелось есть. Но я боялся, как бы это не помешало превращению. Поэтому, хоть и накупил провизии по пути домой, но сначала решил довести до ума начатое. Я снова рассмотрел все покупки, досконально стараясь представить, какой должна быть в них девушка. Очень-очень хорошо представил. Тут нельзя допустить даже вероятности ошибки. Особенно важно осознать, что интеллект и образ мышления у неё должен быть мой. Иначе обратного превращения не получится. Правда, нужно приобрести и женские привычки и модели поведения, иначе придётся тратить время на переучивание. Я разделся. Чистота эксперимента прежде всего. Закрыв глаза, я удобнее устроился на диване. Ещё раз очень внимательно представил себе её во всех подробностях. А когда пришлось снова раскрыть глаза, всё очень сильно изменилось. Абсолютно всё. Потолок стал чуть выше. Волосы, длинные и ослепительно русые, были везде — с непривычки мне стоило немалых трудов привести их в порядок. Время замирает, и я исследую себя. Очень забавно самой дотрагиваться до собственной груди. И, как выясняется, приятно. Я рассматриваю свои руки и ноги. Пальцы — тонкие на руках, крошечные на ногах. Провожу по коже ладонями, ощущаю совсем непривычное. Никаких щетинистых волос на груди и на ногах. Это ценно. Но я понимаю, что мне предоставили меня в парадной форме, и это ненадолго, а потом придётся угрохать целое состояние на средства для ухода за этим чудесным телом. И не лениться, конечно. Я глубоко вздыхаю и иду к зеркалу. Оно в прихожей, во весь рост. Но меня интересует лицо. Это самое большое опасение: вдруг оно получилось недостаточно изысканным, и всё придется переделывать? Благодаря обострённым ощущениям я чувствую даже мельчайшие изменения. Ворс ковра под босыми ногами кажется чуть более жёстким, и даже прихожая чуть дальше от моей комнаты. Разумеется, ведь и я ниже на двадцать шесть сантиметров, чем раньше. То, что я увидела в зеркало, привело меня в полное восхищение. Даже лучше, чем я представляла несколько минут назад. Небольшой курносый носик, выразительные глаза, чуть пухлые губы, и общее впечатление — почти куколка. Но важно, что почти. Тут нельзя было мыслить штампами, а важна была индивидуальность. Поэтому губы чуть-чуть шире, чем требовалось бы для идеальных пропорций, на шее небольшая тёмная родинка у горла, а одна бровь несимметрично чуть поднята по отношению к другой — совсем немножко, но ощущение такое, словно я то ли немного удивлена, то ли собираюсь подмигнуть, и какое-то общее впечатление смешанной серьёзности и легкомысленности. Я повернулась боком и наклонилась так, что волосы совершенным водопадом закрыли меня спереди целиком. А потом резко распрямилась, откинув голову. Способ сработал: волосы, совершив красивый путь по воздуху, сами собой уложились нужным образом за плечами, и осталось лишь чуть поправить причёску сверху. Это хитрое решение я как-то подсмотрела у одной из однокурсниц и почему-то запомнила. Фигура тоже не вызвала у меня нареканий, даже при взыскательном рассмотрении: в зеркало в прихожей, в горячей ванной, на кухне в длинной мужской рубашке, пока я пила кофе и осторожно, опасаясь повредить талию, ела пирожные. Пообедав, я пошла к зеркалу расстраиваться. Ужасный минус плоского живота: любое пирожное сразу заметно. Не так чтобы уж очень, но всё равно. Вовремя я вспомнила про документы. Как я почему-то предположила, они должны были находиться в сиреневой коробке слева от ноутбука. Конечно, они там и оказались. Я взглянула на часы. Забавно было разгуливать по дому голышом и в часах, но они были такие красивые, что снимать их не хотелось. Два часа пополудни, самое время. Рекордно быстро, всего за полчаса, я собралась, написала несколько электронных писем и вышла из дома. Сначала взгляды молодых людей и особенно девушек смущали — среди последних слишком много оценивающих. Потом привыкла, конечно. Дорога до работы заняла не пятнадцать минут, как обычно, а целых двадцать пять. Это ещё и потому, что я старалась не торопиться. Начальник обычно заканчивал обедать как раз к трём. В этот момент он особенно благодушный. Я постучала, и мне тут же открыли; правда, уборщица. Валентина Васильевича мне пришлось дожидаться минут пять. За это время я сбросила туфли, которые всё же немного натирали, и полюбовалась на свои миниатюрные ступни. Едва успела обуться, как начальник появился. Я встала и представилась; очень коротко объяснила, что слышала много хорошего о компании, и подумала, не доведётся ли мне тут поработать? Начальник, конечно, был в растерянности. Он объяснил, что вакансий в фирме вроде бы и нет, но с другой стороны… А как бы можно было проверить мои навыки? Я ответила, что согласна на собеседование прямо здесь и сейчас. И на тестирование, если необходимо. Валентин Васильевич помялся, но спросил меня, что я знаю о веб-серверах. Я рассказала. Он крякнул, сел и предложил мне сесть. Спросил, что я знаю о нагрузочном тестировании. Я рассказала и это. Подумав, он уточнил, есть ли мне что-то рассказать о предпочтениях в базах данных для многопользовательских сервисов с посещаемостью от миллиона человек в сутки? Я призналась, что есть, и рассказала, подкрепив примерами, схемами и историями из своего скромного опыта. — Я же вас не отпущу отсюда,— тихо сказал Валентин Васильевич.— Где вы раньше были, почему вы сюда не приходили. У нас как раз сейчас начинается один проект… Я, конечно, знала, что за проект, поэтому после первых его слов предложила несколько своих мыслей по оптимизации нагрузок и графических решений. Начальник пришёл в восторг и тут же стал звонить бухгалтеру, принимать меня на работу. Через полчаса мне уже выделили свой стол. Через два часа на столе стоял новый компьютер, и я устанавливала на него нужные программы. Вечером мы с Валентином Васильевичем пили чай, и я с улыбкой отказывалась от пирожных и пиццы, хотя очень хотелось. Мы обсуждали будущее, и глаза его горели. Временами он блаженно отдувался после очередной чашки чая, расслаблял узел галстука и отодвигался от стола на катающемся стуле, чтобы полюбоваться на мои открытые щиколотки. В скобках замечу, что таинственным образом из головы начальника выветрились все аналогичные предложения, которые за полтора года пытался воплотить в жизнь я в мужском образе. Домой мне вызвали такси, потому что время было уже позднее. Первая часть плана с блеском была выполнена. На следующий день я предложила коррективы к проекту. Валентин Васильевич по зрелом размышлении их одобрил и утвердил. На третий день я обнаружила на своём столе на работе вазочку с цветами и две шоколадки, явно от разных сотрудников. А после обеда — три предложения выпить по чашечке кофе вечером. Всем с сожалением пришлось отказать. Из всего коллектива романтический интерес для меня представляла только Анечка, но немного в другой жизни. Ещё через день мы провели очередную планёрку. К этому времени к маленькой блондинке прислушивались все. Локальный мир оказалось захватить так просто. Мы подружились с Анечкой и даже вместе ходили в сауну. Я предложила избавить программистов от постылой обязанности общения с заказчиками. — Как? — нехотя спросил начальник. Он понял, к чему я клоню. Я сказала, что человека я найду сама. У меня есть профессионал на примете. Профессионал знает не только английский язык, нужный в нашей компании, но и французский на таком же высоком уровне. Я прекрасно знала, что Валентин Васильевич сейчас ведёт затяжные переговоры с одной перспективной французской компанией. Пока начальник сомневался, я подошла к белой доске и написала несколько чисел. Считать в уме сейчас для меня не представляло сложности. Я рассказала, что штат увеличится всего на одну единицу, расходы на сотрудника будут следующими (я обвела красным маркером пятизначное число). Но это разгрузит всех программистов, дизайнеров и верстальщиков, освободив им, по самым приблизительным подсчётам, до двух продуктивных часов в день. Если даже час из этих двух будет использован по назначению, то общая продуктивность увеличится на двенадцать часов в день, то есть как если бы мы наняли ещё полтора сотрудника, которым нужно платить явно больше, чем переводчику и менеджеру. А если учесть, что многие из здесь присутствующих английского языка толком не знают и мучаются каждый раз, когда приходится присутствовать на коллективных планёрках с заморскими заказчиками, то продуктивность труда возрастёт в месяц следующим образом (зелёным маркером я обвела другое число). Что в целом принесёт компании прибыль, которая оценивается примерно во столько (я обвела небесно-голубым маркером третье число, семизначное). Дима и Петя усиленно кивали головами, и основательный Рома всем своим видом выражал полное согласие с моими словами. Планёрка закончилась в этот день безудержным чаепитием с тортиком. Я знала, что эта беседа была обречена на успех. За эти дни я слишком хорошо показала себя. Например, съездила к одному бизнесмену, которого знала несколько лет, и у нас появился инвестор для внутренних проектов. Вечером я был в непривычном уже мужском обличье. За все эти дни я ни разу не превращался в себя самого, чтобы всегда быть в полной боевой готовности. Я позвонил Лене Ивановой. — Я соскучилась. — Привет, Лена! Я нашёл тебе хорошую работу. — Ого! — голос её тут же из нежного превратился в заинтересованный. Я объяснил ей, когда и куда она должна будет прийти. Я прекрасно знал, как она хочет уйти из школы в пригороде, куда каждый день добирается на автобусе по часу и дольше; я знал, сколько времени она тратит на подработки. Я сказал, что меня там не будет, но её встретит девушка по имени Арина. Чтобы не было недоразумений, отправил Лене несколько фотографий Арины — мы с сотрудниками успели наделать совместных снимков, пока я был девушкой, но чаще всего снимали как раз миниатюрную блондинку. Перед сном я снова превратился в Арину, чтобы утром не тратить время на привыкание к новому состоянию и ничего не забыть. Беглый осмотр меня удовлетворил, и я чистой совестью легла спать. На следующий день вечером Лена, обняв меня, сказала, что она моя должница, и мы вместе пошли в ресторанчик японской кухни. Сидели там допоздна и расстались подругами. Дважды покорить одну и ту же девушку — это суметь нужно было. Ещё через пару дней мы уже работали вместе, и Лена, получив первый аванс размером в семь своих прежних зарплат, сияла, поэтому я отправилась с ней по магазинам и даже купила ей в подарок очень миленькую кофточку. Работать стало скучно и слишком сахарно. Я написала несколько автоматизированных систем, которые делали большую часть работы за меня, а сама испросила разрешение встретиться со студентами-математиками, рассказать им о нашей компании. К этому моменту это было более чем актуально, потому что французские заказчики завалили нас работой. Я отправилась на факультет, который очень любила, но где меня в образе Арины, конечно, никто не знал, и уже через несколько дней в нашей фирме появилось несколько симпатичных молодых людей, толковых и внимательных. Валентин Васильевич купил себе новую машину, исправно выплачивал мне премии, а на столе моём всегда красовались свежие цветы. Чтобы Анечке не было обидно, я тайком перед началом рабочего дня освежала букет и на её столе. Сотрудники недоумевали молча, потому что всегда забывали купить второй букет. Меня позвали вести занятия на математическом факультете, и студенты приходили ко мне с удовольствием. Я записалась в студию танцев и осваивала стиль Майкла Джексона. С лёгкостью выучила вьетнамский и тагальский языки. Ела пирожные и не полнела. Жить хотелось всё больше и больше, и поэтому меня всё чаще одолевала мысль — когда-то же за всё это мне придётся расплачиваться. Я пришла домой, сбросила одежду и приняла душ. Неторопливо высушила волосы феном, завернулась в длинную клетчатую рубашку и босиком вышла на балкон. Погода для октября была подозрительно мягкой, и я просто стояла, наслаждаясь тёплым ветром. И всё же скоро озябла и вернулась в комнату. На столе рядом с компьютером лежал конверт чистого голубого цвета, без подписи. Я почувствовала, как по моей коже бегут мурашки. «Переодевайся обратно в своё обличье, поговорить нужно. В торговом центре рядом с твоим домом, через полчаса на шестом этаже». Почему так срочно? Что случилось? Я нехотя превратилась обратно в Ивана, побрился (за время моего отсутствия борода основательно отросла), оделся и вышел на улицу. В спортивную сумку я сложил вещи Арины и взял с собой. Не знаю, зачем — всё это было неспроста. Торговый центр сиял огнями. Шестой этаж? Но лифт шёл только на пятый. На пятом этаже по вечернему времени большинство магазинов и салонов были уже закрыты. Я нашёл пожарную лестницу и поднялся выше, на шестой этаж. Там было совсем темно. Меня кто-то схватил за плечо, я дёрнулся и освободился, но мне шёпотом сказали молчать: — Она тут где-то рядом. — Кто? — Воровка. Которая стащила колье. Я мысленно попросил, чтобы мне рассказали всё. Оказалось, девушка примеряла очень дорогое колье, а потом незаметно оторвала бирку с кодом и магнитом, уложила колье непосредственно в сумочку и тихо скрылась. А продавец, бледный от гнева и растерянности, заметил это не сразу. Но преступницу отследили, и сейчас она прячется где-то тут, на чердачных помещениях. Я улыбнулся, когда дослушал внутренний голос до конца. Темно, глаз выколи. Ночное зрение мне, пожалуйста. Спасибо, отлично. — Триста четырнадцать. Я думал, желаний у меня было гораздо больше. Девушку я нашёл очень быстро и застыл в изумлении. Копия моей Арины. Я тут же превратился в Арину, которая быстро переоделась и бесшумно подобралась к девушке. Зажала ей рот ладонью и тихо сказала: — Главное, тихо, иначе они тебя обнаружат. Сейчас мы поменяемся одеждой, и ты спрячешься. Потом я отведу тебя домой, когда всё закончится. Как тебя зовут? — Алина.— Девушка плакала. — А я Арина. Не переживай и сиди очень тихо. Я надела её одежду и, стараясь шуметь побольше, вышла к преследователям. Меня сначала было схватили и поволокли, но я объяснила, что пойду сама, но нужно зайти в тот магазин, из которого, как все утверждают, я украла колье. Я особенно ничем не рисковала. Ну подумаешь, соберутся применить силу, превращусь ещё в кого-нибудь. Помельче или покрупнее. В магазине царил переполох, сотрудников допрашивала полиция, бледный консультант, едва завидев меня, заорал: — Вот она, держите её! Как будто меня и так не держали. Я подошла к консультанту. Стало тихо. Я сказала, где сейчас находится колье. Полицейский попросил консультанта расстегнуть форменную рубашку и приподнять майку. На животе скотчем было аккуратно приклеено изящное колье. При всём желании Алина не смогла бы спрятать украшение таким образом. Ситуация, разумеется, кардинальным образом переменилась, и я, чтобы меня не решили представить, чего доброго, к награде за поимку преступника, улизнула и нашла Алину. Мы снова поменялись вещами, а потом долго гуляли по ночному городу и ели вкусные чебуреки. У меня стало на одну подругу больше. Вернулась я домой совсем поздно, и на столе меня ждал уже розовый конверт — самого чистого и нежного оттенка, который можно было себе представить. В нём лежало письмо подлиннее. «Глупая девчонка, я с тебя смеюсь. Я специально тебя попросил вернуться в Ивана, чтобы ты, как рыцарь, спас девушку, внешность которой, судя по всему, ты считаешь идеалом. Понимаешь ли ты, что она была бы покорена твоим мужеством? Вместо этого ты опять включила добрую девочку, снова сеяла справедливость и мир во всём мире. Так нельзя! Я честно думал дать тебе наиграться и прикончить. Извини за прямоту, но мне можно. У меня тут нашлись бы дела для программиста и филантропа. Такое сочетание редко встретишь в одном лице. Но мне понравился образ, который ты придумала. Или придумал, как тебе удобнее. Я следил за тобой каждый вечер и решил отсрочить исполнение обещанного на неопределённое время. Ты очень добрая и много думаешь о других людях. Почти как я. Вот вырастешь в скучную тётеньку, тогда посмотрим. А пока ты слишком милая, ничего не буду делать. Буду любоваться. В конце концов, ничто человеческое мне не чуждо, потому что я создавал вас всех по своему образу мыслей и подобию характера. — Искренне твой, Боженька. P.S. Ты видела меня в шляпе в пиццерии, где работает та самая Даша с красивыми ногами». Я рассмеялась. Как же, вырасту я в скучную тётеньку. Я ведь ещё пару дней назад пожелала себе вечную молодость.