непокорённый дух

анна, повинуясь едва слышному шепоту, замерла. то ли трава шелестит, то ли ветер шипящий летит. и тишина, ничего кроме. неясный шорох нельзя было разобрать, но и не слушать нельзя. вот он: ши-ши-ши, мол, стой, слушай меня, иди за мной. и анна шла. аккуратно ступала по каменистому пригорку, её лёгкие сапоги погружались в дикую траву почти по голень, жесткие ветки начинающихся деревьев мешались, норовили царапнуть лицо или руки, но шёпоток звал дальше, выше в гору, глубже в лес. вокруг пахло приятно зеленью листвы, хвоей и сыростью прошедшего ночью дождя. под ногами, у коленей, оседал уже туман. среди сгущающихся извилистых стволов деревьев чуть угадывалась вроде человеческая фигурка. анна видела её и продолжала идти за голосом, за знакомым шелестом. так шелестят почти невесомые шёлковые юбки. знала ли она, куда шла? нет. знала, за кем? нет. и, страшно подумать, даже не сказалась маменьке! просто убежала в предрассветное голубое утро за тайной, за южной сказкой, за приключением. за тем, чего анне от своей жизни и ждать не стоило. с ветки с шумом сорвались две чёрные птицы, неразборчиво гаркнув. где-то совсем недалеко зазвенели монеты переливчато, звонко. каждый шаг всё тяжелее — подниматься в гору, — и всё увереннее. анна угадывала среди веток тонкие гибкие руки. её тихая тайна скользила быстро, будто не видя преград. запинаясь о толстые разросшиеся корни, отгоняя ветки руками, щурясь, чтобы увидеть почти растворенный в окружающей зелени силует, анна упорно шла вперёд. налетел прохладный ветерок. туман совсем разошелся и перед глазами, шагах тридцати, ясно стала видна девушка. анна чуть тяжело дышала от быстрой ходьбы, а незнакомка казалась ей издалека какой-то будто незыблемой, неколебимой, стойкой, слитой со стволом ближайшего дерева. лишь красная лента, колыхавшаяся вместе с плавным покачиванием веток, выдавала в ней нечто иное, живое. миг, — и девушка, звоня, шурша, махнула двумя могучими чёрными косами, побежала дальше. анна моргнуть не успела. — кто ты? молчание, нет ответа. и снова еловые лапы, корни, жёсткая трава, первые лучи жёлтого солнца, пробивающиеся сквозь кроны деревьев. и тишь, тишь, тишь. это лишь интересное приключение. вдруг, отдельно от других, показался высокий бук. обычный, старый, с широкими ветвями. фигурка остановилась возле темного ствола, ласково к нему прикоснувшись ладонью. и было в этом жесте что-то удивительно трепетно-личное. анна не смела подходить ближе. черкешенка (а это была несомненно черкешенка, анна уже могла отличать их по платью) смотрела прямо в глаза и одновременно куда-то сквозь. её чёрные глаза завораживали, взгляда не отвести. — зачем ты здесь? — черкешенка заговорила неожиданно, тихий голос доносился будто отовсюду, но шёпотом. анна не знала, что сказать. зачем она здесь? потому что её звали. потому что захотела пойти. потому что, почему бы не устроить себе последнее приключение в горах перед встречей с серёжей в василькове? перед... свадьбой. только сейчас анна заметила, что дышит полной грудью — нет корсета, нет матушки рядом, вокруг лес да тысячелетние каменные глыбы, да таинственная черкешенка — дыхание тут же перехватило. незнакомка приближалась-плыла в незатейливом танце. в руках её вилась ярко-алая лента, руки плавно изгибались, ногами ступала мягко, шагами задавая ритм, покачивая бёдрами. звенело расшитое монетами платье. — грязная девчонка. лживая сестра. опозорившая дочь. неверная жена. у анны в голове круговерть и эхом её слова. сёрежа. васильков. нарядное платье. церковь. перина на солдатской кровати. жаркое лето. голубое небо. сын. дочь. боль. холодная зима. дочь. богатый урожай. поле. стога сена. дочь. лето. зима. лето. зима. лето. зима. лето. зима. анна почти задыхается от видений. зачем она здесь? — кто ты? — кара. кара. чья? — я анна. аня. сердце билось почти больно в груди, где-то в желудке щекотало неприятное чувство. нутро скручивало, противилось, ведь скоро нужно было уходить. уходить. возвращаться в дом, к маменьке, к дядюшке, собираться и снова трястись на каменистой дороге. аня смотрела на черкешенку, черкешенка смотрела на неё. свежесть вокруг будто зачаровывала, вдыхая полной грудью, чтоб успокоиться, к ане вдруг ясно пришло осознание — она не хочет уходить. должна. не хочет. и в этот миг одно её нежелание перевешивало все здравые мысли, долг, честь, совесть, казалось таким необъятным глупое, детское "не хочу", что и с места на сдвинуться. аня дышала глубоко свежестью и ей казалось, что никуда она не уйдёт отсюда, никогда, ни за что. в сердечном порыве к свободе, она взглянула в бескрайнее синее небо, душа так и тянулась туда. вдруг всё будто рухнуло. стоило увидеть верхушку старого бука, рухнуло. сердце замерло, аня бросила взгляд на черкешенку. та сдержанно кивнула... и улыбнулась. спокойно, мирно. тепло так. — зато теперь я свободна. понимаешь? свободна. ужас сковал всё внутри от одной лишь мысли. на высокой ветви болталось потерявшее цвет старое тряпье, а перед аней стояла кара. кара, черноглазая, чернобровая, с удивительным пониманием в глазах. она поняла себя, поняла этот мир и нашла свой покой. аня ощутила своё беспокойство и, кажется, тоже кое-что поняла. — если хочешь прийти, приходи, я всегда тебя жду. кара едва коснулась аниной щеки, заглянула в глаза, приложила раскрытую ладонь к чужому сердцу и почувствовала давно забытый, желанный стук. с сожалением отнимая руку, черкешенка взяла алую шёлковую ленту. один конец обвязала крепко вокруг своего запястья, а другой, ничего не ожидая, протянула ане. этот простой, странноватый, но полный интимности ритуал вызвал внутри трепет. аня ещё раз вспомнила матушку, дядюшку, серёжу, красивое подвенечное платье; посмотрела на кару. и взяла. неловко обмотала свою руку, улыбнулась. иногда можно побыть сумасшедшей и выбрать свободу, правда? и аня проснулась. солнца не было. светло, пасмурно, серо. за окном петербургского дома петербургский сад. никакого солнечного юга. никакой кары. на маленьком столике возле туалета неаккуратно лежала раскрытая книга «...обычаи и нравы народов кавказа и близлежащих земель...», которую аня начала читать около недели назад. как раз после похода в театр. в голове медленно прояснялось, на запястье ещё чувствовалось мягкое прикосновение шёлка, в лёгких клубился чистый горный воздух. это не хотелось отпускать. кару особенно. аня улыбнулась. — спасибо, — едва слышным шёпотом. она будет свободной, да.