Скрытые желания

Мерлин прикусил собственные пальцы свободной руки, чувствуя, как с каждым движением крепнет конский член в его руке. По маслу скользило хорошо. Оставалось только надеяться, что он достаточно подготовил себя для такого размера. Юный маг обожал эксперименты, и, открыв для себя мир плотских удовольствий, не останавливался ни перед чем. Вот только партнёры редко разделяли его тягу к новым ощущениям, что создавало огромную проблему, особенно, если учесть его пристрастие к огромным размерам. Лишь единожды, ещё на пути из Эалдора в Камелот, он повстречался с путником, который не отказал его желаниям - Мерлин до сих пор помнил то ощущение, когда чужая рука толчками пробивалась в его нутро, как пальцы внутри сжимались в кулак и разжимались снова, как ладонь скользила обратно, словно оглаживая изнутри, и вновь беспощадно заполняла, причиняя боль, но принося неимоверное удовольствие. Мерлин резко выдохнул, пытаясь не отвлекаться от реальности. И, кажется, он как раз вовремя вынырнул из воспоминаний: конь Артура нетерпеливо перешагивал передними копытами, его длинный твёрдый член толкался в руку Мерлина и уже давно был готов. Как и сам Мерлин, который завёлся от одного лишь предвкушения соития с этим мощным животным. - Ну, давай же, - едва слышно выдохнул он, упираясь руками в невысокую стенку загона и приподнимая голый зад. Мерлин вздрогнул, когда мускулистые передние ноги упали за деревянные брусья совсем рядом с его ладонями. Спину обдало жарким шумным дыханием, а скользкий шелковистый член мазнул по пояснице. Едва опираясь на одну руку, второй рукой Мерлин обхватил член коня и приставил головку между своих ягодиц. А от его первого рывка заорал в голос - слишком быстро, слишком много, слишком-слишком больно. Но животное действовало на инстинктах и продолжало двигаться, всё настойчивее пробиваясь внутрь. Уже через несколько секунд Мерлин справился со своим телом, полностью расслабился и прогнулся ниже - огромный член начал двигаться свободнее внутри, а вспышки боли, когда он, казалось бы, упирался в самый желудок, разрывали Мерлина непередаваемыми эмоциями. Каждый рывок назад будто стягивал все внутренности, и когда очередной мощный толчок вновь заполнял нутро Мерлина, он был действительно счастлив, ощущая себя таким беспомощным, нанизанным на огромный член, подстраивающийся под каждое движение. Эта сила, эта мощь, не подвластная колдовским чарам, эта животная потребность, которую не остановить, не подчинить себе, сводили с ума. Мерлин чувствовал себя абсолютно раскрепощённым, ведь можно было не притворяться, и, ухватившись сильнее за изгородь, свести собственные ноги коленом к колену, чтобы чувствовать больнее, острее, глубже, и так невыразимо хорошо. Но только когда Мерлин кончил от одного только ощущения невероятной заполненности, конь и не думал останавливаться. Растянутые, болезненно чувствительные мышцы слабо сжимали огромный член, который, казалось, долбился внутрь всё сильнее и должен был уже порвать внутренности. Мерлину ничего не оставалось, кроме как бессильно висеть, зацепившись руками за брус, и позволить коню Артура закончить с ним. Второй оргазм настиг совершенно внезапно: было больно, было много, у Мерлина не осталось сил, но когда внутрь брызнуло столько спермы, что она сразу полилась струями по ногам, Мерлин содрогнулся всем телом, кончая всухую. В голове плыло, задница горела огнём, живот болел - нормальное, наверное, состояние, после такой ночи? Семя из растраханной дырки текло без перерыва тонкой струйкой, не давая ни на секунду забыть о случившемся. Мерлин, шипя от боли, протолкнул в себя два пальца, пытаясь выскрести конскую сперму, но она была везде, и её было так много... Конь же флегматично жевал морковку, не обращая на Мерлина никакого внимания. Лишь первые лучи восходящего солнца, пробившиеся сквозь щели в конюшне, заставили Мерлина открыть глаза. Всё тело искололо сеном, а об остальных последствиях ночи он старался просто не думать. Кое-как одевшись и выйдя на дрожащих ногах во двор, Мерлин пообещал, что купит коню Артура самых сочных яблок на рынке, а пока... Пока он дойдёт до своей комнаты, стырит у Гаюса самое сильное обезболивающее средство и завалится спать. Пусть уж лучше Артур думает, что эту ночь его слуга провёл в таверне...