Ветер и волны

Он бродил по пляжу, высокий, стройный и с прямой точеной осанкой, зачерпывал пальцами морскую соленую воду и с тоской и горчащей надеждой глядел вдаль. За горизонт. Словно кого-то так сильно, так верно и искренне ждал. Грей первой мыслью почему-то испугался: когда старый сказочник предсказал ему в судьбу мальчика-мечтателя из Каперны, он представил себе кого-то ещё более хрупкого и изящного, чем он сам. Он искренне надеялся, что для своей судьбы станет настоящим рыцарем, защитником. В конце концов, он сумел стать капитаном корабля и приплыть в крохотный, богом забытый городок, несмотря на все преграды и горести. Мальчик поднял голову и замер. Грей видел его в подзорную трубу и не мог разглядеть лица; но вся его фигура выражала недоверчивую, хрупкую, испуганную надежду. И все вдруг стало совершенно неважным, рост, возраст и лицо показались до боли вторичными, Грей откинул голову и счастливо, почти влюблённо расхохотался. Главное, что свою судьбу, своего мальчика-мечтателя он нашёл. А какой он, значения уже не имело никакого. (Грей почему-то был уверен: он невероятно красивый, этот мальчик) Он приказал причалить к местному порту, внутри умирая от восторга. Его судьба смотрела, выпрямившись, на далёкий холодный горизонт, ветер трепал его волосы и свободную светлую рубашку. Солнце закатными лучами играло в ярком шелке красных парусов на мачтах его корабля. Грей помнил наказ сказочника: твоя судьба тебя будет ждать под алыми парусами. Он думал о нем и когда уходил в море впервые — паруса тогда ещё были обыкновенными белыми, и когда впервые услышал не то сказку, не то притчу — о мальчике, который смотрит каждый раз на море с огромного маяка и ждёт свое счастье. Счастье, окрашенное в алый тканью в парусах. Грей вспомнил тогда о почти позабытых словах — вспомнил и бросился в ближайшую лавку, вспомнил и всем сердцем поверил в чудо, в забытую, разочаровавшую и вновь обретенную где-то в сердце мечту. Мальчик на берегу неуклонно приближался, несмотря на то, что стоял на месте. Грей смотрел в подзорную трубу до самого конца, пока корабль не подошёл к порту, после — отдавал привычные команды, сам опустил якорь, но чувствовал лёгкую дрожь в руках. Ему очень-очень хотелось наконец увидеть, обнять и, может, даже поцеловать свою судьбу. Он не старался нарочно медлить или оттягивать момент долгожданной встречи — наоборот, он ужасно злился, что время тянулось словно проклятое. В конце концов, корабль всё-таки пришвартовался. Между местных неповоротливых шхун он казался почти воздушным, едва не призрачным: быстрое, маневренное судно выделялось среди других не только цветом парусов, но и кажущейся лёгкостью, мнимым изяществом. Грей едва дождался, пока матросы опустят лестницу, сдерживая жгучее желание перемахнуть прямо через высоченный борт и рвануть навстречу так и стоящему на берегу мальчику. Хотелось обнять. Хотелось прижать, прижаться и никогда больше не отпускать, не разжимать рук и чувствовать, как за него цепляются так же отчаянно и крепко. Хотелось забрать его с собой, увезти подальше от этого тоскливого, серого места, написать — обязательно вместе с ним — особенную светлую сказку, вплести в неё алый шёлк парусов и синий мерный рокот волны. Грей спустился по верёвочной лестнице вниз и полетел навстречу своей судьбе. Мальчик, наконец, отмер, неловко вздрогнул и побежал ему навстречу. Они бежали по песку, подскальзываясь, спотыкаясь, Грей чувствовал, как песок забивается в башмаки, но не остановился ни на миг. Всё внутри пело от счастья, от тепла, свернувшегося в груди комочком, от яркой, сияющей, брызжущей во все стороны любви. Он был точно уверен, что это вот чувство, переполняющее полностью, до краёв, вот это всеобъемлющее ощущение внутреннего света — это любовь. Он точно знал, что в своего мальчика-мечтателя влюбится сразу и навсегда, рухнет с концами, утонет, словно в солёной морской воде. Он мечтал об этом с детства, всю шальную юность, и даже, украдкой, в полную разочарований и одиночества молодость. Мечтал, наверное, каждый из двадцати лет — узнать, полюбить, увидеть бесконечную ответную любовь в глазах напротив. Это казалось самой красивой мечтой. Мальчик, к которому он был все ближе и ближе, тоже тянул на красивую мечту. Он бежал ему навстречу зажмурившись, словно не веря в то, что он здесь. Грей бы тоже, наверное, не верил, если бы желание верить, ощущать, быть в этом моменте и этой секунде не оказалось сильнее, чем страх проснуться в одиночной каюте. Над головой кричали чайки. Солнце закатывалось за горизонт, озаряя алыми жаркими лучами море, песок, далёкие домики Каперны, путалось в русых, почти не выжженных палящими лучами волосах. Солёный ветер бросал порой в лицо горсти песка, лениво пускал рябь по мерно перекатывающимся волнам, раздувал чужую белую рубашку и тёмные пряди волос Грея. Волны тихо пели, ударяясь о берег. Он чувствовал, как нежность захлестывает его, словно теплые, ласковые воды моря у берега. Мальчик остановился почти вплотную, распахнув глаза и жадно его разглядывая. Грей поймал его в свои объятия, крепко сжимая руки и чувствуя, как на глазах закипают горячие слезы. Мальчик тоже плакал, Грей это видел. И точно знал, что слезы у него текли от счастья. — Я очень долго тебя ждал, — выдохнул он, сжимая пальцы на жёсткой ткани и глядя в лицо почти недоверчиво, все ещё тоскливо, словно никак не мог позволить себе поверить в чудо. Грей провел по его волосам, плечам, спине, убеждая в реальности происходящего одновременно их обоих. Прикасаясь зачарованно к ожившей, самой потайной, самой светлой своей мечте. Мальчик был и правда очень красивый. Он рассматривал его лицо, слипшиеся стрелочки ресниц, высокие скулы и трогательную чёлку, прилипшую к светлому лбу, впитывал каждую черточку до последней, запоминал, заучивал их наизусть. И — тонул. Бесповоротно и безудержно, и бесконечно глубоко. Грей опустил взгляд на губы, пухлые, ровные, обкусанные и где-то обветрившиеся. Мальчика-мечтателя в эти губы безумно хотелось поцеловать. — Я очень долго тебя искал, — виновато сказал он, нехотя отводя взгляд и опуская голову. Он вдруг подумал о том, как больно было ему не иметь возможности что-нибудь изменить, просто ждать, до боли в сухих глазах вглядываясь в равнодушный холодный горизонт, пытаясь найти в нем алые отблески парусов. Прежде чем сотворить свою сказку, им обоим, пожалуй, пришлось измучиться, разочароваться, истосковаться. Мальчик ласково коснулся пальцами ямочки на его подбородке, погладил мозолистым большим пальцем линию челюсти, завороженно проследил пальцем родинки. Грей подставился под лёгкое бережное касание, поднял взгляд, пропадая, замирая. Он прикрыл глаза, растворяясь в ощущении нежности и окутавшего его тепла, запоминая, запирая в уголке памяти это тёплое и ласковое, свернувшееся в него в груди счастье. Он верил, что теперь... теперь таких счастливых моментов будет ещё множество. — Меня зовут Грей, — запоздало сказал он, неожиданно вспомнив об именах. Мальчик кивнул; он не улыбался, но в глазах поселилась сумасшедшая, безмерная радость. Он взял Грея за руки, сжал его ладони в своих с таким трепетом, словно держал в руках самое настоящее сокровище с морского дна. Грей думал, что этот мальчик и сам живое, самое ценное в мире сокровище, дороже всех тех сундуков с золотом, которые он успел повидать. — Я знаю, — доверительно сказал мальчик, ласково огладив его костяшку. — Эгль, старый сказочник... Он говорил, что тебя будут звать Греем. Я Александр. Алекс. Грей на секунду захлебнулся торжественным звучанием его имени, утонул в интимном сочетании звуков. Он смотрел на мальчика-мечтателя из своих снов, наконец обретшего лицо и имя, и не мог никак им надышаться. — Алекс... — влюблённо выдохнул он, скользя взглядом по красивому гордому лицу. — Ты уедешь со мной, Алекс? Уплывешь далеко-далеко отсюда? Алекс молча кивнул, улыбаясь светлой и нежной улыбкой. А потом вдруг потянулся, притянул к себе за талию, ещё ближе и простым невинным жестом прижался губами к губам. Грей задохнулся от восторга, от удивления, от любви, скакнувшей к горлу комком. Мир вокруг исчез, поблек, растаял — остался трогательный мальчик-мечтатель, его горячие руки на талии, его мягкие ласковые губы. Грей зарывался пальцами ему в волосы и мог мечтать только об одном: пусть этот момент никогда не заканчивается, пусть длится так долго, как только можно, пусть вечность замкнется в этой секунде. Грей ощутил, как все, абсолютно все в этом мире перестало иметь значение: море, небо, люди. Значение имела только любовь, огромная и всеобъемлющая. — У тебя глаза цвета моря, — вдруг тихо произнёс Алекс, отстраняясь и гладя кончиками пальцев его по щеке. Грей подался навстречу мозолистой, но бережной ладони. — Я всегда смотрел на море и тебя ждал, а оно... плескалось у тебя в глазах. Грей заглянул в его глаза и потерялся в их зелени. Земля, по которой он скучал в плаваниях, земля, о которой он грезил после долгих дней в море, земля, к которой он возвращался каждый раз — вот, что обещали ему эти глаза. Последний луч заходящего солнца запутался в шелке паруса. Алекс мягко улыбнулся, провожая солнце за горизонт, и ласково поцеловал Грея в лоб. Перед ними лежала целая жизнь — такая же бесконечная, светлая и честная, как море.