Вне закона

«Нельзя быть таким совершенным! Это просто преступление!» — твердили в один голос девушки и парни, волей счастливого случая оказавшиеся в постели Эшли. Тот лишь по-кошачьи жмурился да снисходительно усмехался, привыкнув к сыплющимся как из рога изобилия комплиментам — он заслужил их по праву! Если для кого-то «упал-отжался!» было лишь бородатой армейской шуткой, то для Эшли — суровой ежедневной действительностью. Ну не то, чтоб слишком суровой: Эшли нравилось держать в форме свое тело. И он любил его демонстрировать, а время, убитое на его совершенствование, считал прелюдией, разминкой перед основными блюдами — концертным или сексуальным марафонами. Он бы не смог сказать с уверенностью, от чего больше ловил кайф: от бешеного рева зрителей, когда он подходил к краю сцены или ставил ногу на рампу, принимая эффектные позы и демонстрируя совершенный пресс, или от восторженных стонов партнеров, вжимаемых его красиво прокаченным телом в любую подвернувшуюся горизонтальную или вертикальную поверхность. Впрочем, ему было не в падлу и самому оказаться вжатым, в этом случае эффектные позы тоже работали, вызывая, если не рев, то уж точно восторженное рычание. Не действовали чары Эшли только на одного человека, по закону подлости именно того, кому бы так хотелось преподнести результаты своих трудов. Гребаный Энди Бирсак имел глаза, а потому не мог не оценить этих результатов, вот только глотал слюнки на пресс Парди вовсе не от вожделения. «Эш, ты что, спишь в планке?» — не раз с завистью ныл Энди, лаская — увы, лишь взглядом — стройную талию и подтянутый торс друга. У самого Бирсака пресс тоже имелся, что он неоднократно доказывал на сцене, легко и непринужденно поднимаясь из полумостиков, вот только от чрезмерной худобы провалился куда-то глубоко в желудок. «Я бы показал тебе, как я сплю! — с досадой думал Эшли. — И не только сплю!» Да, Эшли нравилось свое ухоженное и старательно вылепленное тело, и он не видел в том ничего зазорного, украшая его на свой вкус — грамотно прокаченными рельефами и витиеватыми татуировками. Поклонники и любовницы продолжали дружным хором воспевать незаконность существования такой красоты, и Эшли, поддавшись напору похвал, просто выбил это на своем идеальном прессе — пусть те, кто еще сомневался, знают: он — вне закона! Плечи и руки он раскрасил звездами еще во времена бурной юности, а бицепсы и трицепсы, по мере вырисовывания, одевал в разноцветные «рукава». Но лицо свое Парди от иглы берег, лишь подчеркивал время от времени родинку на щеке, превращая ее в кокетливую мушку на манер придворных дам средневековья. Он и помыслить не мог, что черная точка-родинка однажды найдет функциональное применение в качестве тренажера. Сценический грим Эшли наносил только по собственному эскизу, не портя, а лишь подчеркивая свою хищную красоту. А после концерта долго и педантично ухаживал за кожей, вовсе не считая тоники и кремы тупой гейской привычкой. Он и геем-то не был, просто жадный до жизни парень со здоровым сексуальным аппетитом и слабостью к красивым телам любого пола. Ладно, не здоровым, а зверским. А что, если ты сам в отличной форме, значит имеешь право выбирать лучшее! Лучшими в его понимании были соблазнительно-пикантные дивы с обложек мужских журналов, отменно накаченные силиконом во всех стратегических местах. Энди не раз сокрушено закатывал глаза, наблюдая как Эшли, подобной гончей, делает стойку, завидев неподалеку очередную добычу — эффектно разодетую, а точнее — практически раздетую, вульгарную модельку с 10-ти килограммовым бюстом. Вот как можно самому оставаться идеальным и стильным, с поправкой на неформальность, и отличаться подобным дурновкусием относительно женщин? К слову сказать, вкус на мужиков у Эшли был не в пример лучше. Энди несколько раз видел, едва не скрипнув при этом зубами, как друг удаляется в сторону чиллаутов в обнимку с холеными маскулинными парнями или смазливыми юношами. Судя по такому разбросу типажей, Энди предположил для себя, что Эшли подчинял и подчинялся с одинаковой легкостью. В нем совершенно гармонично уживались разнузданная блядь элитного эшелона, озабоченный самец, трахающий все, что движется в ареале его обитания, приторно смущающаяся кокетка и свой в доску мужик, матерящийся и пошлящий без перерыва на обед. Причем все эти роли абсолютно не зависели от количества нанесенного в данный момент макияжа или степени бесстыдности его одежды, чисто дело настроения. Это заводило и давало простор воображению, но Энди списывал все на недотрах и старался не зацикливаться на возникающих в голове развратных картинках. Он разрешил себе жадно наблюдать за другом лишь с одной целью — перенять кокетливые ужимки и использовать их в собственном сценическом образе. И сам же верил, что ловит каждый его жест именно по этой причине. Впрочем, мужиков Эшли снимал обычно в состоянии «да какая уже в жопу разница!», а в легком подпитии предпочитал округлые формы и пухлые губки девушек Плейбоя. И зачастую оказывался гораздо краше своих одноразовых избранниц. Энди ужасался себе всякий раз, когда проводил такое сравнение в пользу друга, но объективным быть не получалось — Эшли всегда выглядел для него на порядок круче любой модели. К слову, с кем поведешься: порой на интервью Парди вел себя, как только осознавшая собственную сексуальность старлетка — жеманничал и строил глазки на камеру, явно поднабравшись манерности от своих подружек. Понятно, что глэм-стиль подразумевал определенную женственность образа, а неявный косплей «Motley Crue» вообще и Никки Сикса в частности превращал участников ВVB в рокеров-трансов. Но смыв грим и сменив драно-клепанные сценические шмотки на цивил, они вновь превращались в обычных небрежных парней. Но только не Эшли. Со шляпами и «казаками» он не расставался и вне сцены, как и с легким макияжем и укладкой. Словно подчеркивая свою бисексуальность и готовность к любому раскладу, Эшли выщипывал свои от природы широкие брови в заинтересованно-изящные ниточки, придавая чертам еще более утонченный вид, на грани андрогинности, но не переступая ее. Индейская кровь подарила его коже ровную бархатистость и смуглый оттенок легкого загара, она же была в ответе за экзотический разрез глаз и густую гриву черных волос, которыми Эшли особенно гордился. Если он начинал задумчиво трогать или небрежно перекидывать через плечо блестящие прямые пряди, собеседники замирали в трансе, а Эшли довольно ухмылялся — работает! Да еще почище, чем у кокеток, наматывающих локон на пальчик. И он с совершенно невинным видом пользовался этим обольщающим приемом, неоднократно используя свое совершенное оружие против Энди. Когда Парди во время выступления приваливался к Бирсаку и терся, как кот, своими жесткими от укладки волосами об его плечи и спину, тот еле сдерживал дрожь возбуждения, благо можно было списать ее на концертный кураж. Сценические пары сложились как-то сами собой: Джейк — с Джинксом, а Энди — с Эшли, и никак иначе, так что все «ласки» Эшли доставались только ему. Не успевали они выйти на сцену, как их бросало друг к другу в естественном порыве, их спины притягивались, словно намагниченные, а волосы смешивались в одну черную копну. Так что Энди как никто понимал телок, прущихся с шевелюры друга, он и сам был бы не прочь запустить в нее руки, потянуть, чтоб тот томительно выгнулся навстречу, но… Но не в этой жизни, где натурал Энди интересовался только девушками, а бабник Эшли всего лишь прикалывался, заигрывая с ним так же, как со зрителями, с камерами, с журналистами, да со всем, что оказывалось в поле его зрения. Собственные крашенные патлы уже начинали подбешивать Энди, но Парди, как изначально отвечающий за концепт группы, ни в какую не позволял Энди состричь их — фронтмент глэм-металл группы обязан иметь длинный хайер и исступлённо трясти им для поддержания имиджа. Энди бурчал, оставлял спутанные клочья на щетке, но пока терпел, понимая, что друг прав. А еще ему казалось, что Эшли тоже неравнодушен к его волосам, в гущу которых он периодически норовил уткнуться носом. Увы, лишь к волосам, но это все равно был плюс, поэтому ворчал Бирсак больше для виду, тайно млея, что его уговаривают, поглаживая при этом по черной гриве, как норовистую лошадь. В общем Энди упорно гнал от себя мысли об ином возможном статусе друга, не позволяя себе не то, что мечтать о нем, даже думать слишком часто. Но заманчивая мыслишка порой все же прокрадывалась — вот бы подвернуться Эшли под горячую руку в конце очередной попойки и уйти с ним в обнимку закат, в смысле, в номер или чиллаут. Что руки у Эшли окажутся горячими и требовательными, он даже не сомневался, вот только сумеет ли он сыграть потом пред ним упившуюся в амнезию непосредственность: «Ой, а что это мы оба голые? Мы что — переспали? Ха-ха, прикольно! Бывает, проехали!» Энди не был уверен, что не начнет жарко краснеть под пристальным взглядом, сдавая себя с потрохами, себя и свою чертову неосознанную влюбленность в лучшего друга. Пипец настал одним похмельным утром, когда еле продравший глаза Бирсак обнаружил рядом с собой в постели Эшли, мирно сопящего в подушку. На Энди обрушился шок, чуть не остановивший заполошно заметавшееся сердце, и одновременно накатило облегчение — слава яйцам, это уже произошло! Не нужно больше мучиться предположениями и решать гамлетовскую дилемму — пара бутылок «Seagram’s 7» решили все за них! Жаль, конечно, что он не помнит нифига, но ведь можно же будет освежить память по накатанной, правда? Уже не напиваясь в такую дупелину, а лишь принять для храбрости, а если что, прикинуться ничего не соображающим. Но в самый разгар его наполеоновских планов Эшли под боком заворочался и оказался… не Эшли? Энди не знал, плакать или смеяться: это ж надо было по пьяни снять телку, настолько похожую на друга! Подсознание не проведешь, у него особая связь с сердцем — выделенная линия. *** Парди всегда мог заполучить любую жертву, на которой остановился его похотливый глаз. И буквально в первую же встречу с Бирсаком он попытался склеить симпатичного юнца. Но все его стандартные подкаты и заигрывания бились, как мошки в стекло: парень словно и представить не мог, что им заинтересуется не только в творческом, но и в сексуальном плане человек одного с ним пола. Энди тарахтел без умолку, взахлеб сыпал идеями, сверкал в сумраке кафе синими глазищами и весь сиял, растворяя коварные намерения Эшли своей широченной искренней улыбкой. Откликаясь на объявление Бирсака о наборе команды, Эшли прекрасно понимал, что как у стаи бывает лишь один вожак, так и у группы — один лидер. Собственные амбиции у Парди зашкаливали, он привык быть фронтменом и в другой роли себя просто не видел. Потому, соглашаясь на личную встречу, он втайне надеялся подмять под себя талантливого парнишку с лучистым взглядом, поставить его на подпевки, ну или тексты писать, а если не сложится, присмотреться к его коллегам и переманить их к себе, если они того стоят. Вопрос порядочности своих действий его не особо волновал, Эшли по натуре был одиноким волком и ради достижения цели мог не только слегка куснуть, но и в горло вцепиться. Поэтому для него самого оказалось неожиданностью, что он принял партнерство желторотого юнца на его условиях, активно участвуя в создании имиджа и репертуара будущей группы. Группы, которую они собрали вместе, но лидером которой стал не он. Энди, этот тощий самодовольный мальчишка, принял в дар его жертву с очередной сумасшедше-счастливой улыбкой. А заодно получил бонусом и самого Эшли — спокойно и непринужденно, не преклоняясь перед ним, как сошедшим с Олимпа богом. Может потому, что сам был красив как бог, правда не олимпийский, а слегка недокормленный, что впрочем, его не портило, а добавляло своеобразного шарма. А может просто не понимал, что этот бонус давно в его распоряжении — только потянись и возьми. В итоге уже почти два года Эшли болтался перед ним переспелым плодом, уже отчаявшись дождаться от друга и партнера по общему проекту хоть какой-то инициативы, которую можно принять за согласие, кроме жадно-облизывающих взглядов. Ведь стоило Эшли перехватить подобный взгляд, гребаный скромник тут же отводил глаза и продолжал болтать как ни в чем ни бывало. Хотел быть ближе. Точно ведь хотел, Эшли не слепой, но продолжал шарахаться от каждого чуть более откровенного, чем дружеское, прикосновения. Нет, Энди не был девственником, едва сбежав из-под опеки родителей, он тут же дорвался до всего, ранее запретного, пустился во все тяжкие, но быстро сбил оскомину и теперь перебивался редкими случайными интрижками с наиболее симпатичными и смелыми девицами, не гнушавшимися взять инициативу на себя. Эшли после первых, не слишком явных неудачных подкатов перестал лезть к другу — теперь уже другу. Черт знает, что его останавливало — недоумение, а порой и ужас в ясных голубых глазах, стоило ему прижать Бирсака к себе чуть посильнее, или отсутствие в его постельном списке парней, что Эшли считал явным пережитком католической школы. Но при этом сам Энди умудрялся с ним флиртовать, бессознательно, но явно. Бросал зовуще-откровенный взгляд и, облизнувшись для подтверждения, тут же сливался, возмущенно отстраняясь от лезущего к нему Эшли, занавешивая волосами заалевшие щеки и нервно смеясь, что наедине можно обойтись и без гомосячих приколов. И Эшли тормозил — так глупо терять друга не хотелось. Он подождет, пока тот осознает, что не сиськами едиными прекрасна половая жизнь и жизнь в принципе. И дело даже не в том, что Эшли отчаянно хотел от друга близости не только духовной. Просто с такой внешностью как у Энди (и самого Эшли, он справедливо относил их обоих к категории метросексуалов), просто грех было зацикливаться только на одном поле, когда имеешь отличную возможность вкусить от обоих! Естественно, Эшли приложил свою ухоженную руку к падению ангела, жаждущего дорваться до мирских развлечений, не просто из дружеских соображений. Хотя и из них тоже — парню с затаенной тоской в душе и глазах оторваться по полной было просто необходимо. Эшли исправно таскал его на свои тусовки, опекал поначалу на общих афтапати BVB, а когда птенец окончательно оперился и отправился в одиночный полет, старался почаще оказываться на его траектории. Но Энди с искусством бывалого пилота обходил вниманием как друга, так и прочих парней, зависая с очередной раскованной блондинкой или брюнеткой. С последними чаще, Эшли считал это хорошим знаком. Но всякому терпению наступает предел. У Парди он наступил, когда упорно сопротивляющийся собственным желаниям Бирсак после особо удавшейся загульной афтапати потащил за собой в номер телку, оказавшуюся почти точной копией самого Эшли, даром что без буферов и с чуть менее забитыми руками. В придачу она оказалась еще и фанаткой Эшли, о чем свидетельствовала татуировка outlaw на подтянутом животике, виднеющемся из-под завязанной узлом футболки. Так какого черта она увязалась за Энди? Ах да, Парди уже успел по обыкновению занять обе руки вызывающе накрашенными блондинками. Черт знает, зачем он это делал, из жадности наверное, не утруждая себя выбором, но к концу очередной попойки неизменно обнаруживал по обе стороны от себе как минимум двух баб. Вот Энди и перехватил эстафету. Эшли вновь столкнулся с взлохмаченной девицей уже поутру, в дверях номера Бирсака и, предметно разглядев ее, окончательно офигел от такого фейка. Она оказалась не просто его фанаткой, но и косплейщицей: прическа, брови, подведенные глаза, даже дизайнерски драные штаны и сапоги — все как у него самого! Энди сам-то понял, кого снял? А тот приветствовал его взмахом мокрых после душа волос, после чего неловко шлепнулся обратно в постель — мотало его еще изрядно. Эшли окинул взглядом расслабленную тушку в широких домашних шортах, покачал головой и протянул ему вскрытую банку: — Помни мою доброту! — и, не выдержав, поинтересовался ядовито-сладким тоном. — Как ночка-то? А сука Бирсак, жадно опохмелившись заботливо поднесенным Эшли холодным пивком, лишь пожал субтильным плечом и с деланым равнодушием ответил:  — Да как обычно, все они одинаковые. Этого Эшли просто не смог вынести. Сначала его хрен знает сколько игнорили, потом откровенно клонировали, а теперь его клона поставили в одну шеренгу с безликими телками ван-найт-стенд! Нужно было срочно брать ситуацию под контроль, пока Энди в своей сублимации и вовсе не перешел на парней. То, к чему он раньше хотел подтолкнуть друга, уже не казалось ему отличной идеей. Эшли, усевшись в ногах валяющегося на кровати Бирсака, не стал ждать, когда бодун окончательно отпустит страдальца, и выдал в лоб: — Слушай, герой-любовник, ты бы не растрачивал потенциал по отельным койкам, а нашел ему применение для дела! — Для какого-такого дела? — вяло зевнул Энди. — Вот хотя бы на концертах не просто козликом скакал по сцене, глаза таращил и аэробикой на полу занимался. Нет, народ ты завести умеешь, не спорю. Но уверен, ты сможешь и погорячее, чем зыркать как Энакин Скайвокер, переходящий на Темную сторону! Взглядом надо первые ряды не пугать, а трахать, и при этом лифчики на лету ловить или стойку микрофонную облизывать! Энди поперхнулся пивом. — Ты серьезно? Стойку лизать? Может, все же, микрофон? — Можешь начать с микрофона. Ты слышал, как зал ревет, когда я по грифу языком прохожусь? — спокойно осведомился Эшли. — А видел урожай белья на сцене после этого? — Да-а, то есть, наверное. Я как-то не смотрел на тебя в эти моменты. Только на записи потом… иногда, — не поднимая глаз, промямлил Бирсак. «А ты посмотри, посмотри! Может натянувшиеся штаны подскажут решение!» — чуть не выдал Эшли вслух, но сдержался, чтоб не спугнуть. — Ди, не мне тебя учить прописным истинам про секс-наркотики-рок-н-ролл! Ладно, наркотики опустим, но секс никто не отменял! Фанаты хотят секса. Если ты не в состоянии их удовлетворить поштучно, то накорми со сцены оптом! Оттрахай в смысле. — Да я и так… — начал было Энди. — Я и так! — передразнил Эшли. — Ты — фронтмен, так что изволь соответствовать и быть секс-иконой! — А в твоем понимании быть секс-идолом, значит трахнуть напоказ максимально возможное количество силикона? — недобро прищурил синий глаз Бирсак. — И продвигать соц.сети этих баб, засветившись там по полной — как лапаешь их, сиськи им лижешь? — А хоть бы и так! Да все поклонницы лелеют надежду оказаться на месте моих баб! И откуда, кстати, такая осведомленность? Сам-то что забыл в твиттере у Бенц и Таварози? Тоже сиськи рассматривал? — съехидничал Парди, с удовлетворением заметив, как Бирсак все же вспыхнул. — О, да ты никак ревнуешь? Интересно, кого из нас — меня или Никки с Киной? — Ты невозможен, придурок! — прошипел Энди и переключил все внимание на опустевшую банку из-под пива. — Подкинь лучше еще баночку, вроде в мини-баре оставалась. Эшли прошагал в угол к холодильнику и, просканировав взглядом пустые недра, извлек последнюю бутылку — минералки, и кинул ее страдальцу. — Держи! Не пиво, зато холодная! Энди со вздохом присосался к горлышку, пролив немного на себя. Эшли жадно проследил, как прозрачная струйка стекает на груди и исчезает под резинкой шортов. Он невольно облизнулся и перешел в наступление. — Так о чем мы — как завести зал. Ну-ка покажи мне язык! Энди, не задумываясь, высунул язык, как это делают вредные дети — сморщился в противной гримасе. — Так я и думал, — сокрушенно покачал головой Парди. — А теперь попробуй дотянуться языком до кончика носа, — и на удивленный взгляд Энди успокаивающе поднял руку, — просто попробуй! Бирсак помучился с минуту, стараясь вытянуть язык подальше, но желаемого результата так и не достиг: — Не получается. Может, объяснишь — нафига эти приколы? — А вот скажи, дорогой мой фронтмен, какая первая ассоциация возникает у людей, спроси их про группу Kiss? — Грим! — не раздумывая ответил Энди. — Именно! А вторая? — Длинный язык Джима Симмонса, — так же быстро среагировал он. — В точку! И не потому, что у них так херово с музыкой, что не она в первую очередь на ум приходит, просто такие яркие фишки запоминаются сразу и надолго. Итак, что мы имеем? Имидж у нас для глэм-рокеров охуенный, я отлично проработал! — Эшли довольно погладил себя по голой груди, он тоже не потрудился накинуть майку, завалившись к другу в одних джинсах. — А вот с завлекалочками надо что-то делать. Вот что у тебя с языком? Правильно — беда! — Чем тебе мой язык не угодил? — обиделся Энди. — Да потому что он у тебя, как лопата! Такой даже если высунешь — только насмешишь, а не возбудишь фанаток! С Джинкса нашего пример бери! Или вот — смотри! Эшли продемонстрировал, как высовывает тонкий кончик и обводит им рот. Потом вытянул из рук Бирсака полупустую бутылку и искушенно лизнул ее по холодному запотевшему боку. — Понял? Энди судорожно сглотнул: — И что ты предлагаешь? У меня не такой гибкий язык, как у тебя. И кстати, Симмонс — басист, так что, если тебе так приспичило — вот сам и дразни фанатов! — А я этим и занимаюсь! Но фронтмен-то у нас ты, главный падший ангел, синеокий демон, как там тебя еще называют? Так что тебе и трахать, а мы уж так, на подхвате. А язык надо тренировать! — сурово припечатал Парди. — Как ты себе это представляешь? — голубые глаза удивленно распахнулись в искреннем непонимании. О, Эшли отлично представлял, как сможет натренировать язык Энди всего за пару ночей! Но вслух он лишь озвучил очевидное: — Нужно тянуть язык к какой-то мелкой цели, точке. Вот, например, такой, — он ткнул себя в родинку на щеке. — Или такой, — указал на родинку на груди. — Может, мне тебя с ног до головы облизать, а? — хмыкнул Энди. — Можно, если хочешь, — пошло сощурился Парди. — Но сначала потренируем твой язык, а то я даже удовольствия не получу. То, что Энди безропотно повелся на эту провокацию объяснялось либо тем, что он не соображал в полную силу с помелья, и интуиция еще пребывала в отключке, либо он просто давно искал повод, а тут его поднесли на блюдечке да и еще и обосновали объективными причинами. В общем, Бирсак придвинулся поближе к другу и, высунув язык на максимально возможную длину, осторожно коснулся родинки на щеке Эшли. — Ну как? — робко поинтересовался он. — Я не кончил, если что! — фыркнул Парди. — И ты в мой фокус не попадаешь, нужно зеркало! Или давай лучше вот эту, — он указал на маленькое пятнышко в центре груди. Мелькнула заманчивая мысль предложить другу лизнуть себя в сосок, но «потерпи, Эшли, еще успеешь!» В течение следующих пяти минут солист BVB в рамках программы экспресс-обучения на благо группы и во имя повышения кассовости сборов (так он себя успокаивал) старательно тянул язык к гладкой мускулистой груди своего штатного басиста, легко трогая ее мокрыми касаниями. Эшли хихикал, глядя сверху вниз на мучения друга и подбадривал его: — Ну, давай, еще чуток! Кончик, кончик вытягивай! Нет, недостаточно. Но уже лучше, стараешься! Представь, что ты балерина и тянешь мысок! На «балерине» Энди не выдержал и заржал в голос, уткнувшись лицом в ключицу Парди: — Не могууу! Уже рот болит! И сейчас от смеха сдохну! А еще говорили, что самое нелепое — учиться целоваться на помидорах! — Могу предложить потренироваться на этом, — Эшли провел пальцем по татуировке OUTLAW, транспарантом перечёркивающей пресс, — но это уже будет совсем в духе Эндли, не находишь? — Эндли? — Бирсак непонимающе выгнул бровь. — Ой, вот только не пизди, что не видел в сети, как нас тобой шипперят! Энди беспомощно пожал плечами. Конечно, видел! Только не собирался в этом признаваться, как и в том, что не раз зависал на фанатских сайтах, разглядывая неудачные — или удачные? кому как! — ракурсы их взаимодействия, когда спина к спине, щека к щеке и остались гребанные миллиметры для точки невозврата. А потому он, как обычно, сделал покерфейс и изобразил святую невинность: — Кто шипперит? Пара фанаток? На профиль которых ты вывалился случайно, польстившись на огромные буфера на аватаре?  — Ди, очнись! Минимум пара миллионов жаждет видеть нас вместе как пару! Бирсак завис между состоянием глубокого фейспалма и отчаянного смущения с жаркой краской на щеках. — Да ладно тебе! Это нормальное явление, даже если поводов не давать — все равно выдумают! Мы с тобой, чего уж скромничать, самые роскошные парни в группе, вот фанатки и хотят, чтоб уж лучше мы были вместе, чем выбрали не их! От такого объяснения Энди заметно успокоился, но при этом как-то поник. — Ну как? Отдохнул? Скулы не сводит? — Эшли трещал, как сорока, старался не допускать пауз, в общем не давал Бирсаку возможности задуматься, что тот творит, и в ужасе остановиться, сорвавшись с крючка. — Продолжаем! Хотя, это посложнее будет! — он прогнулся в спине, выпячивая живот навстречу другу. Энди с сомнением окинул взглядом фронт работ: предмет его давней зависти и восторженного поклонения — прокаченный пресс Эшли, который в работе над рельефом остановился ровнехонько у той черты, где заканчивается подтянутый торс, и начинаются пошлые кубики. Эшли факин Парди нужно преследовать по закону за демонстрацию такой красоты, от которой не то, что скулы сводит — мозг выключается от желания дотронуться, ощутить гладкую упругость пальцами или языком, потереться щекой. Ах да, преследовать бесполезно, он — вне закона. Энди и выключился на пару секунд, просто прижавшись лицом к предмету своего обожествления. И очнулся от ласкового прикосновения: — Детка, я тоже тебя люблю, но давай уже к делу, мм? — Эшли смотрел с мягкой усмешкой и слегка ерошил его волосы. О чем думал Энди, выводя языком буквы-вензеля на животе друга? Уж точно не о фанатках и микрофонной стойке. Немного о том, что букв всего шесть, но ведь можно же будет повторить? И о том, что вкус чужого тела оказался сладким, хотя по логике должен быть чуть солоноватым. Что Эшли в его руках, непонятно когда успевших обхватить стройные бедра, начинает дрожать уже не от щекотки, а пах его джинсов наливается горячим. Что его собственный член соображает гораздо быстрее его мозга. Что все это надо срочно прекратить, пока… Энди судорожно выдохнул прямо в центр вылизанного им слова и резко отстранился. — Уже устал? — голос Эшли прозвучал эротично-хрипло. — А прикинь, как телки нам отсасывают? И ничего, не ноют, даже сами кайф ловят! — Я же тебе не отсасываю… — слабо возмутился Энди. — А жаль! — Парди со смешком заглянул ему прямо в глаза. А у самого глаза не смеялись, в них темным омутом замерло желание. И Бирсак понял: Эшли действительно жаль, да и ему самому тоже. Но переступить черту все же не мог. Хотя, что там переступать, если ладонь бесконтрольно наглаживала бедро Эшли, а сам он уже снова склонился к татуировке, до последнего цепляясь за их глупую затею. Но только его язык вновь коснулся влажной кожи, Эшли вдруг резко вздернул его к себе и впечатался в губы жестким нетерпеливым поцелуем, от которого последние мысли просто испарились. Энди просто не смог отстраниться, остановить, лишь покорно приоткрыл рот, впуская властный язык Эшли и совершенно не анализируя, тянет тот кончик как положено или нет. Уж как там целовался Джим Симмонс со своим супер-языком, Энди не знал, но его друг ожидаемо оказался чертовым профи, вампиром, выпивающим через поцелуй всю душу до остатка. Все его напускное кокетство куда–то враз испарилось, выпуская наружу хищного зверя, дорвавшегося до вожделенной добычи. И Энди поплыл от такого напора, отдаваясь во власть жадных, но ласковых рук, внезапно оказавшихся сразу повсюду. — Эшли-и! — горячо простонал он куда–то в шею, оторвавшись наконец от требовательных губ и, дав себе волю, блаженно зарылся пальцами в длинные, еще неуложенные с утра пряди, вуалью покрывающие плечи Парди. И вновь, уже сам, потянулся ко рту Эшли. — Я здесь, — улыбнулся тот сквозь поцелуй. — Уже соскучился? — и легко опрокинул шалеющего от желания парня в кучу сбитых простыней. — Я по тебе всегда скучал, — расхрабрившись после поцелуев, признался Энди, который оказался совершенно не против быть прижатым к постели навалившимся на него другом. Это оказалось гораздо приятней, чем вжиматься спинами на сцене, можно было в полной мере ощутить долгожданную тяжесть тела сверху, гладкость литых мышц и стройность изгибов, полностью растворившись в томительном ожидании. — Еще одно такое признание, детка, и я за себя не ручаюсь — ухмыльнулся Парди. — Ты наконец-то оценил разницу между копией и оригиналом? — он чуть привстал и, показательно скривившись от отвращения, изобразил ночную посетительницу — обрисовал свое лицо и очертил ладонями воображаемую грудь. — Я даже не помню, было у нас с ней что-то или нет, — сокрушенно помотал головой Энди. — Так напился вчера. А утром проснулся и подумал, что это ты рядом, — он мечтательно улыбнулся, прикрыв глаза. — Почти не ошибся, ведь я уже рядом, — пошептал Эшли ему в шею и дразняще провел языком до самого пояса домашних шортов. — Ну что, продолжим обучение? Могу показать мастер-класс! — он призывно улыбнулся и повел бедрами, демонстрируя свою заинтересованность. Энди неконтролируемо выгнулся ему навстречу, судорожно вжимая Эшли в себя еще теснее и для верности забрасывая на него ногу. — Ну-ну, тише, Ди. Я никуда не ухожу, — насмешливо успокоил Парди, хотя сам еле сдерживался, чтоб не излить на друга всю накопившегося за пару лет жажду обладания. Как бы сильно не хотелось ему отпустить себя и просто раствориться в Энди, перемешать тела и чувства, которые, похоже, оказались взаимными, но нет. То, что он так легко отдал ему лидерство в группе, не означало, что Энди будет командовать им в постели. Нет уж, возможно позже, но не сейчас, когда Бирсак наконец осознал свои желания и созрел для их реализации. Сейчас он просто отомстит — а нехрен было столько времени его динамить, а потом найти ему замену! И Эшли спокойно (почти!) и неторопливо стянул с друга широкие шорты и задумчиво уставился на более чем откровенно жаждущий внимания член. — Что бы мне с тобой сделать? — риторически поинтересовался он, легко обрисовывая кончиками пальцев проступившие вены, обращаясь непосредственно к Энди-младшему. — Облизать? — он наклонился, мажа волосами по дернувшемуся от прикосновения животу, но остановился, не касаясь тонкой кожи, лишь дыша на нее. — Или взять в рот? — он похабно потыкал языком в щеку, демонстрируя процесс. — А может мне сесть сверху? — Эшли перекинул ногу и уселся на бедра друга, имитируя фрикции. Энди попытался вывернуться и, когда не вышло, жалобно и совершенно не по-лидерски всхлипнул: — Эш, не издевайся! Я больше не могу! — Малыш натрахался ночью и больше не в силах? Неутомимый Энди Сикс сдается? А может, раз я не женщина… — Блять, Эшли, ну что ты хочешь услышать? Что я давно по тебе сохну, а девицу эту снял в пьяном осознании желания быть с тобой? — Бирсак сокрушенно простонал, запрокинув лохматую голову на подушку. — Ну прости, я дурак! — Ого, самоанализ тебе не чужд! — Эшли тут же воспользовался невольным приглашением, снова возвращаясь к вылизыванию длинной шеи. — А что ж ты молчал и морду воротил, красивая скотина, когда я тебе раз сто авансы делал?! Сам мучился и меня мучил! — Что-то не похоже, чтоб ты особо мучился, — пробормотал Энди, вновь притягивая к себе Эшли — дорвавшись, он уже не собирался его отпускать. Тот вопросительно приподнял бровь: — Я должен был рыдать ночами в подушку, лишенный твоего внимания на тусовках? — Да тебя меньше, чем втроём, вообще редкость застать! По телке под каждую руку и третья на коленях! У тебя что ни девушка — порномодель! Да ты даже на наших концертах трусы фанаток в зубах таскаешь и на гриф вешаешь — тебе все мало! — кипя праведной обидой, припоминал Бирсак. — Тш-шш! — Эшли чувственно лизнул свой палец и приложил к губам друга. — Ты так яростно ревнуешь, что мне уже не терпится тебя успокоить, — для наглядности, как именно собирается это сделать, он поерзал на сразу присмиревшем Энди. — Думаю, тебя одного мне будет вполне достаточно. Но учти — и тебе меня мало не покажется! — он хищно ухмыльнулся и сполз в сторону, устраиваясь поудобней. — Смотри и учись! То, что после такого предупреждения начал творить его язык, Энди назвал бы виртуозной игрой или райским блаженством — смотря с какой позиции озвучивать. Эшли закручивал спирали, вибрировал кончиком языка на предельной скорости, лизал то широко и сильно, то еле касаясь и дразня, и изредка косил на него прищуренным карим глазом — ну как, мол, оценил? А Энди, не в силах оторваться от этого зрелища, лишь порывисто хватал воздух и гладил-тянул–теребил мягкие пряди, разметавшиеся по спине черным туманом среди вытатуированных звезд. Наконец-то этот звездопад оказался в его руках, и он мог, как в Титанике, отправиться к звездам практически буквально! Но когда он оказался в секунде от коды, Эшли резко оборвал аккорды, поднял голову и широко облизнулся, ехидно улыбаясь: — Вот как-то так! Сможешь повторить со стойкой? — Эшли-и-и! — Энди был готов разреветься от досады. — Что? — невозмутимо уточнил тот, стараясь не замечать, как собственные джинсы жестко врезались в пах. — Мы же просто тре-ни-ру-ем-ся, не забыл? — и наперекор своим словам ласково прошелся пальцами вверх-вниз по рефлекторно толкнувшемуся навстречу мокрому от слюны члену. В порыве догнать ускользающее наслаждение Энди неосознанно хотел обхватить себя пальцами, завершив, пусть хоть так, начатое Эшли. Но тот жестко перехватил его руку и неожиданно низко рыкнул: — Лежать! — и тут же добавил змеино-тягуче. — Я с тобой еще не закончил! Пораженный властным тоном друга, Энди обиженно закусил губу и лишь смотрел исподлобья взглядом незаслуженно пнутого щенка. Он выглядел сейчас таким доступным и беззащитным, раскрывшись перед ним, обнажив не только тело, но и чувства, что Эшли, вопреки своим мысленным обещаниям, вдруг расхотелось дальше издеваться над ним. У него еще будет время отыграться за свое долгое ожидание. Энди наверняка попытается соскочить, когда истома отпустит, но Эшли не позволит ему, теперь уж точно — нет! Не после того, как он однозначно заявил на него свои права. И все же, напоследок… Парди встал рядом с распростертым Бирсаком на одно колено, демонстративно расстегнул ширинку джинсов и выпустил наружу свой истомившийся член, гордо подпрыгнувший навстречу свободе и удовольствиям. Бельем Эшли с утра не озаботился. Как актер дешевого порно, рисуясь размерами и откровенно демонстрируя свои намерения «сейчас я тебя выдеру, сучка!», Эшли показушно подрочил, не сводя с Энди тяжелого голодного взгляда. Затем пошло облизнул два пальца и протиснул их между мгновенно поджавшимися ягодицами Бирсака, наощупь подбираясь к входу. Эффект от представления превзошел все ожидания — Энди вспыхнул, потом побледнел, разомкнул губы что-то сказать, но снова упрямо сжал их. В широко распахнувшихся синих глазах мелькнул страх и повис незаданный вопрос. К чести Энди, он не залепетал как шокированная девственница «Ой, какой большой! Ты что меня прямо сейчас, прямо ЭТИМ?», а его взгляд из испуганного поначалу стал заинтересованно-оценивающим. Эшли это понравилось. Но он и не собирался «прямо сейчас», когда у самого уже яйца свело от нетерпения, а на подготовку требовалось время, которого уже не было. Поэтому он смешливо фыркнул и снова распластался на ногах Энди, легко чмокнул его в торчащие тазовые косточки и резко насадился ртом на сочащийся от нетерпения стояк. И уже без лишних проволочек энергично заработал языком, пропуская Энди глубоко в горло, что неожиданно оказалось легче, чем он ожидал. Не потому, что у Эшли был черный пояс по минетам, сам он отсасывал редко, предпочитая, чтобы обслуживали его, причем по высшему классу. Но это же Энди-хер-знает-сколько-дней-ожидания, поэтому жадность обладания перекрыла все естественные рефлексы. — Эшли-Эшли-Эшли! — лихорадочно выстанывал Энди, подбрасывая тощие бедра и закатывая глаза от кайфа. И это была лучшая из песен когда-либо написанных и исполненных Бирсаком. Запустив одну руку под яйца Энди, Эшли рвано надрачивал другой рукой свой член, не в силах синхронизировать движения. И оглушенный собственным оргазмом пропустил момент, когда пряная струя брызнула в горло. Закашлявшись и невольно отстраняясь, из-за чего белые капли попали на его лицо, он опустошенно отвалился в сторону, наскоро вытираясь простыней. Бирсак бы его точно подколол, но в данный момент сам пребывал в блаженной отключке. Эшли пришел в себя первым. Но выяснять что, как и почему вот это сейчас произошло, и что между ними будет дальше, в данный момент совершенно не хотелось. Он не мастак в отношениях, а Энди и вовсе еще никогда их не строил, так что после долгожданного момента близости лучше помолчать и притормозить. Не откатить назад, но и не форсировать. Они не восторженные барышни, чтобы сразу обмениваться клятвами любви и начинать обсуждение грядущей роскошной свадьбы! Они — все еще лучшие друзья, просто перешедшие черту условной близости, а значит: — Дорогая, ты была великолепна! Но, к сожалению, мне уже пора. Увидимся позже? — Эшли расплылся в шутливой улыбке и, в пику своим словам, притянул Энди поближе, укладывая его голову себе на грудь. — А как же тренировка? — хитро прищурился Бирсак, довольно завозившись у него под боком. — Тренажер сломался, — с сожалением отозвался Эшли, погладив свой удовлетворенно притихший на бедре член. Энди помолчал с минуту, о чем-то напряженно размышляя, аж складочка меж нахмуренных бровей легла. А потом легко скользнул вниз по телу Эшли, тронул припухшими губами его дремлющий член и развратно выдохнул: — Мастера вызывали? Где-то через полгода. После Нового года Бирсак в припадке ревности состриг-таки свои длинные лохмы и обзавелся импозантной стрижкой. Эшли даже не смог на него рассердиться. Во-первых, чувствовал за собой вину за то, что назвал в соцсетях Кину своей девушкой. А во-вторых, новая прическа охренительно шла Энди, делая бывшего падшего ангела похожим на эльфа. Бристоль в апреле 2012 стоял на ушах – горячие парни из BVB учинили полный сексуальный беспредел, погрузили зал в тотальный множественный оргазм, собрали небывалый урожай женского белья и под конец так отожгли на «Knives and Pens», что кое-кто из фанаток даже выгорел от восторга, загремев в больничку. Энди с Эшли превзошли себя в раскованности и непотребстве, и непонятно, кого они завели сильнее – фанаток или друг друга. Отработанная долгими совместными тренировками комбинация приносила плоды: Эшли на пробу коротко лизнул свой бас, наблюдая за залом — ага, попались! Потом снова взялся за гриф, облизывая его уже с пошлой откровенностью. А дальше последовал контрольный от Энди — совершенно непристойное движение языка по микрофонной стойке с захлестом в конце. Эшли одобрительно хмыкнул про себя — его уроки не прошли даром! И прекращать их он не собирался, используя в качестве тренажера наиболее подходящую по форме часть своего тела. Как все-таки здорово иметь одну тайну на двоих и дразнить ей весь мир, намекая на ее наличие, но не раскрывая сути. А чуть позже Парди окончательно обнаглеет и закажет себе серию знаменитых маек «Purdy 69», обозначив еще одну памятную веху в их с Энди секретах.