***
— Ты всегда молчишь. Это, — он делает небольшую паузу, — врождённое? Я киваю. Для односложных ответов даже бумагу жаль. Признаться, на разговоры с ним вообще жаль бумагу. И чернила. Хоть они и не кончаются никогда. — Тяжело всегда молчать? Солнце греет траву, зелёную и сочную. Она будто бы хрустит под лапами собак. Я провожу рукой. Мягко. Не тороплюсь браться за ответ: не так уж важно отвечать на глупые вопросы. «А тебе тяжело постоянно болтать?» Гласные в этот раз я подчёркиваю волнистой линией, а вся фраза сразу пускается в неудержимый пляс. Как мало нужно, чтобы оживить простые слова. Как много нужно, чтобы этому научиться. — Тяжело, — Люцио качает головой и откидывается обратно на траву. На его белоснежном костюме точно бы остался сок. Ему повезло, что он всё ещё призрак. Люцио — граф. Люцио — мой гарант. Надеюсь, что ставки я сделала верные и что покупка виллы за городом не станет проблемой после всего этого. Я наконец-то уеду туда, где смогу молчать. — Какая твоя любимая буква? — вопрос кажется неуместным среди тишины, что прерывается лишь стрекотом насекомых да ленивым лаем. «С. Свобода.» — Романтично. Я качаю головой: какая уж тут романтика, когда предел мечтаний — одинокая жизнь без извечного блокнота под рукой. — Может, когда-то ты полюбишь Л. «Люцио?» — Любовь. «Романтично.» Он смеётся. Громко и естественно. Так в наших краях не смеются. Я улыбаюсь. Сдержанно. Как и подобает.***
— Ты видела когда-то снег? «Нет. Я не люблю снег.» — Но он на С. «Всё работает немного не так.» Люцио усмехается. И это уже не такой страшный оскал, которому только в кошмарах и сниться. Это просто усмешка. Обыкновенная. И совсем не графская. Люцио — фальшивка. Настоящие графы не смеются до слёз, когда им падает что-то на голову. Настоящие графы не спрашивают у своих деловых партнёров про их любимые вещи. Настоящие графы не рассказывают о своём детстве и не побеждают чудовищ во имя какой-то там магички. Наверное, я рада, что Люцио — фальшивка. — Всё работает именно так, — заключает он. — Значит, ты избрала себе другую букву. «Если так, то Д. Деньги.» — Ты расчётливее, чем кажешься. Получишь ты и свои деньги, и свою свободу, когда выберемся из этого проклятого леса. «Ты же любишь снег.» — Этот — нет. Съездим потом с тобой и посмотрим на настоящий. Мы здорово проведём время. Я невесомо упускаю момент, когда Люцио и я слились в «мы». Спускаюсь по диалоговой ветке вниз и никак не нахожу. Даже парочку страниц блокнота перелистываю назад. Никаких «мы». Есть только я. И верные шуршащие листы. «Поедешь один.» — Почему это? Ответа не даю, упрямо игнорируя все рассказы о были и вымысле. Люцио — фальшивка. Настоящие графы не умеют так быстро отрекаться от «я», чтобы стать «мы».***
— Ты просыпаешься с мыслями о том, что всё идёт не так? Я поднимаю голову с его плеча. «Чтобы проснуться, надо уснуть.» — Я про вообще, а не про сейчас. Это так в его стиле — говорить неправильно и нелогично. Тяжёлый вздох вырывается сам, а я стараюсь устроиться удобнее, чтобы буквы можно было разобрать. Выходит всё равно криво. Плевать. «Всегда.» — А как тогда «так»? «Если даже будет «так», то нам всё равно будет казаться «не так».» — Слишком цинично, — говорит он и кладёт руку на мой блокнот. — Как хорошо, что я выучился читать. Я вопросительно смотрю на него, а он во все глаза уставился на страницы, которых осталось ещё около сотни. Хватит на ближайший год. — Иначе ты бы молчала даже со мной. Люцио улыбается, а мои глаза расширяются чуть больше, чем я им обычно позволяю. Меня нелегко удивить, но ему удаётся — и это само по себе удивительно. «Я и так молчу.» — Ты просто не слышишь собственного голоса. У меня нет голоса. И никогда не было. Если бы и был, то противный, скрипучий, как и я сама. Голос — отражение души. Боги решили, что мою душу отражать не следует. Люцио кладёт настоящую руку мне на плечо, а холодно-тёплый металл протеза касается моей кожи, слишком тонкой — одно неверное касание — уже синяк — и бледной. Я думаю, что он обязательно оставит ярко-синие отметины. Такой, как он, не может не оставить ничего после себя. А потом удивлённо замечаю, что ошибалась. «Удивлённо». В очередной раз всё идёт не так.***
— Ты бы хотела жить в замке? Он говорит это и смотрит на звёзды, что россыпью блестят на небе. Я перевожу взгляд с неба на Люцио, а потом быстро хватаю ручку и торопливо пишу. Меня злит моё изначальное промедление. Меня злит моя собственная глупость, которая уж переливает через край допустимого. «Нет.» — Почему? — Люцио поправляет плащ. — Даже со мной не хочешь? Надо бы написать, что с ним — тем более нет, что с ним — даже рай адом окажется. Только касаюсь тонким наконечником ручки страницы, чтобы вывести все эти злые да язвительные замечания, как замечаю: пишу совсем не то. «С тобой — да.» Хочу вырвать листок, но понимаю, что всё уже он видел, что моя бесславная капитуляция прошла до одури бесславно. И глупо. А я же презираю глупость. Люцио всё видел. Поэтому он, наверное, позволяет вырвать мне листок и написать чуть дрожащей рукой: «Там много шума. У тебя есть жена.» — Да. — Люцио кивает почти деловито. Ему не идёт. — У меня есть жена и деньги. Я пожимаю плечами. По спине бежит холодок, передаваемый — я упрямо в это верю — мне странной землёй этого места, которое всё насквозь — иллюзия да обман. Может, и то, что мы сейчас лежим в сантиметре друг от друга, — тоже порождение магии, которая по сути своей злая. Что бы Азра ни говорил про душу того, кто эту самую магию использует, сама суть магии подобна тёмному сгустку, заволакивающему разум. — Ещё у меня теперь есть ты. А я есть у тебя. Ты готова терпеть шум ради меня? Как типично для него. Смотреть в самую душу и требовать жертв. И не быть готовым жертвовать самому. «Что ты готов терпеть ради меня?» — Всё. Люцио — максималист от первой кости до последней. Верить такому противопоказано по всем пунктам. Я понимаю это. Называю себя глупой и пишу, забывая разделять слова: «Ещёпосмотрим.» Мы действительно это выясним. Позже, многим-многим, а пока я кладу голову на его настоящее плечо и засыпаю, греясь в лучах его мёртвой жизни. Бессловесным не найти устройства, чтобы говорить громко. Безнадеждным не найти светила, чтобы поверить вновь. Я нахожу Люцио. Мне достаточно.