***
— Хедвиг, не надо! Гарри снова проснулся с криком. Уже третью ночь подряд ему снилась жертва Хедвиг. С каждым разом его реакция на сон становилась все хуже. Теперь ему стало дурно, подступила тошнота, и он закрыл глаза, чтобы приглушить стук в голове и подавить подступившие слезы. Джинни тут же вбежала в комнату, она заснула на диване в гостиной, читая. — Гарри! С тобой все в порядке? Тебе опять снилась Хедвиг? Гарри старался не встречаться с ней взглядом. — Да. Я в порядке. Возвращайся спать. — Он не мог допустить, чтобы она увидела его в таком состоянии. Но Джинни покачала головой. — Гарри, это нехорошо, что ты так страдаешь. Он бросил на нее сердитый взгляд. Черт возьми, неужели она не видит, что он держит себя в руках из последних сил? Что она должна просто уйти, пока он не потерял остатки гордости и не развалился на куски? — Ну, тогда, может быть, тебе следует забыть обо мне, — проворчал он. — Так мы оба сможем спать по ночам. Джинни захотелось дать ему подзатыльник. — Гарри, речь идет не только о сне. Перестань быть таким упрямым и просто признай, что тебе нужна помощь. Разве ты не видишь, что тебе нужно с кем-то поговорить об этом? — Нет! — крикнул он. — Это последнее, что мне нужно! Все равно никто не поймет. Сколько волшебников ты знаешь, которые потеряли своих фамильяров? Или кого-нибудь, кто был так же тесно связан с кем-то, как я с Хедвиг? Пока ты не потеряешь кого-то, как я, ты не сможешь понять, что я чувствую. — Я могу попытаться. Гарри, все, что я хочу, — это помочь тебе. — Я порядке. Теперь просто оставь меня в покое. Забудь эти проклятые сны и просто… веди себя как обычно. — Забыть об этом тебе не поможет, — возразила Джинни. — Да, так и будет. Это избавит меня от необходимости обсуждать это снова и снова. — Внезапно он протиснулся мимо нее. — Эй, куда это ты собрался? Гарри не ответил, направился в ванную и закрыл за собой дверь. Через несколько мгновений Джинни услышала ужасный кашель и рвотные позывы. Она поморщилась и, порывшись в сумке в поисках успокоительного для желудка, положила его на тумбочку. Затем она вернулась на диван и попыталась заснуть, натянув одеяло на голову, чтобы заглушить всхлипывания и слезы, которые она не хотела показывать ему. Одна ее часть жаждала приложить деревянную ложку Молли к его заду, а другая — обнять и никогда не отпускать. Джинни чувствовала, что он находится на пути к разрушению своего душевного спокойствия, но ничего не могла сделать, чтобы оттащить его от края пропасти. Она попросила Люпина попытаться поговорить с Гарри, но Гарри отмахнулся от оборотня так же, как и от нее, и Люпин сказал ей, что Гарри нужно время, чтобы смириться со своей потерей, и ушел. Джинни захотелось закричать. Время было не другом Гарри, а врагом. Чем дольше он будет ждать, чтобы признать тот факт, что он не может справиться с потерей Хедвиг самостоятельно, тем хуже ему будет. Джинни изо всех сил старалась дать ему возможность погоревать, но теперь поняла, что это было ошибкой. Вместо того чтобы горевать, Гарри пытался притвориться, что ничего плохого не случилось, вместо того чтобы смириться со своей потерей, он пытался похоронить ее. И медленно он убивал все, что оставалось в нем от надежды, радости и любви. Джинни отказалась стоять в стороне и позволить этому случиться. Кто-то должен поговорить с ним, заставить его понять, что он только вредит себе, делая это. Но кто же? Кого он будет слушать? И кто будет настолько упрям, чтобы заставить его слушать, если он откажется выслушать? Мгновение спустя она получила ответ. Был только один человек, который мог столкнуться лбом с Гарри и уйти невредимым. Один человек, которого Гарри уважал и который мог бы посочувствовать его тяжелому состоянию, но который также не потерпел бы никаких глупостей от героя волшебного мира. Человек в черном, известный также как Северус Снейп. Джинни зевнула и пообещала себе, что напишет Северусу завтра. Хоть он и удалился из волшебного мира, она знала, что Гарри все еще поддерживает с ним связь и записал адрес Снейпа в своей записной книжке.***
На следующий день после обеда. Джинни вернулась с тренировки по квиддичу с Холифилдскими Гарпиями усталая и нуждающаяся в душе. Это должна была быть ее последняя ночь на площади Гриммо, она изначально планировала уехать в воскресенье вечером, но продлила свое пребывание, потому что беспокоилась о Гарри. Она сказала родителям, что пытается помочь ему справиться с некоторыми дурными снами, чтобы они не беспокоились о том, что ее так долго не будет. Направляясь через гостиную в хозяйскую спальню, она услышала странный звенящий звук, доносившийся из кабинета, который находился рядом с гостиной, на той же стороне, что и хозяйская спальня. — Гарри? — тихо позвала она. Когда ответа из кабинета не последовало, она быстро повернула ручку и вошла. Гарри сидел в своем удобном кожаном кресле, вытащив его из-за стола и поставив поближе к огню. На столе среди заваленных пергаментами бумаг стоял хрустальный графин с лучшим Огденовским огненным виски. Гарри развалился в кресле, сжимая в руке стакан, наполовину наполненный крепкой янтарной жидкостью. Его глаза были налиты кровью, а волосы напоминали птичье гнездо. Его рубашка была в пятнах и помята, на нем были вчерашние джинсы и дырявые носки. Он смотрел в огонь, его зеленые глаза были мрачны и полны отчаяния. У Джинни оборвалось сердце. — О, Гарри! Поттер резко вскочил, его глаза смутно сфокусировались на девушке. — Джинни? Что ты делаешь дома в такую рань? — Гарри, сейчас середина дня. Как давно ты здесь пьешь? — Не твое дело! — прорычал он, тихо выговаривая слова. — Конечно, это мое дело! — сердито огрызнулась она. — Ты думаешь, мне нравится видеть тебя таким? — Если тебя это так беспокоит, убирайся! — крикнул парень. — Уходи! Ты не можешь помочь, но ты можешь прекратить пялиться! — Гарри, если ты напьешься до одури, Хедвиг все равно не вернется, — начала Джинни. — Я знаю это, черт бы тебя побрал! Но мне от этого становится легче! А теперь уходи! Мне не нужны твои проповеди. Ты мне не мать! — И хорошо! Потому что она отшлепала бы тебя за твое поведение, Гарри Джеймс Поттер! — закричала Джинни и выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. Теперь она была вне себя от ярости и прошествовала в хозяйскую спальню, чтобы взять себе новую одежду, а затем отправилась в ванную принять душ. Ей нужно было время, чтобы остыть, прежде чем она скажет или сделает что-то, о чем потом пожалеет.***
Гарри сделал еще один глоток, чувствуя, как золотистая жидкость обжигает его с головы до ног. Она опустилась в живот, и обжигающее тепло разлилось по телу, немного ослабляя боль. По крайней мере, если он был пьян, то не помнил своих снов, не чувствовал зазубренных краев раны, которую оставила в его душе смерть Хедвиг. Он чувствовал лишь оцепенение. Поняв, что его стакан пуст, он встал и налил себе еще порцию из графина, стараясь подавить охватившее его горе. Он был зол на Джинни за то, что она всунула свои два кната. Как она смеет читать ему лекции о горе и о том, как лучше всего с ним справиться? Единственное горе, которое она когда-либо испытывала, — это смерть домашнего кота, когда ей было тринадцать! Это было совсем не то же самое, что потерять фамильяра, особенно когда он сделал то, что совершила Хедвиг. Вся прежняя неуверенность Гарри и чувство собственной никчемности нахлынули на него, алкоголь заставил их всплыть на поверхность. Жертва Хедвиг преследовала его, он знал, что не достоин ее — ни одной из смертей, случившихся во время войны. Он никогда не просил, чтобы кто-то рисковал своей жизнью или жертвовал собой ради него, и все же они сделали это. Он глубоко сожалел об их смерти. Никто не должен был умирать за него. Особенно его снежная сова. Он услышал, как скрипнула дверь кабинета. Не оборачиваясь, он прорычал: — Черт возьми, Джинни, оставь меня в покое! Дверь с тихим щелчком захлопнулась. — Я не Джинни, — пробормотал знакомый шелковистый голос. Гарри резко обернулся, все еще держа в руке стакан с огненным виски. — Северус! Что… Как?.. — Сядь, пока не упал, — приказал Северус, откидывая назад свой черный плащ. На нем не было мантии, а были обычные угольно-серые брюки, жемчужно-серая рубашка с воротником и черные ботинки. Его волосы были завязаны сзади, и он выглядел очень подтянутым с тех пор, как Гарри видел его в последний раз. Гарри поймал себя на том, что подчиняется авторитарному тону Снейпа еще до того, как осознал это. — Почему ты здесь? Джинни позвала тебя? Северус поднял бровь. — Разве мне нельзя навестить старого студента? Судя по всему, тебе не помешает с кем-нибудь поговорить. — Поговорить! Ха! — усмехнулся Гарри. — И это все, что ты можешь придумать? Поговорить со мной? Ты просто жалок! Северус нахмурился. — Поскольку ты пьян, Поттер, я не буду обращать внимания на твои замечания. Хотя, возможно, тебя будет полезно быстро окунуть в бочку с ледяной водой. Гарри выпил половину стакана и со стуком поставил его на край стола. Он вызывающе посмотрел на своего наставника. — Ты знаешь, почему я пьян, Северус? Отлично! Я скажу тебе, почему. Потому что я больше не выношу воспоминаний. — Каких воспоминаний? — Тех, где Хедвиг умирает за меня. Именно так. — Он щелкнул пальцами. — И она ушла. Никогда… не терял фамильяра, Северус? Знаешь, как это больно? — Я терял и похуже. И я потерял твою мать, — ответил Северус. Гарри моргнул, внезапно почувствовав себя косноязычным идиотом. — Верно. Я забыл. — Он посмотрел на бывшего Мастера зелий. Когда он потянулся за стаканом, Северус протянул руку и схватил его за запястье. — Эй! Отпусти! — Нет. Это последнее, что тебе нужно, — неумолимо сказал Северус. — Это только приглушит боль, но не прогонит ее. — Ты меня не понимаешь! Мне это нужно! Я не хочу так себя чувствовать. — Гарри попытался высвободить свое запястье из хватки Северуса, но не смог. Северус не сдвинулся с места, крепко держа Гарри за руку. — Я знаю, что это больно, но это не поможет. От алкоголя помощи не будет. Он только маскирует боль, но не избавляет от нее. Спроси об этом у того, кто знает. Гарри сопротивлялся. — Отпусти, ублюдок! Мне все равно, даже если я потеряю сознание. Я хочу это. Никто не понимает, черт возьми! Я не хочу видеть сны, я не хочу чувствовать! Все, что я хочу, — это вообще перестать что-либо чувствовать. — Это может показаться правдоподобным решением, но поверь мне, это не так. Чтобы освободиться от своего бремени вины и горя, ты должен встретиться с ним лицом к лицу, а не хоронить его под алкоголем и отрицанием. — Северус легонько положил руку на плечо Гарри. — Я был на твоем месте, Гарри. Я знаю, каково это — потерять фамильяра, своего первого и лучшего друга, самое преданное существо на свете. — Что? У тебя никогда не было фамильяра в Хогвартсе, — воскликнул Гарри обвиняющим тоном. — Из-за моей работы шпиона я не мог позволить связать себя с фамильяром. Но когда мне было шесть лет, у меня он был. Ее звали Таша. — Она была совой? — Нет. Она была, пожалуй, самой уродливой собакой, которую я когда-либо видел. Честно говоря, когда я нашел ее, она была похожа на разноцветный парик, который обмакнули в грязь и сильно пережевали. Я почти не обращал на нее внимания, думая, что она не более чем кусок гротескного мусора в переулке возле одной из заброшенных фабрик, где я играл в детстве. Это был едва слышный жалобный всхлип, заставивший меня присесть на корточки, чтобы получше рассмотреть парик. Я обнаружил, что это был щенок. Очень молодой и несчастный щенок. И я поднял это грязное существо, сунул ее в карман пальто и побежал в парк — тот самый парк, где я однажды встретил Лили. В том парке была старая цементная канализационная труба — она была такой большой, что человек мог пройти по ней, только согнувшись пополам. Скрытая в основном кустарником, она была идеальным укрытием. Именно там я почистил щенка, обнаружил, что это «она», и сразу же окрестил ее Ташей. Конечно, я не мог отвести ее домой. Мой отец не разрешал держать домашних животных. За те полчаса, что я ухаживал за Ташей, я понял, что ни за что не откажусь от нее. Снова укутав ее в пальто, я начал бродить по улицам, не заботясь о том, что наступает ночь. Когда я рос в Тупике Прядильщиков, в моем районе жили лишь несколько семей. У нас была довольно запущенная англиканская церковь, куда ходили жившие там прихожане, и они также помогали общине. Моя мать и я принимали пищу, которую предлагали слишком много раз, чтобы их можно было сосчитать. Прежде чем я понял, куда иду, я оказался у церкви. Я стоял перед старой деревянной дверью, держа Ташу под пальто, и совершенно не осознавал, что плачу. В тот вечер у меня появился первый взрослый друг, отец Джозеф Эдвардс. Отец Эдвардс вмешался, я бы даже сказал, довольно решительно — ходили слухи, что он когда-то был известным боксером, — и разобрался с Тобиасом, моим отцом. И не успел я опомниться, как Таша уже вернулась домой вместе со мной. Тобиас ворчал, но держался подальше от Таши. Мама считала Ташу очаровательной и говорила, что она пекинес. Она объяснила, что разбитая морда Таши — это не случайность, а след от укусов собак. Таша дарила мне любовь и преданность, и она зажгла свет в глазах моей матери, который я никогда раньше не видел. Таша даже рассмешила мою мать, и я не могу передать тебе, какой это был приятный звук. Я хотел, чтобы Таша жила вечно. К сожалению, этому не суждено было сбыться. — Что с ней случилось? Твой отец что-то с ней сделал? — Нет. Через полгода после того, как я нашел Ташу, мы с ней играли в парке. Из ниоткуда появилась огромная собака, которую я никогда раньше не видел, и хотела наброситься на меня. Собака подошла к моей груди, она была сильным, очень сильным животным, какой-то смесью, и она была бешеной. Она бы разорвала меня на части быстрее, чем я успел бы моргнуть. Но мой верный фамильяр не позволил этому случиться. Несмотря на свои крошечные размеры, она обладала храбростью львицы. Она встала на пути злобного пса, рыча, позволяя мне отступить. Когда я услышал, как Таша взвизгнула от боли, моя случайная магия впервые проявилась, и огромная собака исчезла, но, к сожалению, было уже слишком поздно. У Таши была сломана шея. Когда я подобрал ее, мне захотелось умереть. Я был так огорчен, что до сих пор не знаю, дошел ли я или, может быть, аппарировал, но я оказался в церкви. Отец Эдвардс работал на улице, услышал мои рыдания и подошел ко мне. Долгое время он просто держал меня, пока я прижимал к себе тело Таши. Я знал, что она защитила меня, спасла, и чувствовал себя ужасно виноватым, что не смог сделать то же самое для нее. Когда у меня больше не осталось слез, отец Эдвардс провел меня через церковь в маленький дворик. Не говоря ни слова, мы похоронили Ташу. Стоя на коленях над ее маленькой могилкой, я снова мог только плакать. Именно тогда я сказал отцу Эдвардсу, что, как бы мне ни было больно, я боюсь, что моя мать потеряет все свое счастье, потому что она так сильно любила Ташу. Отец Эдвардс отвез меня домой, он рассказал моей матери о Таше, пока я держал ее за руку. Я был очень рад, что мой отец ушел пить еще прошлым вечером, и его не было. Когда отец Эдвардс оставил нас одних, моя мать заплакала, и я обнял ее так же, как отец Эдвардс обнимал меня. Но в конце концов я сказал маме, что это несправедливо и что я хочу вернуть Ташу. Я потребовал, чтобы она, будучи ведьмой, вернула Ташу. Моя мать объяснила мне так терпеливо, как только могла, что каким бы чудесным ни было волшебство, оно не может этого сделать. Прежде чем я успел разразиться безумной тирадой, мать подхватила меня и крепко прижала к себе. И вот какие слова она мне сказала: «Ташу нельзя помнить как простого фамильяра, дорогой Северус, она была частью нас с тобой, частью нашей семьи. Когда мы думаем о ней, мы оба должны делать все возможное, чтобы помнить радость, которую она принесла в нашу жизнь. Это лучший способ почтить ее память. И помни также, что она умерла, делая то, что любила больше всего, — защищая своего лучшего друга». Затем она взяла мою руку и прижала ее к сердцу. «Те, кого мы любим, навсегда останутся в наших сердцах, дитя мое. Мы скорбим сейчас, но я обещаю тебе, что настанет день, когда ты будешь думать о Таше и улыбаться». Я долго оплакивал потерю Таши, пока не рассказал Лили о ней. Мы вместе посетили могилку Таши во дворе церкви, и пока мы сидели у ее могилы, Лили расспрашивала меня о ней. Хорошие воспоминания, казалось, лились из моего сердца, когда я говорил, и я был удивлен, когда мы оба рассмеялись после моего рассказа об одной из выходок Таши. Когда я думаю о Таше, даже сейчас, я думаю о хорошем. Я думаю о том, как она привела в мою жизнь отца Эдвардса, который был мне хорошим другом на протяжении многих лет; возможно, даже больше, чем Альбус Дамблдор. Жизнь моей матери действительно стала тяжелее, но временами я ловил ее улыбку, и я знал, что она вспоминает Ташу, фамильяра, который принес надежду и свет двум людям, у которых было очень мало радости, и которая была верным другом маленького одинокого мальчика. Как и твоя Хедвиг была для тебя. Ты говоришь, что больше не хочешь чувствовать, но, отказываясь это делать, ты запираешь хорошие воспоминания вместе с плохими, Гарри. Ты провел много лет со своей совой, и она была с тобой и в хорошие, и в плохие времена. Ты оказываешь ей медвежью услугу, забывая о том, что вы делили вместе. Гарри с трудом сглотнул. — Но она умерла за меня! Я никогда не хотел — я никогда не просил об этом! — запротестовал он, повысив голос. — Тебе бы это никогда не понадобилось. И я не просил Ташу. Пойми, Гарри, что сердцевина фамильяра — это верное и любящее сердце, и по самой своей природе они готовы пожертвовать собой, если возникнет такая необходимость. Хедвиг увидела, что ты в опасности, и решила спасти тебя. Она сделала это, прекрасно зная цену. Но, как и Таша, она считала, что цена того стоит. — Но почему? — хрипло воскликнул Гарри, дрожа всем телом. Его глаза блестели от слез, которые он отказывался проливать. — Потому что она любила тебя. Как и Таша любила меня. Нет большей любви, чем добровольная жертва, и благодаря ей ты жив сегодня и с нетерпением ждешь лучшей жизни. Не упусти второй шанс, который она подарила тебе, Гарри. Ты не можешь вернуть ее обратно. Но ты можешь оценить тот дар, который она тебе преподнесла, и жить той жизнью, которую тебе дали. — Даже если я этого не заслуживаю? — спросил Гарри сдавленным шепотом. — Она считала, что ты этого заслуживаешь, — строго сказал Северус. — Не позорь ее жертву, говоря иначе. Она была мудра, как и все ее сородичи, и она не выбрала бы недостойного волшебника, не так ли? Гарри медленно покачал головой. Нет. Северус был прав. Внезапно Гарри издал тихий сдавленный всхлипывающий звук, изо всех сил стараясь удержаться от слез. Он отвернулся и уставился в огонь. Обычно Северус никогда не вмешивался в дела Гарри, он был по натуре очень скрытным человеком и уважал частную жизнь других. Однако он чувствовал, что молодой человек не позволит себе горевать, пока его не заставят это сделать, а Гарри очень нуждался в утешении и в слезах. Поэтому он постучал своей палочкой по стулу, на котором сидел Гарри, увеличив его настолько, чтобы он мог сесть рядом с молодым волшебником и мягко обнять его за плечи. Как отец Эдвардс делал для него много лет назад, так и сейчас Северус притянул голову Гарри к своему плечу и обнял его. Гарри сначала напрягся, но потом уткнулся головой в плечо Мастера зелий, вдыхая знакомый пряный аромат сушеных трав, который, казалось, всегда сопровождал Северуса. Тяжелый узел горя и вины распутался, и внезапно он заплакал. Сначала молча, а потом, когда слезы хлынули из него, он начал всхлипывать, резкие мучительные рыдания сотрясали его стройное тело. Несмотря на штормовой поток, Северус держал его, время от времени вычерчивая маленькие круги на его спине и бормоча: — Позволь себе горевать. Только тогда ты исцелишься. Мастер зелий долго держал героя волшебного мира на руках, пока все слезы не иссякли и Гарри не начал тихонько шмыгать носом в его рубашку. В другой ситуации Северус протянул бы Гарри носовой платок, но ему не хотелось беспокоить молодого человека, поэтому он позволил Гарри спокойно прижаться к нему. Через несколько долгих мгновений Гарри сел, выглядя слегка пристыженным, взял протянутый Северусом носовой платок и вытер глаза. — Как ты себя чувствуешь сейчас? — Лучше. Немного. — Это только начало. Теперь тебе нужно поработать над тем, чтобы собрать хорошие воспоминания о Хедвиг. Я уверен, что у тебя их много. Потрать время и вспомни их, прежде чем ложиться спать сегодня вечером. Это может помочь тебе лучше спать. Попробуй также практиковать медитацию. — Медитацию? Я не знаю, как это сделать. — Я научу тебя. — Ты сделаешь это? Но тебе не нужно… пойти домой? — Это вежливый способ сказать мне, чтобы я ушел? — Нет! Я не это имел в виду. Я просто подумал… возможно, ты что-то варил или что-то еще… — Нет. В данный момент у меня нет неотложных дел, и я останусь здесь, пока ты не начнешь решать эту проблему. В конце концов, для этого и нужен хороший наставник. Гарри неуверенно улыбнулся Северусу. — Спасибо, Северус. Прости, что я такая обуза. Глаза Северуса сузились. — Это не так, и я никогда больше не хочу слышать от тебя таких слов. Помощь другу — это не бремя, а привилегия. — Так… у тебя никогда не было другого фамильяра? — Нет. Просто мне это никогда не казалось уместным. Но когда-нибудь, возможно, это будет уместно. Посмотрим. — Северус отправил графин с виски на кухню, а на его место призвал крепкий кофе со сливками и сахаром. Когда Гарри потянулся через маленький стол к сахарнице, его глаза встретились с глазами Северуса, и он увидел в них общее горе и взаимопонимание.***
Северус оставался на площади Гриммо в течение двух недель, помогая Гарри справиться с его горем и научиться преодолевать его. Он обучил молодого волшебника стандартным медитативным техникам и визуализации, сосредоточившись на хороших временах, которые Гарри делил с Хедвиг. Гарри удивился, как много их было. Северус также помог Гарри сделать мемориал для Хедвиг, который был осязаемым напоминанием о ней, но также помогал представить ее смерть и напомнить скорбящему волшебнику, что она жива, пока он помнит ее. Как только Гарри стал спокойно спать по ночам и извинился перед Джинни за то, что был так груб с ней, Северус решил, что он помог ему всем, чем мог, и ушел. Он написал Гарри через несколько дней после возвращения в свой дом на острове Уайт. Все было хорошо, призрак Хедвиг наконец-то успокоился.***
Неделю спустя почтальон постучал в дверь Снейпа и осторожно положил перед ней коробку. Северус вышел, чтобы ответить на звонок, выглядя озадаченным. Что это такое? — Специальная доставка для вас, сэр. Парнишка, который ее прислал, сказал, что вам лучше открыть ее немедленно, содержимое скоропортящееся. Северус наклонился, поднял коробку и отнес ее в дом. — Гарри Джеймс Поттер, я надеюсь, ты не сделал то, что я думаю, — проворчал ведущий производитель зелий на острове. Он открыл коробку и обнаружил внутри свернувшегося клубочком шестинедельного черно-золотого котенка. Она проснулась, когда он поднял ее, и громко замурлыкала, потеревшись лицом о его щеку. К ее зеленому ошейнику был прикреплен небольшой свиток. — Гарри, я собираюсь убить тебя, — пробормотал Северус, пытаясь увернуться от шершавого языка крошечного котенка, который пытался расчесать его волосы. Он развернул свиток и прочел: Дорогой Северус, Это мой способ поблагодарить тебя за то, что ты вытащил меня из тьмы. Пришло время создать новые воспоминания и завести нового друга. Ее зовут Грейс. Она происходит из старого рода фамильяров, выведенных магом-селекционером по имени Магнус Феликс. Я знаю, что это не пекинес, но я подумал, что другая собака будет выглядеть как замена Таши, поэтому я решил, что котенок лучше. Надеюсь, она тебе понравится. Твой друг, Гарри. — Ну-ну. Возможно, в вас все-таки есть что-то слизеринское, мистер Поттер, — усмехнулся Мастер зелий, поглаживая своего нового компаньона с тихой улыбкой на лице. Котенок дважды повернулся и устроился у него на коленях, громко мурлыча в знак одобрения.