Только мне решать, Когда и с кем мне танцевать. Ведь на всё моя лишь воля, Кто посмеет мне мешать? Знайте, что сейчас Мой долгожданный наконец-то пробил час. И я решаю, с кем танцую в этот раз. Мюзикл "Элизабет"
Летели дни, а дождь монотонно отстукивал незамысловатую мелодию по крышам, листьям, скамейкам, редким прохожим. Мир окрасился холодным серым, и Жасмин куталась в шаль, пила теплый чай, приказывала топить камины сильнее, чтобы согреться. Она с детства ненавидела дожди. Джафар писал каждый день. Он не утруждал себя человеческими способами передачи писем, вместо этого каждый вечер на туалетном столике Жасмин возникало его послание, надежно защищенное от чужих глаз. Джафар описывал ход войны подробно, вплоть до реплик пашей из военного совета, и его обстоятельным рассказам султанша верила больше, чем льстивым заверениям шпионов и разведчиков. Они хвастались в расчете на награду, Джафар описывал факты, а факты впечатляли. Он не позволял себе лишнего, и лишь пару раз после взятия крупных городов в письмах мелькнуло иронично-горделивое "моя принцесса", а еще однажды Джафар переписал стихи какого-то безвестного поэта "в надежде, что Жасмин султан с ее изысканным художественным вкусом оценит старание несчастного". Султанша в ответ присылала протоколы заседаний Совета дивана со своими комментариями и не всерьез, почти ласково угрожала устроить переворот. Она сидела у зеркала и читала очередное письмо, в котором Джафар иронично заметил, что лучше бы вообще не брал с собой армию, так как она лишь мешала. "Знаете, принцесса, я не устаю поражаться глупости человеческой. Раньше я был абсолютно уверен, что славное воинство Аграбы справится с любым врагом, а сейчас удивлен, как нам удалось победить Широбат. Не далее, как вчера, наблюдал следующую картину: какой-то старик в одной из захваченных нами деревень попросил у воинов саблю, мол, напоследок хоть вспомнить, каково держать оружие в руках. И — можете себе представить? — сын Югюра эфенди, уважаемого и мудрого человека, просто так взял и отдал свою саблю! А старик, хоть и немощный с виду, пятерых положил, пока его не скрутили", — писал Джафар. Похоже, поговорить ему было не с кем, потому что обо всех курьезных случаях похода он рассказывал Жасмин. Султанша легко рассмеялась недовольству нового правителя и перехватила в зеркале любопытствующий взгляд Гюль, которая разбирала вещи. К счастью, девушка догадалась не расспрашивать свою госпожу. — Джафар паша прислал письмо, — все же сказала Жасмин. Ей так хотелось с кем-нибудь поделиться его остроумием, а Далия ходила вечно заплаканная, исполняла обязанности кое-как и не желала разговаривать с султаншей. — Послушай, — и Жасмин зачитала отрывки, не содержавшие упоминания о местоположении войск. — Вы такая счастливая, госпожа, — отсмеявшись, выпалила Гюль и тут же смутилась. — Простите. — Я не злюсь, — миролюбиво махнула рукой Жасмин. — Почему ты так думаешь? — Ну, Джафар паша обращается к вам, как к другу. Мало у кого из правителей есть друзья. И на письмо вы смотрели нежно. Простите, — тут же добавила она, заметив, как нахмурилась султанша. "Нежно! — про себя возмутилась Жасмин. — Чего только не придумают слуги!" Тем не менее в качестве встречного жеста она набросала карикатуру на заседание Совета дивана: грузный Батур паша с тоской глядел на дверь, а табличка над его головой показывала его мысли: "Скорей бы обед", Селим паша переминался с ноги на ногу: "Надо посоветоваться с Джафаром", Огюз подпрыгивал на месте: "Какой я молодец! Какой я важный паша!" Жасмин сомневалась, не сочтет ли Джафар подобное ребячеством, но решила все-таки отправить нелепый рисунок. В конце следующего письма Джафар как бы между делом интересовался, может ли султанша и его изобразить. Жасмин против воли раскраснелась: вспомнила портрет, который нарисовала случайно, разозлилась на собственное смущение и села за перо. В результате на пергаменте появился огромный полосатый змей с капюшоном. Он сидел на троне в султанской короне и, высунув раздвоенный язык, угрожающе шипел: "Абсолютная власть!" "Похож! — решила Жасмин. — И не надо было меня провоцировать". В ответ Джафар посетовал, что сам обделен художественным талантом, и уточнил, что просил не автопортрет. Губы сами растянулись в улыбке при прочтении язвительного ответа. Наконец война завершилась полной победой Аграбы, и через месяц — Джафар не солгал — воины вернулись с богатой добычей. Жасмин знала, в какой день они прибудут, поэтому заранее приготовила лучший наряд. Им с Джафаром не положено было видеться до никяха. Женщинам вообще не положено было встречать воинов в тронном зале, но когда султаншу волновали подобные мелочи? Жасмин стояла перед троном. Ее золотая корона сковывала лоб осознанием власти, любимое золотое платье сияло, как солнце, которое выглянуло из-за туч в тот день. На улицах толпился народ, прославлявший регента. Даже из дворца были слышны крики: "Да здравствует Джафар паша! Да коснется его сабля небес!" Джафар в красном, будто кровь поверженных врагов, плаще вошел в зал победителем, высоко и надменно подняв голову. Волны его магии окутали помещение, заставляя боязливо передергивать плечами пашей, беев и стражников. Он сразил Целедор, получил для Аграбы золото, землю, рабов, открыл новые торговые пути. Воплощение темного торжества, Джафар не скрывал довольной усмешки человека, которому принадлежал мир. Жасмин не сомневалась, что и сама под чадрой усмехалась точно так же, как он. Джафар остановился на несколько ступенек ниже султанши и картинным жестом бросил ей под ноги тюрбан Ульфада — символ полного поражения Целедора. Жасмин почти рассмеялась: Раджа после охоты приносил ей разных зверушек, а Джафар привез целый тюрбан. Стоило признать, что опасность ее привлекала. Жасмин презрительно наступила на тюрбан изящной туфелькой, внутренне сотрясаясь от восторга: этот всесильный, властный, могущественнейший маг — ее жених! И она произнесла единственно верные слова: — Добро пожаловать домой, султан Джафар. Стражники будто в один момент сошли с ума, единым порывом ударили кулаками в грудь с кличем: — Мой султан! Почерневшие глаза Джафара вспыхнули от удовольствия и гордыни. Он сделал еще шаг и оказался на одной ступени с Жасмин, смотря жадно, с вожделением, и ее сердце сбилось с ритма, подчиняясь его мрачному притяжению. Лишь чадра, казалось, удерживала их обоих от того, чтобы немедленно впиться в губы поцелуем, установить власть. Чью же? — К никяху все готово, принцесса? — хрипло, на рваном выдохе спросил Джафар. — Да. — Тогда не стоит его откладывать, — он с видимым усилием сделал шаг в сторону и громко объявил. — Слушайте и не говорите, что не слышали. Завтра мы с Жасмин султан по воле Аллаха заключим никях в главной мечети нашей славной Аграбы. И вновь, подобно грому, грянуло: — Да здравствует султан Джафар! Да здравствует Жасмин султан!***
Женщины, старые и молодые, рабыни и жены уважаемых пашей собрались в главном помещении гарема, чтобы проводить султаншу в новую жизнь. Сотни свечей дарили свет, и от благовоний становилось душно, кружилась голова, а нос чесался от тяжелого, приторного запаха. Жасмин сидела посередине комнаты, полупрозрачная вуаль окрашивала мир алым цветом. Бисер неприятно щекотал шею, но поправить одеяние не было возможности — руки, покрытые склизким слоем хны, сжимали монетки на счастье. Гостьи водили хоровод вокруг невесты, распевая печальные песни. Жасмин следовало плакать, да только слезы, казалось, закончились еще месяц назад. "Для меня ведь ничего и не изменится, — рассуждала она. — Я не покидаю гарем, мои покои по-прежнему принадлежат мне. Власть останется, — Жасмин усмехнулась: они с Джафаром днем как раз составили окончательный вариант свадебного договора. — Даже удобнее будет разговаривать с тем, кто умеет логически мыслить. Все сложилось, как нельзя лучше", — и все же волнение предательски заставляло ладони потеть. Султанша немного позавидовала Джафару: он мог спокойно заниматься государственными делами. Жасмин желала отвлечься, составлять сложные договоры, писать письма в Византию и Египет, лишь бы не думать о завтрашней ночи, первой ночи в роли замужней женщины, однако мысли, как по заколдованному кругу, возвращались к этой теме. Неизвестность добавляла тревоги. Султанша лишь смутно представляла, что происходит между мужчиной и женщиной в первую брачную ночь, знала только, что это ужасно больно. И боялась не столько боли, сколько потерять контроль над собой при Джафаре, показаться слабой, недостойной быть правительницей. Некстати вспомнилась Арзу хатун, которая рискнула жизнью, чтобы выйти замуж по любви, а через две недели пришла в гарем избитая, запуганная, с потухшим взглядом и молила избавить ее от ставшего кошмарным брака. Вспомнились все несчастные женщины, которых видела Жасмин. Вспомнились разговоры о том, что после свадьбы мужчины превращаются в чудовищ. Гостьи продолжали петь, а Жасмин все сильнее стискивала в руках золотые монетки. Время быстрая река, Никого не обойдёт. Ждет невеста жениха, Ждет как часа своего. В белый цвет облачена, Точно в саване стоит. На покой обречена, Свадьбы колокол звенит. И все же она оставалась султаншей. Тень Валиде грозно нахмурилась в ее воображении и строго приказала: "Будь сильной, Жасмин! Не смей рыдать!" И султанша, стиснув зубы, улыбнулась. Что бы ни случилось, она останется собой. Печальная часть вечера закончилась, настало время танцев и веселья. Ширин хатун, жена Селима паши, как самая счастливая в браке, расписывала руки и ступни Жасмин хной. Мягкая кисточка легко скользила по коже, вырисовывая кривые узоры. Рисовала Ширин хатун неважно, а султанша отчего-то вспомнила Мелек, приемную мать Баязеда. "Лучше бы обряд проводила она. Мелек за вечер улыбнулась больше раз, чем Ширин хатун за все время, что я ее знаю". Зеленоватая скользкая хна пахла травой и немного тиной, но не неприятно. Затем пришел черед невесты окрашивать руки незамужних подруг, в роли которых выступали ее служанки. Они явно были уверены, что Жасмин первой позовет Далию; Сельви кривила губы, Гюль смотрела с надеждой и смирением одновременно, а Далия сделала движение вперед, готовая подойти к султанше. Что ж, вот только служанка забыла кое-что: незаменимых нет. — Гюль, садись рядом, — с улыбкой предложила Жасмин, игнорируя потрясенный и обиженный взгляд Далии. — Что тебе нарисовать?***
На следующий день, казалось, вся Аграба собралась на площади, чтобы в числе первых узнать о совершении никяха и коронации султана. Даже солнце на время выглянуло из-за туч, чтобы осветить город в первый день новой эпохи. Веселье началось с самого утра, уличные музыканты старались изо всех сил, люди пели, танцевали, смеялись и славили нового правителя. В мечети не хватало воздуха. Для заключения брака достаточно двух свидетелей, но приглашены были все паши и важные беи, находившиеся в столице. Гул голосов смешивался со сладким, резким ароматом благовоний. Традиционные украшения удавкой впились в горло. Жасмин сидела за решетчатой перегородкой и ощущала себя запертой в клетке с хищниками. Пошевелишься — растерзают. На нее смотрели, оценивающе, зло, с сочувствием, с неприязнью. По толпе бегали шепотки: "Не место женщине здесь!" "Она же султанша, немудрено, что хочет сама присутствовать при никяхе". "Виданное ли дело, семнадцать лет девице, а она не замужем! Ясно ведь, переживает". "Да-да, характер у султанши, говорят, не сахар, вот и пришлось за простолюдина идти". "Как вы смеете распускать свои лживые языки? — возмущенный бас Батура паши заставил сплетников притихнуть. — Вы говорите о нашей госпоже!" Жасмин старательно убеждала себя, что пустые слова ничего не значат, однако отметила нескольких особо рьяных противников ее нахождения здесь. Но вот вошли имам и Джафар, и толпа смолкла, склонив головы. Жених был без посоха, в белом кафтане, расшитом золотыми нитями, и Жасмин с неудовольствием отметила, что привычный образ подходил Джафару куда больше, чем благочестивый праздничный. Имам начал долгую проповедь, в которой говорил о священном долге перед Аллахом, о семье, об обязанностях мужа и жены, а Жасмин с каждым словом впивалась ногтями все глубже в ладони. Быть покорной. Послушной. Скромной. Да этот старик вообще понимал, что говорил о султанше? "Ничего, контракт на крови вся равно надежнее, чем все клятвы, данные здесь", — пыталась успокоить себя Жасмин. — Отдаешь ли ты по воле всемогущего Аллаха, по завету избранного пророка и в присутствии свидетелей дочь султана Мурада, которого ты здесь представляешь, Жасмин султан в жены Джафару паше, визирю совета и регенту Аграбы за выкуп в один миллион акче, как было решено? — задал имам самый главный вопрос. Сердце Жасмин предательски сжалось. Она ненавидела беспомощность, а от самой султанши в данный момент не зависело вообще ничего. — Отдаю, — без колебаний ответил Хаким, представлявший сторону Жасмин. — Отдаешь ли ты ее в жены? — повторил вопрос имам. Даже если бы султанша закричала, ее скорее вывели, чем прервали церемонию. Колени мелко затряслись, паника вдруг схватила за горло. "Не хватало только впасть в истерику", — испуганно подумала Жасмин. — Отдаю. На плечи будто опустилось мягкое и теплое одеяло, отсекающее все тревоги. Джафар смотрел не на имама, не на Хакима, а на Жасмин, внимательно, цепко. Но как он понял? Лицо султанши было скрыто, мысли и настроение — защищены аметистовым кольцом, а сцепленные руки... Жасмин замерла. Она просто спрятала ладони в рукава. — Отдаешь ли ты ее в жены? — в третий, последний, раз спросил имам. Она просто спрятала руки. А он увидел. — Отдаю. Увидел, потому что в день его торжества, в день полной и окончательной победы смотрел на Жасмин. Потому что знал ее, ее переживания и страхи. Потому что ему не было безразлично. — Берешь ли ты по воле всемогущего Аллаха, по завету избранного пророка и в присутствии свидетелей дочь султана Мурада, Жасмин султан, в жены за выкуп в один миллион акче, как было решено? — имам обернулся к Джафару. Жасмин прерывисто вздохнула. Легким движением отодвинула длинный край рукава, раскрыла окрашенные хной ладони. — Да, беру, — не отрывая темного взгляда от султанши, ответил Джафар. Люди зашептались: дозволено ли? Жасмин, наоборот, почувствовала небывалый прилив сил. — Берешь ли ты ее в жены? — Да, беру. Глаза в глаза. Как много раз до этого. Привычно. Не страшно. — Берешь ли ты ее в жены? — Да, беру. — В присутствии свидетелей я объявляю этот никях совершенным, — закончил церемонию имам. Джафар на выходе взял Жасмин под руку. В этом не было ни малейшей необходимости — Жасмин вполне овладела собой — но подобный жест оказался до одури приятным. — Ты решил поразить достопочтенных пашей еще больше? — тихо спросила султанша, прижимаясь ближе, чем положено. — Не знал, что это соревнование, моя королева, — бархатный шепот пустил волну мурашек по телу, — я бы мог, к примеру, создать себе трон из змей, или призвать призраков, или увести вас на огненной колеснице. — А что будешь делать с толпой с факелами? — рассмеялась Жасмин. — Простой народ уже готов целовать нам ноги, а некоторых особо языкастых пашей и так давно следовало бы поменять. Вы согласны? — Джафар остановился напротив султанши. Он улыбался, но глаза были серьезны. — Да, — без тени сомнений ответила Жасмин.