Упавшие звёзды

Маринетт задумчиво смотрит на сияющие звёзды, которые молчаливо наблюдают за её тихими, спокойными мыслями. Каждая ночная светлая бусинка, из миллиардов которых соткано чёрное, бездонное небо, направляют раздумья в то самое русло. О нём нельзя думать, даже говорить не стоит, ведь последуют воспоминания. Каждый раз Маринетт видит их, как немой фильм под фильтром сепии. Такие своеобразные кусочки старой киноплёнки, на которой видно каждое действие, на которой, почему-то, слышно каждое слово. А могла ли она поступить по-другому? Быть может, были слова, за которыми последовали бы особенные действия? Те самые, о которых Маринетт мечтает перед сном. Они снятся ей, уносят в свою счастливую вселенную, манят, зовут, и она бежит навстречу таким ярким, приятным грёзам, но наступает реальность. Как долго можно мечтать о том, чего никогда не произойдёт? Месяц? Год? Вечность? Маринетт прекрасно понимает, что Адриан ни при каких обстоятельствах не скажет ей заветные слова. Она зорко подмечает это в его действиях в сторону Кагами. Он взял её лёгкую сумку, потому что в этом Агрест видит проявление заботы. Он сказал ей что-то смешное, хотя она не грустила, потому что ему хотелось слышать её смех и видеть её улыбку. Маринетт бросает попытки противиться разрушающим, сжигающим, словно пламя, изнутри мыслям, и поддаётся им. Этот безумный танец медленно убивает её душу, он вгрызается в неё своими ядовитыми, до ужаса острыми клыками, выпивая до последней капли надежду на хороший конец этой истории. И всё же, она танцует под симфонию его бьющегося сердца, несмотря на то, что бьётся оно для другого человека. С каждой солнечной, тёплой улыбкой Маринетт всё сильнее привязывается к нему, с каждым незамысловатым разговором её душа поёт всё громче, но она поднимает свой взгляд на Адриана, и ей кажется, что над ним парит, сверкая неоновыми буквами, слово "н и к о г д а". Она всегда выбирала его. Маринетт уверена, что если и была прошлая жизнь, то она точно выбирала его. Всегда. Но он никогда не выбирал её. Взгляд зелёных, цвета весенней травы глаз постоянно был направлен на кого угодно, но не на Маринетт. И она, вновь утирая свои крупные, солёные слёзы, выводила в своём дневнике эти грустные строки:

"Я лишь мечтала услышать стук твоего сердца, но вместо этого был лишь звук твоих удаляющихся (навсегда) шагов."

И постоянно, когда она видит его, в области её сердца что-то обрывается. Что-то хрупкое, как стекло, нежное, как лепестки розы, то, что нужно бережно хранить, но вместо этого оно разбивается. Маринетт с грустью вспоминает то, с какой любовью Адриан смотрит на Кагами. И с какой преданностью она отвечает ему на этот взгляд. Как же сложно без кома в горле прокручивать эти моменты, ведь лишь даже краем глаза наблюдая за силуэтами их действий, Маринетт чувствует, будто ступает по битому стеклу. Стеклу воспоминаний. Стекло упущенных возможностей разрывает её ногу, но она не замечает этого, ведь есть кое-что больнее. Маринетт вновь смотрит на сверкающие звёзды. Ей приходит на ум, что где-то там, запредельно далеко, за пыльными облаками, нависающими над городами, за верхушками гор, за оболочкой Земли, за триллионы световых лет существуют, согласно легендам, параллельные вселенные. И ей кажется, что среди этих таинственных звёзд скрывается вселенная, в которой Маринетт счастлива. Существует вселенная, в которой Адриан крепко держит её за руку и они танцуют вальс. Существует вселенная, в которой у их сложной и долгой истории будет счастливый конец. Во всех вселенных. Но не в этой.