Последняя глава Норин

      Девушка очнулась от холода. Влажная каменная плита, на которой она лежала, насквозь пробрала льдом ее спину и внутренности, от чего первой ее мыслью был охватывающий пуще холода страх — недолго от такого было скончаться от чахотки или воспаления легких. Она ведь совсем молодая. Ей нельзя умирать.       Когда глаза привыкли к темноте, она поняла, что здесь не одна. В противоположном углу каменной камеры, шагах в двадцати, сидела сгорбленная фигура. На девушку накатила еще одна волна глубинного ужаса, из-за непонимания, где она находится и что с ней теперь будет. От затхлого воздуха и невыносимого смрада тошнило, каждый вдох давался с трудом. Боги, куда она попала? Чем она не понравилась королю, что он бросил ее в это ужасное подземелье?       Фигура в углу слегка шевельнулась. Внимание старого эльфа, который делил клетку с рыжеволосой пленницей, привлекли шаги в самом конце дальнего коридора — слух, к сожалению, не подводил его чуткие уши. Точнее — то, что от них осталось. Если у него и оставались силы еще что-то желать, он бы хотел, чтобы пришли за этой бедняжкой. Этой человеческой девушке вряд ли осталось жить долго. Так пусть ее казнят и отпустят ее бренную душу на волю, пока та не испытала в полной мере тех ужасов, что могут выпасть на ее долю.       По мере приближения шагов старик чувствовал, как внутри него что-то начинает предательски дрожать от накатывающего ужаса. Он слишком хорошо знал, кому те принадлежат. И искалеченная за многие годы психика против воли хотела его заставить метаться по камере от ужаса или же сворачиваться в клубок и рыдать от понимания, что последует за новым появлением этого чудовища.       Девушка услышала шаги куда позднее своего соседа по камере, не зная, что могут те принести вслед за собой. Она вскочила, собирая последние силы в кулак, чуть не падая от слабости в ногах, вцепилась в железные прутья решетки и что есть мочи закричала:       — Я ни в чем не виновата! Отведите меня к королю! Гларрак! Ты обещал, что отведешь меня к королю! Меня предали! Я не должна здесь находиться!..       По мере того, как ее крики пронзали пустоту, отражаясь эхом от стен темницы, девушка вспоминала последние мгновения, что остались в памяти. Мало-помалу она начинала понимать, что к королю ее все же отвели. Кажется. Но вот что было дальше — она совсем не помнила.       Фигура старика, казалось, совсем растворилась в углу, самом темном из всех, боясь даже пошевелиться.       — Незачем так кричать, — звук мужского голоса был тихим, вкрадчивым, и что-то было в его тоне такое, что пробирало до глубины души. — Я здесь. Хотела видеть короля — и он пришел.       Девушке понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к яркому свету факела, что держал стражник перед собой, открывая дверь. Тот мужчина, который говорил, стоял позади него, и его черты лица было сложно разглядеть. Неужели и вправду — это король?..       Железо лязгнуло, скрипнули петли. Второй стражник прошел вперед, пронося невысокую скамью, оббитую дорогим фиолетовым бархатом. Мужчина, назвавшийся королем, вошел следом, подал знак альвам*, и те послушно закрыли за ним дверь, оставив факел гореть в креплении на стене. Огонь, плящущий за спиной короля, освещал и без того жесткие черты лица мужчины — опущенные вниз уголки губ, глубокие борозды, что шли от крыльев носа вниз, острые скулы и сведенные вместе брови. Один глаз был прищурен сильнее другого.       Девушке было достаточно одного взгляда в эти глаза, чтобы понять — ничего более жуткого в своей жизни она еще не видела. Она сама не успела понять, как упала к нему в ноги, обнимая сапог из красной кожи, причитая и молясь:       — Мой король, я не знаю, в чем виновата… Прошу, смилуйтесь, я не знаю… Не виновата… Прошу, мой король…       Воздух из ее легких, а следовательно, и возможность продолжать, выбил сильный удар ноги в грудь. Пока рыжеволосая девушка пыталась безуспешно сделать вдох и прийти в себя, сворачиваясь в комок, мужчина сделал шаг назад и сел на скамью, откинув полу расшитого золотой нитью плаща.       — Альберт, выйди на свет, что же ты, — теперь голос короля звучал даже мягко, еще более вкрадчиво, чем до этого. — Посмотри, до чего похожа.       Девушка не смогла сдержать слез от боли. И вместе с тем боялась себе позволить издать хоть звук, мечтая забиться в угол, как и тот человек, с которым она здесь очнулась. Она ведь ни в чем не виновата. Ее обещали привести в королю и много золота взамен. Достаточно, чтобы жить безбедно. Что же случилось?       Вздох мужчины, который даже сидя возвышался над своими пленниками, было слышно слишком отчетливо.       — Как тебя зовут?       Девушка не сразу поняла, что король обращается к ней. А когда нашла в себе силы поднять на него взгляд, борясь с накатывающей дурнотой, снова замерла от ужаса. Мужчина вытащил из сапога кинжал, с лезвием, слишком отчетливо блестящим в свете факела, и теперь медленно водил подушечкой большого пальца по его острию. Из стороны в сторону.       Смотреть в его лицо было до жути страшно. Видеть в зрачках этого альва отражение холодного смертоносного металла — уж лучше встретить кровожадного хищника ночью в лесу.       — Да, тебя. Как зовут? — король перевел взгляд с кинжала на девушку. До сих пор ни один мускул не дрогнул на его жестком лице.       Ей показалось, что если она прямо сейчас не сумеет отлепить язык от пересохшего неба, он вспорет ей горло в ту же секунду.       — Норин, — прозвучало слишком тихо. — Норин, мой король, — добавила она уже громче, чтобы тот точно расслышал.       Лишь бы не увидел ни капли неуважения и непослушания. Может, тогда и помилует.       — Раздевайся, Норин.       Король говорил все тем же тоном — тихо, вкрадчиво, будто даже немного устало. Безо всякого интереса вновь уставился на лезвие своего остро заточенного кинжала.       Внутри у девушки снова все похолодело. Что он будет делать? Зачем он бросил ее в темницу? Кто этот человек в углу? Что с ней теперь будет? В чем она провинилась?       — З-зачем?       — Ну тебя же для этого ко мне привели, — все тем же усталым тоном ответил мужчина. — Не хочешь сама — тот уродливый остроухий тебе поможет. Да, Альберт? Хочешь такую? У тебя вообще бабы хоть были? Или по долгу службы не дозволялось?       Девушка замерла, все еще не решаясь сделать хоть что-либо. Беспомощно наблюдая, как мужчина встает и, присев на корточки, приближается к эльфу, она все еще не могла оторвать взгляда от кинжала, что игриво перебирали пальцы короля. Норин решила, что сейчас лучший момент для того, чтобы воспользоваться ситуацией и отползти незаметно к стене. Слезы сами по себе скатывались по ее бледным щекам.       — Конечно, не самый сок… — девушка, сглотнув и пытаясь унять страх, слышала каждое слово беловолосого короля, что склонился в темной фигуре совсем близко. — Но сиськи, вроде бы, даже ничего. Может, не такая статная, и ростом пониже… Но Гларрак, этот тупоголовый кретин, отчего-то решил, что мне понравится. Я ему брюхо, конечно вспорол, — на этих словах альв перехватил кинжал в легком броске, сжал рукоять в кулаке и замер, — и приказал повесить у того самого борделя, где он эту шлюху откопал. Но я решил — не пропадать же добру. Решил вот с тобой поделиться. Да что же ты молчишь, Альберт? Неужели придется снова из тебя каждое слово выбивать?       Девушка к этому моменту окончательно потеряла надежду унять в себе дрожь и ужас от тех слов, что слышала. Ей впору было впасть в истерику, но от страха она не могла выдавить из себя ни звука.       Не нужно было ей соглашаться на это. Слышала же, что король — чудовище, каких поискать. Душегуб, насильник и просто дьявол. У него во взгляде читалось одно лишь зло. Когда тот шевельнулся, снова выпрямляясь в полный рост, направляясь в сторону девушки и садясь на свое место, та зажмурилась, ожидая самого худшего.       — Кажется, у тебя есть дочь, — услышала Норин очередной вздох короля. От этих слов она снова замерла — дрожь и слезы мгновенно куда-то ушли, уступая место куда более страшному и глубокому чувству. Она испытала почти первородный ужас — но теперь не за себя. — Ее благополучие зависит от того, насколько ты сегодня будешь послушной и прилежной в исполнении прихотей своего короля. Ты меня услышала, Норин?       Было что-то скользко-противное в его ласковых интонациях. Но они сработали — Норин будто в мгновение превратилась в безжизненную куклу, лишенную эмоций, инстинкт самосохранения тут же отступил перед лицом страха за свое дитя. Рука сама потянулась к шнуровке на платье. Пальцы дрожали и плохо слушались, из-за чего на долгие мгновения в камере повисла тишина.       — Девушка ни в чем не виновата, Леон.       Голос эльфа был скрипучим и совсем хриплым.       На лице короля наконец проступило подобие эмоций. Будто он хотел взвыть от ярости и рассмеяться одновременно, но вместо этого просто сжал губы в одну тонкую линию.       — О, кажется, кто-то подал голос, — елейные интонации его голоса звучали тем страшнее, чем больше король силился не допустить нотки гнева в нем. — Так бывает, Альберт. Не все виновные в этом мире страдают.       Эльф был бы рад, если б король просто принялся пытать его, как было многие месяцы до этого. Но в последнее время этот жестокий альв понял, что причинять моральные страдания ему куда веселее, да и толку от этого больше. Вот и сейчас — ему хотелось взвыть от того смысла, который король вкладывал в свои слова.       Король и сам был готов от встрепенувшегося в нем безумного гнева вскочить со своего места, начать буквально ломать эльфу кости и заставлять грызть камень, покуда тот не прогрызет себе дыру в глубины своей могилы. Оторвать язык, которым он посмел сказать, что эта девушка не виновата, и скормить ему же самому, а после — вспороть кишки и снова скормить. О, он бы делал с этим эльфом многое. И еще сделает. Но сегодня…       Придется Альберту посмотреть на то, что он может сделать с невиновной девушкой, которая сейчас даже слова вымолвить от страха не может. Бедняжка, что дрожит и прячет свои нагие плечи, думая, что у нее есть хоть какой-то шанс.       — Что же ты отводишь взгляд, Альберт? Взгляни на нее. Дотронься. Норин, подойди к этому остроухому ублюдку, покажи себя во всей красе. Может, даже поцелуешь его? Альберт, станешь и дальше нос воротить — Норин и ее дочка не скажут тебе спасибо. Ты же сам сказал. Она ни в чем не виновата.       — Пожалуйста, — одними губами произнесла девушка, глядя в лицо старика и подавляя в себе очередной приступ тошноты, пытаясь не замечать его шрамов и искалеченного тела, вони, которая от того исходила. Камень царапал обнаженные колени, горячие слезы не переставая текли по щекам, а перед внутренним взором стояла улыбка короля и блеск кинжала, отражающийся в его бездонных глазах.       Эльф даже развернул лицо, глядя на девушку взглядом, которому была не одна сотня лет. В нем отражалась боль, которую было трудно осознать простому человеку.       — Мне вот интересно, — удивительно, но голос короля будто и впрямь оживился от интереса, — Когда ты понял, что любишь ее? Когда она была еще маленькой девочкой? Фу, на такое даже такой мерзкий тип, как ты, не способен. Может, когда она выросла на твоих глазах и стала женщиной? Что понял, какую красавицу вырастил в своей башне? Что-то мне думается, что нет… Иначе бы попытался залезть к ней под юбку, или я чего-то не понимаю. Норин, ну что ты замерла? Раздевайся до конца. Ну не плачь. Альберт, конечно, не красавец, но женское тепло и ему будет приятно. Может, у него даже хрен бы встал, если б я его не отрезал. Поцелуй его хоть в щеку, что же ты.       Старик не шевелился. Позволял девушке, которую изнутри сотрясали рыдания, на мгновение прикоснуться губами к его щеке, покрытой шрамами от ожогов. Не могла оторвать взгляда от места на его голове, где когда-то было ухо — теперь же зияла плохо зажившая, еще кровоточащая дыра. Дрожащими пальцами потянула с себя сорочку, что скрывала грудь, сжимаясь от холода, который теперь пробирал ее совсем обнаженное тело.       — Знаешь, что я думаю, Альберт, — король продолжал свои рассуждения с почти правдивым интересом в голосе. — Что ты осознал природу своих чувств, когда увидел ее со мной. Может, даже удовлетворял себя, пока представлял, что я делаю с ней в ее покоях… А сделать ничего не мог, — на этой фразе альв усмехнулся, будто его искренне было способно что-то порадовать в эти мгновения.       Норин замерла, пытаясь осмыслить до конца слова, что произносил король. Краем глаза отметила то, как исказилось лицо эльфа, будто он был способен испытывать еще большую боль, чем до этого.       — Не представляю, каково это — знать, что женщина, которую ты любишь, отдается кому-то еще, да еще так беззаветно стонет на весь дворец. Даже тебе в твоей башне, должно быть, слышно было, да? — король теперь улыбался во весь рот, радуясь своим словам в полной мере и смеясь над смыслом, который забавлял только его одного. — Знаешь, она любила сверху. Норин, покажи этому девственно-чистому эльфу, как это. Он же и с бабой не был никогда. Да, вот так… Прижимала меня собой к постели, и, видят боги, она была единственной женщиной, которой я это позволял.       Норин, которая уже не помня себя, исполнила приказ короля, забралась на эльфа верхом и прижалась почти всем телом к старику, который от ее прикосновений и близости пытался слиться со стеной, лишь бы не чувствовать ее тела. Спиной она ощущала взгляд хищника на себе, что взял паузу в своем жутком рассказе и поднялся на ноги. От того, что она больше не видела его, становилось еще более страшно. Он направлял свои тяжелые шаги прямо к ней, сжимал в руке кинжал и мог в любую секунду закончить ее существование в этом мире. Норин зажмурила глаза, ожидая конца.       Открыла она их снова, когда услышала тяжелое дыхание почти над самым ухом — мужчина присел на колени за ее спиной и вдохнул запах ее волос. И замер.       — Я бы сошел с ума еще тогда, узнай, что моя любимая женщина отдает себя другому. Убил бы обоих. А вот у тебя кишка была тонка что-то сделать с нами… Все ждал чего-то. Чего ты ждал, Альберт?       Девушка чувствовала, что у нее даже волосы на затылке шевелятся от ужаса. От близости мужчины сзади, от того, как пряжка его плаща царапает кожу на обнаженной спине, а слова, тихо разносившиеся по всей камере, звучат возле самого уха, проникая в самую глубь рассудка.       — Я любил ее беззаветно, — сцепив зубы, процедил старик. — Безусловной любовью.       — Ой, да брось эти сказки, — Норин слышала, как король тихо усмехнулся, и от этого содрогнулось все ее тело. — Наверняка хотел, чтобы однажды она пришла к тебе. Обняла, приласкала. Вероятно, это желание и сгубило тебя с годами…       Король выдержал паузу, задержав дыхание, прежде чем продолжить.       — …Раз ты все же убил ее.       — Я не хотел ее смерти.       — Еще одна сказка, — король рассмеялся еще громче. — Надо было с меня начинать, глупый ты, остроухий пес.       Норин лишь на мгновение почувствовала холодное лезвие на обнаженной коже своего живота, после чего все ее естество пронзила острая, нечеловеческая боль, лишающая возможности даже кричать.       Леон поднялся на ноги, равнодушно глядя, как эльф пытается справиться с кровью, заливающей все его тело — в кои-то веки не из его собственных ран.       — Кажется, ты сделал с ней то же самое, — король говорил совсем тихо. — Нелегко тебе, должно быть, это видеть. Как девушка, столь похожая на нее, снова умирает у тебя на руках.       Его слова достигли цели — старый эльф взвыл почти так же громко и горько, как и во время самых изощренных пыток.       Альв дождался паузы, чтобы его слова снова были услышаны.       — Она будет умирать несколько часов. Ничего не поделаешь. Разве что ты не облегчишь ей страдания.       Ему пришлось снова присесть на корточки и резко схватить старика за лицо, заставляя посмотреть на то, что он держал в руках.       — В этом шприце тот самый яд, которым ты усыпил ее. Только концентрация куда выше — убьет мгновенно. Я хочу, чтобы ты снова сделал это.       Альберт дрожащими руками взял из рук короля колбу с красноватого цвета жидкостью в ней. Будто не веря, опробовал пальцем остроту иглы. Альв встал, скрещивая руки на груди, брезгливо переступил через расползающуюся лужу человеческой крови.       Эльф воспользовался моментом и быстрым движением вонзил иглу себе в плечо.       Хохот короля взорвал эхом все подземелье.       Смеялся он долго, до тех пор, пока эльф, какое-то время борящийся с болью от расползающегося по плечу яда, не взвыл ему ревом страдания в унисон.       — Ты мнил себя ученым, лекарем, всезнающим мудрецом, — успокоившись, но все еще с ликованием в голосе продолжил свою тираду король. — Я знал, что ты это сделаешь. Предпочтешь избавить от мучений себя. Ты ведь только о себе всегда и думал, прикрываясь высокими словами о благородстве, долге и чести. Только я и видел тебя насквозь. И твою непроходимую тупость. Девушка умерла бы от этого яда мгновенно… А вот тебе твой организм не даст умереть. Так вот вы, эльфы, хитромудро устроены. Твоя рука будет несколько месяцев гнить, пока окончательно не отсохнет. Замечательно, правда?       Постучав окровавленным кинжалом по железным решеткам, король дал своим стражникам знак, что хочет уйти.       — Если хотите — вставьте этой воющей скотине кляп, чтобы не сотрясала почем зря камни своим криком.       — А девушка…       — Труп оставить.       Король взял на некоторое время паузу, а после, обернувшись, добавил:       — На несколько дней точно. ***