Тишина

Чу Ваньнин, зачитавшись, не заметил, как наступила глубокая зимняя ночь. Он отложил книгу в сторону и замер. Было тихо. И в этой давящей тишине Чу Ваньнина тут же охватило беспокойство. Он резко поднялся и, даже не потушив свечу, спешным шагом направился в спальню на ослабевших ногах. Равномерно вздымающаяся грудь, едва уловимый шум дыхания. Чу Ваньнин не мог отвести взгляд. Видимо, Мо Жань ждал его, но уснул — последние дни выдались достаточно выматывающими. Его одновременно затопили и чувство облегчения, смешанное с трепетной радостью, и невыносимая тяжесть воспоминаний. Ночь, навечно въевшаяся в память; слабый стук сердца, плавно перетёкший в мёртвую тишину, а после — медленное понимание произошедшего и оглушающий звук разрушающегося мира. Его мира. Который в ту же секунду потерял всякий смысл и перестал существовать. Чу Ваньнин морщится — захватившие его пережитые много лет назад эмоции и чувства обрели форму боли, взяв в плен его тело. Мужчина сделал несколько шагов к кровати и, немного постояв рядом, наблюдая за спящим, опустился на неё. Мо Жань во сне повернул голову на бок, к нему, слегка нахмурив брови. Чу Ваньнин протянул руку, пальцем бережно провёл по лбу, виску, щеке. Лицо Мо Жаня разгладилось, приняло умиротворённый вид, и Ваньнин позволил себе слабую, вымученную улыбку. Аккуратно, чтобы не потревожить сон мужа, он снял с себя верхние одежды и устроился рядом. Вэйюй занял большую часть кровати, но Чу Ваньнина это не беспокоило, много места ему было не нужно — он прижался близко-близко, обнимая. В ответ Мо Жань привычно приобнял его, всё ещё не просыпаясь, действуя машинально. Тепло его тела согревало, дарило спокойствие и уют. Чу Ваньнин приподнялся, оставил поцелуй в уголке губ и опустил голову на широкую грудь, прислонившись к ней ухом. ту-дум, ту-дум Прикрыв глаза, Чу Ваньнин прислушался к размеренному стуку сердца. Иногда он мог не спать всю ночь, вслушиваться вот так часами, успокаиваясь и расслабляясь с каждым новым ударом всё больше. Чу Ваньнину часто снился один и тот же кошмар. Он бессчётное количество раз проживал самый страшный миг своей жизни и никак не мог хоть немного привыкнуть — к такому вообще привыкнуть невозможно, и каждый раз мужчина просыпался в холодном поту, оглушённый своим собственным беспорядочным сердцебиением, таким взволнованным и испуганным. Благо, если просыпался и Мо Жань, встревоженный тяжёлым дыханием или руками, судорожно пытающимися нащупать пульс. Он тут же притягивал Ваньнина к себе, обнимая крепко, шепча что-то успокаивающее. Чу Ваньнин, слыша его хриплый ото сна голос, чувствуя исходящий от прижимающих его к себе ладоней жар, быстро успокаивался. Утыкался носом в шею, обнимал дрожащими руками в ответ. Измученный, он довольно быстро проваливался в сон. А если же сон Мо Жаня был слишком крепок и отказывался его покидать, Чу Ваньнин заново умирал, охваченный молчаливым безумием и отчаянием. В панике он жался к груди, но слышал только заполошные удары собственного бьющегося будто в ушах сердца, перекрывающие все остальные звуки. Но сейчас Мо Жань лежит рядом и обнимает. Его сердце бьётся. А больше Чу Ваньнину ничего не нужно. Пока он может его слышать — всё хорошо.