Выберемся

Никита возвращается от полицейского участка по центральной дороге деревни, пиная перед собой попавшийся на глаза камешек и поднимая пыль. Сегодня он стойко вытерпел очередную серию нотаций от Маслова, в этот раз даже промолчав в нужных местах, чтобы совсем уж его не выбесить. Давыдов еще издалека замечает Артемия, который сидит на крыльце, скрестив руки на груди. Когда Никита подходит к калитке, они встречаются глазами и, ограничившись сухим приветствием, замолкают, зависая каждый в своих мыслях. Никита не спеша подходит ближе к крыльцу, и, секунду помедлив, видимо, что-то решив у себя в голове, все-таки присаживается рядом с Артемием, сложив руки на коленях в замок, и, так же, как и Шнайдер, поворачивает голову к небу. Они сидят, прислушиваясь к готовящейся ко сну деревне: где-то в огороде за забором тихонько переговариваются соседи, в доме напротив скрипит пол, ветер колышет занавески в открытом окне. — Ты чего тут? — спрашивает Никита, как будто у Артемия должен быть ответ. Как будто они не застряли в этой глуши без нормального интернета и водопровода на неопределенный срок, как будто Артемию нечем больше заняться, кроме как отвечать на дурацкие никитины вопросы. — Да ничего. — резко выдаёт Артемий. Ни минуты спокойно не дадут посидеть, думает он. Это вам не московская кофейня, где можно часами, зависая в интернете, сидеть за столиком с исправно работающей розеткой и чашкой кофе с кокосовым молоком. Хотя Артемий уже в таком отчаянии, что согласен и на обычное. — Из-за Иры расстроился? — спрашивает Никита. Искренне, а не из вежливости. Всё-таки Артемий хотел взять её с собой в Москву, а это вам не хухры-мухры, что-то да значит. Но Артемий всё равно злится. — Вот только не надо со мной в психолога тут играть. Ира здесь не при чем. — раздражённо произносит Шнайдер. Ирка снова сошлась с Толей, вся деревня уже в курсе. Артемий знал, что ничем хорошим их отношения все равно не закончатся, поэтому на хэппи-энд и не надеялся, а теперь, когда все наладилось, он вроде даже и рад за неё. Она ведь ему по-человечески нравилась, а при таком раскладе все в выигрыше: Ире с Толей — отношения без секретов, а Артемию — голову, которую не открутит ночью муж его подружки. Только вот обсуждать это с Никитой он не намерен. — Не при чем, так не при чем. — бормочет Никита слегка растерянно. Он же помочь хочет, а не позлорадствовать, и чего Артемий такой колючий? Так они и сидят в тишине. Поникший Артемий срывает травинку и что-то вырисовывает ей у себя на коленке, а потом, когда она приходит в совсем уж негодное состояние, выбрасывает. Никите кажется, что Артемий вот-вот встанет и уйдёт, кажется, что зря он вообще сел рядом, что он только мешает. Однако Артемий не двигается с места, продолжая портить местную траву своими бессознательными действиями. Как будто ему некуда уходить, как будто он сомневается, что из этой деревни вообще возможно уехать. Из-за этого что ли он такой смурной, раз не в Ирке дело? — Мы выберемся отсюда. — неожиданно уверенно заявляет Давыдов, не поворачивая головы. Артемий смотрит на него приподняв бровь, но не произносит ни слова. — Правда-правда. — заверяет Никита, поворачиваюсь к Артемию. — Я не спрашивал, — говорит Артемий, но взгляд не отводит. — Этого и не надо. — отвечает Давыдов. Он что, пророк какой-то? Или это у Артемия на лбу транслируются его мысли? Вот это конечно чудеса на виражах. — Ты не переживай, мы отсюда выберемся, я тебе точно говорю, — продолжает Никита, словно пытаясь его во что бы то ни стало убедить в серьёзности своих намерений. Но Артемий и так знает, что Никита делает для этого все возможное и невозможное. В конце концов, он их движок, работающий без остановки, чей неисчерпаемый запас энергии, порой направленной не в ту сторону, добавляет им лишних проблем. А Артемий что? Ему многого не надо, да и Никите он верит, точнее верит в Никиту и его невероятные способности выходить победителем из любой передряги, какую только может подбросить им жизнь. Просто иногда ему надо об этом напомнить. — Ладно. — говорит Артемий. Неужели сработало? — Ладно? — переспрашивает Никита. — Ладно, ладно, — повторяет Артемий, чуть кивая головой. — Я тебе верю. — и смотрит прямо в глаза. А Никита улыбается. Что ж, хотя бы на вечер, Артемий спасен от своей беспочвенной хандры. Почти победа. Вот бы Маслов так же быстро верил во все, что Давыдов говорит. Никита подсаживается ближе, настолько, что их бедра и плечи соприкасаются. Артемий молчит и снова смотрит на небо, словно впервые за день расслабившись. Наверху одна за другой начинают появляться маленькие точки звёзд. На улице становится заметно прохладнее, и Давыдов решает, что пора уже перемещаться в помещение. — Пошли уже, — он толкает Артемия плечом. Тот на это лишь тяжело вздыхает. Минуточка покоя, разве он многого просит? — Иди, я посижу ещё чуть-чуть. — отвечает Шнайдер, толкая Никиту плечом в ответ. — Не забудь дверь потом закрыть. — напоминает Давыдов, а у Артемия ощущение, что он это говорит не от заботы, а потому что уходить не хочет, надеется на продолжение разговора. — Не забуду, — бормочет Артемий. А что? Он ни на какое продолжение не надеется. Ему бы минутку спокойных размышлений в одиночестве, можно? — Тём? — снова зовёт Никита. Ну что ещё? — Чего? — Артемий оборачивается на обращение с лёгким раздражением на лице. Никита замирает на секунду, словно снова что-то обдумывая, и вдруг наклоняется к Артемию, хватая того за плечо, и оставляет на щеке быстрый поцелуй, и тут же, не дав парню опомниться, встаёт и забегает в дом, прикрывая деревянную дверь. Артемий не может остановить тепло, разливающееся по грудной клетке, и улыбку, расползающуюся по лицу. Он проводит пальцем по месту, где только что были губы Никиты и на его щеках появляется румянец. «Вот дурачок», — думает Артемий и, хмыкнув самому себе, с лёгкой мечтательной улыбкой прикрывает глаза. Да уж, поразмышлял в одиночестве, называется. В голове полный беспорядок, а в доме за спиной закипает чайник.