Когда это началось? Когда они стали друг для друга не друзьями, а «Горькой карой», лепестками цветов по всему дому, болью в горле и постоянными мучениями? А сколько это ещё продлится?
А как избавиться от него?..
Утро, к удивлению Цукасы, выдалось достаточно спокойным: ни кашля, ни боли, ни даже лёгкого намёка на болезнь и казалось, что его кашель пару часов назад был простым сном, а оранжевые лепестки под столом — украшение и они появились совсем не через кашель красновласого. Кашель, после которого на руках и полу остаются большие и маленькие рыжие лепестки, но всё бы ничего, если бы не добавившаяся в копилку к этому кровь. С каждым разом её всё больше и больше, а боль в груди всё сильнее и сильнее, что свидетельствовало только об одном — больше нельзя ждать. Шансы смерти два к одному, поэтому и Цукаса, и Лео выживут только в одном случае, в случае взаимности чувств обоих. Приведя себя в порядок, Суо уже хотел было выйти из комнаты, но до боли в груди знакомый голос, доносившийся с первого этажа дома, не позволил сделать и шагу. Зачем он пришёл? Что ему нужно именно сегодня и именно здесь? Почему он вообще принёс Цукасе эти чёртовы рыжие цветы? Последний вопрос особо долго и сильно бился в голове Суо, но задать его вслух он не мог, особенно сейчас, когда тело отказывалось слушаться, а в горле снова было ощущение кашля, которое красновласый всеми силами старался притупить и не закашлять. Не выдать своего присутствия в этом доме и вообще этом мире. Очнулся Цукаса только когда услышал шаги в сторону своей комнаты и успел «Отмереть» раньше, чем в дверь постучались с новостью о том, что пришёл Цукинага Лео. — Доброе утро, — открыв дверь и улыбнувшись, Суо понял одну простую вещь — либо сегодня, либо никогда. Сегодня он обязан признаться и хотя бы понадеяться на то, что его чувства к Лео взаимны, потому что умирать ему и так, и так придётся одинаково, с осознанием, что в свои семнадцать Цукаса закончил жизнь, невзаимно влюбившись. — Ты что-то хотел, Лео? — Что? Я подумал, что тебе одиноко одному в школу каждый раз ходить, вот и решил тебя проводить, вместе же веселее, — это не то. Он хотел сказать не это, не с этими мыслями он шёл к Цукасе, но эта улыбка… Цукаса явно уже имеет того, кому бы была предназначена эта улыбка, так на что ты надеешься, Цукинага? — И я хотел тебя кое о чём спросить, но это вечером. Ты сегодня будешь свободен? — Да, — кажется, Лео сделал всё вместо Цукасы, который из-за своего страха умирать тянул до последнего, а теперь, видя перед собой любимого, не может позволить себе подать хотя бы одну надежду на эту чёртову взаимность, без которой ему не выжить. Им не выжить. — А что ты хотел обсудить? Может, поговорим сейчас, по пути? И всё же кашель чётко давал понять, что больше ждать нельзя, а нутро обоих подсказывало, что до вечера они не доживут. Это, пожалуй, было сейчас самым страшным после признаний — дожить до момента правды и за один день успеть всё, что не успели за эти короткие жизни, чтобы хотя бы чуть-чуть меньше жалеть о своём уходе из этого мира. — Да это не так важно, не бери в голову, — Цукинага отмахнулся, делая вид, что он не собирается говорить Цукасе то, от чего зависит жизнь рыжего и что ему совсем не страшно задумываться, доживёт ли он до этого разговора или превратится в куст красных амариллисов в кабинете класса. — Хочешь послушать мою новую песню? Я к вечеру её и закончу. Суо моментально вспыхнул: Лео хочет дать ему послушать свою музыку в тот же вечер, что Цукаса хочет признаться в своих чувствах. Ему бы и самому хотелось не краснеть по таким пустяковым совпадениям и не пытаться сразу же придумывать себе оправдание, чтобы Лео не начал за него волноваться. — Всё в порядке, Лео, не переживай так, — Цукаса до конца дороги шёл достаточно тихо, только слушая рассказы рыжего и улыбаясь уголками губ. Казалось, что всё идеально, если бы не чёртовы цветы в их лёгких, которые так и норовят наконец выбраться наружу и превратить их в красно-рыжие кусты. Интересно, они умрут рядом друг с другом или Суо просто не дотянет до встречи, умерев где-нибудь в коридорах академии? Это он даже брать в голову сейчас не хотел. Просто страшно и даже в какой-то степени мерзко. А Цукинага всё говорил и говорил, стараясь вести себя так же, как и обычно, но першение в горле иногда заставляло его останавливаться, чтобы не дать лепесткам вырваться наружу, а Суо давал шанс разглядеть боль и страх в зелёных глазах, однако Цукаса, как бы ни хотел уточнить причину, просто не смог заставить Лео рассказывать, ведь «У него ничего не случилось». Собственно, у Цукасы тоже «Ничего не случилось», из-за чего оба, кажется, начали отдаляться друг от друга и разошлись по кабинетам с молчаливым беспокойством за себя и за него. Когда же ты уже повзрослеешь? Именно этот вопрос крутился в их головах весь остаток дня. Когда ты, Лео, станешь серьёзнее? Боже, Цукаса, признайся ты раньше, ничего бы этого не было, почему ты такой глупый? Отчитывать и себя, и его, в мыслях, в мечтах, на бумаге, на переменах и на уроках — последние пара недель прошли именно так, а что сегодня? А сегодня — мольбы дожить до вечера и раскрыть ему всю правду, даже если он её не примет. Они не пересекались сегодня ни разу. Кажется, надо благодарить Бога, что чем меньше думаешь о нём, тем реже кашляешь, но почему Цукасу не покидало чувство, что что-то не так? Будто в этой жизни стало чего-то не хватать, что-то исчезло и это давит. Сверху давит, тянет вниз, сдавливает в груди и заставляет страдать. Это не страх, не волнение, но что, чёрт возьми, пропало?! — Страшно, — да, собраться с мыслями и открыть дверь в кабинет — самое страшное и сложное для Суо. Ты же помнишь, что хотел сказать? Точно заучил весь свой текст? Может, перестанешь уже говорить с самим собой и просто сделаешь то, что должен? — Лео? Тихо приоткрыв дверь и заглянув, Цукаса сделал пару шагов, заходя в аудиторию и закрывая за собой дверь. Никого. Ошибиться со временем он не мог — больно силно волновался и следил за каждой минутой, поэтому точно пришёл вовремя, но тогда где же Лео? Он опаздывает, просто забыл или… или это он пропал? Просто так сложилось и Цукасе суждено превратиться в куст цветов? Это и есть то чувство, которое сопровождало его сегодня? На глаза медленно стали наворачиваться слёзы, хотя ещё не понятно, почему же он не застал здесь Цукинагу, из-за чего и лёгкая улыбка на лице красновалосого начала дрожать, а руки, раньше державшие в руках сумку, пришлось прислонить к лицу и хотя бы попытаться остановить поток своих слёз, ведь он же сильный, он столько месяцев жил с цветочной болезнью и терпел всё, а сейчас расплакался из-за такой мелочи. Медленно опустившись на пол, Суо начал чувствовать, как в горле начинало першить. Снова. Господи, когда же в его лёгких закончатся эти чёртовы цветы, из-за которых ему сейчас стало так больно и плохо, что стало понятно — это конец. Конец всех его мучений и конец его сказочки. Мучительный и крайне болезненный — вот-вот и кроме привычного кашля рыжими лепестками и кровью он почувствует, как появится давление на лёгкие, затем, что-то сломается внутри и к концу он просто расцветёт кустом рыжих колеусов. И если бы всё было так просто, как надеялся Суо, дверь бы сейчас не открылась и Цукаса, только услышав рядом до боли знакомый голос, не бросился бы обнимать его, обвивая руками чужую шею и уже откровенно рыдая в плечо перепуганного Цукинаги. Они успели. — Я люблю тебя, — не так планировал Цукаса признаваться и не так планировал Лео начинать этот разговор, но они оба поняли одну простую вещь — после этого уже ни один из них не будет кашлять этими цветами. Может, Суо и ждал этой минуты, когда его чувства будут взаимны, но из-за своих же рыданий он не смог расслышать тихого ответа от Цукинаги, который был уверен в том, что после этого вечера никогда не увидит рядом с собой возлюбленного, не сможет его обнять, а о том, чтобы просто поцеловать его он последнее время даже мечтать себе не позволял. Какова же была его радость тому, что теперь весь этот кошмар позади. Их радость. Вечер только начался и, как бы глупо ни было, начался он с успокоения Цукасы. Как оказалось, плакали оба, только Лео делал это тихо и от радости, а Цукаса — громко и от страха за себя и Цукинагу. Кажется, это они оба ещё надолго запомнят, а пока не стало слишком темно, Лео предложил младшему прогуляться и заодно съесть что-нибудь сладкое. — Почему ты не сказал мне об этом сразу? — вечерняя прохлада после слёз была даже отчасти приятной, но приятнее всего для Суо оказалось сидеть на коленях у рыжего, пока тот гладил красные волосы и тихо, из-за боли горле, говорил с Цукасой. — Если бы я не опоздал, ты бы и дальше молчал? — Нет, я хотел рассказать тебе сегодня, Лео-кун, — Суо больше всех склонялся ко сну, поэтому достаточно часто зевал и глаза открывать не стал. — Я боялся, что это не взаимно и так бы я мог умереть значительно раньше. Кстати, где ты был? — Просто помог Рицу, я не думал, что это так затянется, честно, — Лео чувствовал вину за то, что, по-сути, чуть не убил Цукасу своим опозданием, но, благо, всё обошлось, а ведь могло бы и быть гораздо хуже, зайди он парой минут позже. Об этом зеленоглазый переживал больше всего. — Тебе надо отдохнуть и уже поздно… Как бы ни хотелось им посидеть подольше, а дома их ждут родители, которые явно не будут рады их задержке допоздна, поэтому кому-то надо было напомнить о горькой правде и необходимости расставания, что, очевидно, Суо сделать не смог бы. — Я могу проводить тебя до дома? — Цукинага и раньше хотел бы следить за младшим, чтобы ему ничего не угрожало, а сейчас он себе в этом точно отказать не может, как и принять отказ от красноволосого. — Конечно, — Цукаса кивнул, нехотя поднимаясь и протягивая рыжему руку, чтобы и тот мог встать. По пути до дома Цукасы они шли, спокойно рассказывая друг другу то, что таили в себе несколько месяцев и оба понимали, что теперь всё точно хорошо и улыбка напротив — настоящая, а не дешёвая фальшивка, потому что врать друг другу было сложно, а сейчас и не нужно вовсе. Оказалось, что быть искренним рядом с тем, кого ты любишь — приятно и настолько спокойно. — Как только придёшь домой — напиши мне, хорошо? — оставаться на ночь Лео отказался, обосновав это тем, что дома были дела, а Цукасе нужно спокойствие и сон, от которых он откажется, если Лео сейчас будет рядом и был прав — Суо хотел провести ночь за разговорами и фильмами, а не сном. — Цукаса, подожди, — зеленоглазый долго раздумывал, стоит ли это делать, но в последний момент остановил уходящего домой Суо, взяв его за руку и, как только младший обернулся, чтобы спросить — Лео поцеловал его. Осторожный, робкий и такой невинный поцелуй, заставивший их обоих покраснеть — именно этого им не хватало, чтобы успокоиться и понять. Они вместе и то, чего, казалось, у них не было, теперь никуда не денется. Будущее.Их будущее.