Млечный

Июль 2020 Санкт-Петербург — Млечный Путь не всегда был таким красавчиком, как сейчас. Текущая форма и размеры стали результатом постоянного «поедания» других галактик, процесс, который продолжается и по сей день. Например, Canis Major Dwarf Galaxy является ближайшей Галактикой Млечного пути, звезды которого в настоящее время, добавляется к диску Млечного Пути. Раньше же, была «сожрана», давным давно, далекая далекая, карликовая галактика Стрельца, — Шустов рассказывал очень увлекательно, жаль его практически не слушали, пытаясь поудобнее умоститься на двухметровой, огромной кровати, заваленной одеялами и пледами. Июль был каким-то аномально холодным даже для Питера, поэтому грелись как могли. Макс о плед, а Илюша об Шустова и ватное одеяло. Только кошке Машке было заебись, она развалилась где-то у их ног и тихо-мирно посапывала. — Макс, родной, веришь, мне хоть млечный, хоть поперечный, похую, какой там путь, — Илья был грубоватым, зато честным, что не всегда нравилось Шустову, пусть он этого и не показывал в открытую. Всё-таки он для него не какая-то там шутка, он, между прочим, читал это всё на базе в Карелии, когда время конечно было, готовился, но Третьяков его стараний почему-то не оценил. — Ну и дурак. — Ой, давай вот не будем тут ля-ля, ты ещё пообижайся на мужа, давай, — Илья Евгеньевич заводился, но вся его вот эта вспыльчивость имела совершенно другой характер, Макс давно знал, если Третьяков говнится, значит ему скучно. — Ага, обижаться на мужа-травматолога, себе дороже. — То-то же! А вот я, Максим Николаевич, походу, имею полное право заговниться и как минимум могу отправить тебя спать в зал на диван, — Илюша приподнялся на локтях из своего импровизируемого кокона, чтобы лучше видеть «жертву» следя за каждой его реакцией.       И он не прогадал, реакция была многообещающей. Макс напрягся весь, подсобрался, натянулся струной, собираясь как минимум сесть. Их шутки-прибаутки начинали обретать слегка иной смысл, потому что в интонациях Третьякова не осталось ни грамма шутки. — Куда намылился, я тебе встану, с твоей ногой-то, — Илья треснул ладошкой по относительно здоровому бедру другой ноги, которая не была облечена гипсом, но оборотов не сбавил. — Люш, я где-то проебался, да?       Макс был похож на большого, курчавого, добродушного пса, который смотрел на Третьякова своими голубыми, невинными глазами, ещё и звал его тем самым дурацко-приторным «Люш», от которого Илья разъебывался так, как будто бы ему снова пятнадцать.       Закусив губу, он пристально рассматривал непонимающую физиономию и где-то в глубине души радовался, неужели подловил? Конечно, какие-то противные злоебучие кошки душу всё же заскребли, но он засунул эти чувства куда подальше, потому что сейчас это было совсем ненужное, лишнее, но предъявить ведь всё равно хотелось, поэтому он продолжил. — А это сейчас зависит от правильности твоего ответа. Ты помнишь, как мы познакомились? — Думаешь, такое забыть можно? Как я тебя от головорезов отбивал, и свой поезд профукал, — Максу казалось, что более экстремального знакомства и придумать нельзя, разве что бы он Илью из огня вынес. Но вот этого ему как раз бы и не хотелось, мысль, что Третьяков окажется в опасности, давила.       А сейчас он переживал за него ещё больше, потому что Илья находился на пятом месяце беременности и со стороны походил на пороховую бочку. За шутки про колобка можно было схватить без разбора, а Шустов пребывал в ощущении, будто сам в положении, настолько сильно его пугал любой момент, начиная от простуды и заканчивая беременностью, которая, в общем-то, по словам врачей, протекала в норме.       Макс штудировал всю литературу о беременности, которую только мог найти и где-то там писали про частую смену настроения. Но с Ильёй этот фокус не проходил — он и до этого был вспыльчив со своими тараканами, не давая заскучать.       Что говорить, Макс чертовски его любит и знает, что это взаимно. — Пока придраться не к чему, а когда это было? — А ты ищешь, к чему придраться?       Илья взял подушку и замахнулся, Макс рассмеялся.       Третьякова всегда бесила привычка окружающих отвечать вопросом на вопрос. — Ладно, это было летом. — И всё? — Извини, точное время не записывал. — Значит, и день какой, не помнишь, да?       Кошка Машка всполошилась, вылезая из насиженного места, на руки к Илье перебралась, как будто знала, как его отвлечь и снизить уровень накала. Третьяков сгрёб животинку в объятия и запустил свои длинные пальцы в мягкую, шелковистую шерсть кошки, проглаживая её за холкой. Чем дольше Макс думал, тем сильнее Илья закипал. — Боже, с кем я живу, ещё и ребёнка его вынашиваю. — Люш, это ж когда было то, два года назад! Мы-то встречаться не сразу начали, а уже когда я с пожаров вернулся, в ноябре, пятого.       Третьяков уже хотел было что-то сказать, возмутиться, накричать или даже уйти на кухню надув губы, но потом весь его запал куда-то разом испарился, выветрился. Помнит. Макс помнит, когда они начали встречаться! Значит не всё было потеряно… — Мы познакомились семнадцатого июля, двадцатого года, в без двадцати два ночи на Витебском вокзале, это так, для справки.       Как бы холодно ни было в квартире этим летом, Илья всё же выбрался со своего налёжанного места, обложенного пледами и поплёлся на кухню изображая вселенскую печаль на лице. Манипуляция с его стороны была крайне подлой и низкой, но он оправдывал это тем, что он носит маленького Шустова или Шустову под сердцем, а значит, ему с рук должно сходить всё. — Ой дебил, — слышалось тихое шипение из комнаты, какой-то характерный шлепок и звук упавшего телефона прямо на паркет. Видимо, Макс всё же не без телефона вспомнил какое сегодня число.       Когда хлопнула входная дверь, Илья поначалу это воспринял как шутку. Вышел в прихожую, оставив кошку поедать корм на кухне, и там убедился, что и Макса нет в квартире, и дверь снаружи заперта.       Идея позвонить на телефон отпала сразу, потому как, оказалось, что этот горе-склерозник умудрился и телефон свой забыть. Выругавшись, Третьяков мысленно представил, каких размеров пендаля пропишет Шустову, когда тот на порог заявится. Время тикало, нервы поджимали, захотелось курить, но Илья стойко держался подальше от сигарет. Обещание дал и себе, и Максу, что бросит. Для ребенка это точно пользы не принесёт.       Минут двадцать прошли в ожидании, после чего послышался звук ключа, поворачивающегося в замке. — Нет, ну ты думаешь своей головой вообще?! — Илья был зол, теперь уже по-настоящему, вот только стоило выйти в коридор и увидеть Макса, всего такого раскаивающегося, с пакетом каких-то продуктов, что и злость куда-то стала испаряться, — Я ногу собрал тебе, чтоб ты от меня сваливал?       Шустов плечами передёрнул виновато. — Люш, я рыбки принёс. Красненькой. И твоих любимых сникерсов. Два года назад       Третьяков смотрел на мигающий экранчик табло, который подсвечивался хреновой лампочкой, перебирая в руках шнурочек от ветровки, которую Серёга всучил ему в последний момент, чтобы не замёрзнуть. Ну и что, что на дворе июль месяц, ночи уже были не шибко жаркими. Благо, обещали потепление через пару дней, когда пройдут дожди.       Жаль, Илюша так и не понял, что морось, слякоть и дождь в Питере весьма частое явление с которым ему ещё предстоит смириться.       Старенькие наручные часы Casio из бурной хипстерской молодости до сих пор были на запястье, рука не поднималась снять этот раритет и перейти на что-то более удобное, современное, дорогое. Часы на запястье показывали половину двенадцатого ночи, ещё несколько минут и последняя электричка прибудет на Витебский вокзал в Питере.       В вагоне было не многолюдно, компания из троих молодых парней, ещё парочку обычных, ничем непримечательных дачников, которые задержались до победного на своих огородах, но возвращаться нужно было именно сегодня, ведь с понедельника нужно выходить рано утром на работу. И конечно же заебанный жизнью врач-травматолог первой категории. Всё как у всех, ничего необычного.       Покинув вагон, Илья быстрым шагом миновал перрон, поправляя лямки потрепанного рюкзака за спиной, бегло оглядываясь назад. Ему оставалось перейти через переход и, дворами, минут двадцать до нужного дома, где его ждала побитая жизнью кошка Маша. Казалось бы, он проделывала такой маршрут уже не впервой, но каждый раз была опасность нарваться на кого-то в подворотне.       Встречать его в такое позднее время было некому, родичи остались в Саратове, да и как-то утратилась та самая трепетная нить в общении, потому что Илья уже сколько лет жил один, вдали от дома, поэтому, его единственным близким человеком был Серёга, который мог хоть как-то запереживать, кинуть клич, кинуться на его поиски.       Уговорить Третьякова остаться на ночь и поехать в город с утра пораньше было практически невозможно, да и кошку оставлять надолго одну ему не хотелось. Ведь, мы в ответе за тех, кого приручили.       Быстро поднимаясь по лестнице наземного перехода, Илья даже не заметил, как наступил на свой же шнурок, пришлось остановиться, завязать, иначе дальше в темноте можно было знатно навернуться и прочесать своим не самым ровным носом асфальт. Особой удачей Илья Евгеньевич не обладал, поэтому частенько старался перестраховываться во всём и всегда, чтобы вдруг, если что, можно было выйти хотя бы в ноль.       Примерно та же история была и с пациентами, он всегда перестраховывался, чтобы не облажаться, не совершить ошибку, не отобрать чью-то жизнь.       Стоило ему переключиться с дороги на потрёпанные красные конверсы и шнурки, как сзади кто-то весело и задорно рассмеялся, поднимаясь вслед за ним.       Илья даже не дернулся, когда сзади за ним послышался дикий смех и звук бьющейся бутылки, посыпались стёкла.       «Илья Евгеньевич, не стойте столбом, пора домой! Нечего тут ловить»       Даже в такой ситуации Третьяков всё равно говорил сам с собой, перестраховывался, может даже проверял, в адеквате ли он вообще, раз до сих пор медлит.       Только он двинулся с места, как путь сверху преградил ему ещё один парень в кепке и чёрной олимпийке. Смешки сзади поутихли, когда эти трое попытались поймать его в импровизированный круг. — Ребят, ахуели чтоль? — Дядь, а ты чё тут, решил, что у тебя борзометр зашкаливает, пора бы попуститься!       Сзади, на фоне гудел отбывающий поезд, пока Илья не рассмеялся, так громко и заливисто, что даже у него побежали мурашки.       Страшно, блядь, пиздец.       Застыл он так же резко, как и рассмеялся, жаль только, прирос теми самыми кедами к керамограниту, а сердце колотилось в груди, что бешеное. — Котятки, я ж вам нахрен не упал, я ж бешеный, поэтому на раз собрались, — Третьяков уже руку назад завёл, чтобы травмат сзади из-под худи дёрнуть, как вдруг какой-то тип в ярко-желтой куртке крикнул: — Девчат, это чё такое, а?       На фоне шумели поезда, диктор, или как его там, оглашал прибытие какого-то состава и время стоянки, дым из огромных труб заводов валил рыжими тучами, а Илюша уже был готов к самому худшему, стрелять. — Вы чё, ахуели, черти? — крикнул один из парней, кидаясь на Илью, тот ни секунды больше не медлил, достал травмат и выстрелил куда-то под ноги. — Стоять! Трое на одного — не честно!       Второй, что был сверху перехода полез к тому парню в желтой куртке, что решил впрячься. — Ты какого хуя сюда полез, спасатель? — Как какого, самого прямого, спасать! — ответил высокий кудрявый мужчина и засадил одному из нападавших промеж глаз. — Так мы сейчас проверим, пупсик, чего тут у тебя, — один из парней дёрнул рюкзак у Ильи, пока тот снова не выстрелил. — Следующий будет в глаз, поверь, тебе его после такого не спасут.       Сверху драка уже заканчивалась тем, что парень в желтой куртке сейчас вот-вот прокатит этого придурка по ступенькам вниз, прямо к перрону. — Валим, валим, пацаны! — засуетился быстрее всех третий, которому досталось меньше всего. Где-то неподалёку юницами гремел патруль, улюлюкали рации. — Спасибо, чувак, что не прошёл мимо, — Третьяков улыбнулся и пожал протянутую руку в благодарности, после чего представился, — Илья. — Да не за что, я Макс. Кстати, если не хочешь, чтобы тебя загребли за пальбу, советую ускориться, иначе сейчас отгребём.       Крепкая рука подхватила под локоть, Макс осмотрелся по сторонам, потянул Илью на себя и только потом бросил спешное: — Пошли быстрее, пока ещё какие-то козлы из подворотни не выскочили. Тебе куда? — Домой, — как ни в чем не бывало ответил Илья, будто и не было ничего пару минут назад. — Да, я понял, живёшь ты где? — Возле Чернышевского, а что? — Что-что, провожу тебя, время уже позднее. Ты больше не езди на последней, видишь сколько придурков лазит, а я в электричках не частый гость, всегда отбивать тебя у хулиганов не смогу, — они шли быстро, насколько это позволяла ситуация. Как-то так получилось, что на эмоциях парень тащил Третьякова за руку, уже минут десять и отпускать не собирался. Понятное дело, испугались все, и он, что не успеет, и Илюша испугался, что его в этом долбанном Питере прирезать могли, не зря травмат носит в этом городе наркоты и расчленёнки.       Макс хоть и хорохорился, что с ним всё нормально, но ему тоже не слабо досталось. — Спасибо тебе, ну, что, мимо не прошёл, я бы вдруг чего отстрелялся, ну или убежал бы. Но, всё равно, спасибо, я не забуду, правда! — не сказать этого он не мог, пусть даже и в спешке, сжимая его руку крепче. — Да мне то что, пожалуйста, ты только провожатого себе найди, и я за тебя спокоен буду, — когда вокзал остался в стороне от них, а до дома оставалось совсем ничего, они чуть замедлили темп, переводя дыхание. За провожатого Третьяков даже как-то не заикнулся, и так ведь ясно было, что не было у него никого такого, на эту роль подходящую. — Ты в какой квартире живёшь? — внезапный и слегка неуместнный вопрос огорошил Илью, но он старалась не подавать виду, что смутился. А ведь, такому спасатель и дому подставить не грех. — Ты только не переживай и с окон в меня не шмаляй, это так, привычка, ты как поднимешься, в окно мне ручкой помаши, лады? Чтоб я знал, что тебя маньяки не съели в подъезде.       Илья слегка покраснел, пусть этого и не было видно под светом тепло-желтых уличных фонарей, но смущение чувствовали оба. — Может, зайдёшь, я тебе рану обработаю? — не предложить было бы кощунством, да и что это он, спасателю в первой медицинской помощи откажет? Нет, конечно! Макс почему-то неожиданно взгляд потупил, пялился куда-то в пол, чтобы не сгорать от смущения при взгляде на красивого парня, пусть и слегка взъерошенного. Третьяков даже смутился, неужели, он всё не так понял? — Ты чё, сплюнь! Рану он мне приписал, это ж так, царапина, — отнекивался Макс, вытирая рукавом форменной желтой куртки сочившуюся кровь. — Не, ну, правда, пойдём, я же себя как врача уважать перестану, что человеку, который меня спас, не помог, я б и так до дома добрался, но, если бы не ты, кто знает, как жизнь повернулась бы. — Нормально бы повернулась, правда, Илья, всё хорошо, пойду я. Третьков вздохнул, его глаза наполнились отчаянием. Неужели не зайдёт, к нему? Это было что-то сродные удара ниже пояса. Его ещё так жестко не динамили. — Бля, да в чем дело-то? — не выдержал Илья, — Я что, такой страшный, что ты стремаешься ко мне зайти раны обработать? Я, между прочим, врач первой категории, травматолог, даже не фельдшер какой-нибудь сраный, Макс.       Из Ильи будто все силы разом вытряхнули. Максу и правда не хотелось ломаться, как барышне кисейной, но почему-то у него не хватило сил объяснить Третьякову, что он не то что не хочет к нему зайти, он хочет, просто не может, потому что через двадцать минут будет отправление его поезда. — У меня поезд через 20 минут должен был отправиться, — выдавил из себя Максим. — А ты…? — только сейчас до Илюши дошло.       Шустову захотелось прижать парня к себе, крепко обнять, но он сдержался. — А я стою тут с тобой, как дурак и совсем не хочу уходить. Но мне очень надо, правда! — Ну, тогда спасибо за всё, Макс, до свиданья, — сказал Третьяков, грустно улыбаясь, прикуривая. Макс пожал ему руку порезанной ладошкой, зацепленной в драке и сказал: — И тебе спасибо, береги себя! — За что? — не понял Илья, ведь, они могли сейчас подняться к нему и вот тогда было бы как минимум три причины поблагодарить его: за руку, за ахуительный минет и за фирменный омлет на завтрак. — За то, что я тебе встретил, — он обнял Третьякова и прижался к нему. — Пока, Илюш. Может, встретимся, недели через три, а? Как раз уже будет видно Млечный Путь, я тебе его обязательно покажу! — Что? — Я найду тебя, через три недели, запомнил? — Ага, смотри, я тебя запомнил, еще свидимся когда-нибудь. — Через три недели! — уточнил Макс и бегло его обнял, подталкивая к двери типичной питерской пятиэтажки.       Через пару минут из окна на пятом этаже высунулся парень с кошкой на руках и помахал, как тот и просил, чем вызвал широкую, добрую улыбку, которая была как лучик света на его лице.       Вот так смешно и слегка нелепо попрощались эти двое, даже не представляя как их ещё занесёт на поворотах судьбы.       Если ускорится, он ещё может успеть на свой поезд, в котором уже сидели ребята из его отряда и ждали его. Макс ведь просто вышел за карамельками, а в итоге встретил свою судьбу, своего истинного. Шустов улыбнулся, ускоряясь, бежал такой радостный и счастливый, даже не замечая людей вокруг и руку, которая до этого почему-то не болела. Поезд стоял уже без огней, только над окнами вагонов, где было темно, светился огонек. Вагон был уже полон, когда Макс влетел в последний вагон, когда поезд уже тронулся.       Он обещал вернуться через три недели, а вернулся в итоге аж в ноябре, но это уже совсем другая история.