День, когда мы встретились с тобой.

- Твою дивизию! – Дед Мороз упорно корячил самую пушистую ёлку к двухэтажному коттеджу, что находился в паре километров отсюда. – Дёрнул же чёрт купить дачу в столь экзотическом месте. А ещё элитный посёлок. – Поправил накренившуюся на бок бороду. Красный нос в очередной раз достал из мешка конверт, пробежался глазами по детскому корявому почерку, его губ коснулась улыбка: «Дедушка Мороз! Меня зовут Арина. Скоро мне исполнится 6 лет, и я пойду в школу. Я научилась аккуратно заправлять кровать и даже вытираю пыль. Потому что маме надо помогать. Ей тяжело одной, у неё в животике сюрприз. Только ты папе не рассказывай, мама сказала, что это секрет. Но тебе же можно доверять секреты? У меня скоро родится братик. Вообще – то у меня нет папы. Летом приходили дядьки в форме и сказали, что его убили маждахеты (зачёркнуто) моджахеды. А мама говорит, что это неправда. И что папа вернётся. Ты же волшебник? Мне не нужно подарков, пусть папа вернётся домой, и мама больше не будет плакать». Дед Мороз смахивает слёзы, дрожащей рукой убирает конверт во внутренний карман. Ему с трудом удаётся побороть ком подступивший к горлу, и унять сжавшееся в груди сердце. *** Полина вышла на балкон, прикрыв глаза, вдохнула морозную дымку, пропитанную запахом мандаринов и живой ели. Аромат приближающегося нового года волновал её душу. Она всегда любила этот праздник, который никогда ранее не обходился без живой ёлки. Всегда, за исключением наступающего. Теперь всё изменилось. Первый новый год, который она встретит без него, без своего светловолосого голубоглазого чуда, который одним только своим появлением вносил краски в серые будни, превращая их в настоящую сказку, рай на Земле. Со дня его смерти прошло полгода. Ровно полгода назад ей сообщили о том, что группу военных, которая находились на секретном задании, взяли в кольцо моджахеды. Была перестрелка, потом обвал ущелья, что служило их укрытием. В числе этой группы и был майор Макаров. Всё, что от него осталось – это командирские часы с треснувшим циферблатом, которые Поля бережно хранила в шкатулке. На кладбище Полина была один раз. В день похорон, которые состоялись через пару месяцев, однако тело она так и не увидела. Военные упорно пресекали её жалкие душераздирающие попытки открыть этот чёртов гроб и мольбы показать его. Хотя бы кусочек. Невзирая на грязь под ногтями, которыми она впивалась в землю в попытке раскопать, вытащить из сырой глубокой ямы. Наутро ей казалось всё произошедшее кошмарным сном. Не более. Не прошло ни одного дня, чтобы она не ждала его возвращения, подрываясь на каждый скрежет дверного замка, ожидая, что он сейчас войдёт. Вздрагивая на каждый шорох шагов в коридоре, заставляя уголёк в груди выпустить искорку веры, после чего безжизненно тлеть в надежде на то, что в следующий раз это обязательно будет он. Полина смахнула солоноватые капли с румяных щёк и вернулась в дом. Лариса с Петей ещё не приехали с кладбища. Они уже приготовили поминальный обед. В комнате на втором этаже на столике стоял его портрет, перетянутый траурной лентой, однако свечи ещё не успели зажечь. - Мамочка, ты уже написала своё желание? – Ворвалась в комнату дочка. – Можно класть записки вот в этот сапожок. Мы в садике так делали. Чтобы Дед Мороз забрал и исполнил. - Ещё нет. - Губ матери коснулась грустная улыбка. Ведь девочка смотрела на неё его глазами. – Сейчас исправлюсь. – Она взяла карандаш и написала два заветных слова. Дочурка взяла сапожок и унесла на веранду под крылечко. – А ёлка как же? - Ёлка… - растерялась Полина. Максим всегда приносил живую ель к новому году. Это первый новый год без колючего зелёного символа. – Мы что-нибудь придумаем. - Лариса, пора… - Пётр осторожно тронул жену, что склонилась над холмом, по вздрагивающему плечу. Она тщетно пытается собрать по лоскуткам разодранную душу, утопающую в немых потоках слёз, которые не прекращаются вот уже полгода. Она бережно набирает в бледную горячую руку снег с могилы и смотрит на то, как он тает, исчезает, превращаясь в воду. Так же, как и её кровиночка, слишком быстро растаял, испарился, оставив после себя ледяную пустошь, прожигающую насквозь своим морозным дыханием залитое алыми ручьями сердце. Она упорно сжимает губы, которые, казалось, окаменели в попытках сдержать немой вопль, готовый вот-вот вырваться наружу. Встречается взглядом с его глазами на портрете, после чего уст матери касается жалкое подобие улыбки. Макарова упорно отказывалась покидать это место. Место, где, должно быть, обитает его душа. И каждый раз, глядя на родной портрет, она обещает ему быть сильной. – Печенье твоё любимое… - она кладёт на блюдечко свежеиспеченное лакомство, которое маленький сынок воровал горячими с тарелки каждый раз, когда Лариса их готовила. Воспоминания согревали её изнутри подобно только что сгоревшему пеплу, который всё ещё хранил своё тепло, заставляя тлеть почти потухший уголёк в груди, изнывая от боли. Она чувствует прикосновение ладони супруга, что стоит за спиной и молча давится слезами. Он не может поверить в эту нелепую потерю и в очередной раз за последние полгода отправил специально обученных людей в горы, чтобы они продолжали поиски. Это даёт ему призрачную, почти мёртвую надежду, которая не позволяет окончательно сломаться. – Надо ещё ёлку принести. Внучка ждёт. Да и сынок не считал праздник за новый год без ёлки. Мы должны. Ради него. - Пётр Иванович поддерживает Ларису Сергеевну под руку, и они не спеша возвращаются к машине, в которой их ожидает водитель. Пётр уже полгода как не садится за руль. Руки трясутся. *** Полина тщетно пытается зажечь тоненькую свечку возле его фотографии в рамке. Руки совершенно не слушаются. – Без тебя даже элементарные вещи выполнить бессильна… - пробормотала она, закрывая лицо ледяными ладошками и давая возможность внутреннему миру выплеснуться наружу в пустоту и звенящую тишину, пока никто не видит и не слышит. Всхлипывания прекращаются так же внезапно, как и начинались. Отныне у неё одно желание – забраться в ванную и смыть к чертям очередной день, прожитый без него. Хотя «прожитый», должно быть, слишком громко сказано. Полина уже не плачет. Она сидит в кресле, откинувшись на спинку, гладит животик, постепенно приходя в себя. – Знаю, нам нельзя волноваться. Ты себе не представляешь, как папа о тебе мечтал. Мы должны быть сильными… ради него, мы должны это выдержать. - Осталось всего два месяца до первой встречи с новым членом семьи. - Дед Мороз! – Взвизгнула Аришка, заметив в окне красную фигуру с мешком и ёлкой за спиной, сорвалась с места и вихрем помчалась по лестнице в прихожую. Полина, заслышав восторженные вопли дочки, заставила себя подняться с кресла и мало-мальски привела себя в порядок. Протокольные мероприятия для дочки должны пройти безукоризненно. Выйдя в коридор, Поля почувствовала аромат китайских роз, заставляющий её сердце задрожать в предвкушении. Её зелёные потухшие глаза вспыхнули искрой надежды... Вспыхнули и тут же погасли. Чудес не бывает. Это наверняка Кирилл приволок ей розы в подарок, чтобы она немного взбодрилась. Розы наполняли её сердце чувственным трепетом, возникающим каждый раз, как только она касалась их бархатных насыщенных лепестков. В том же время иголки на стеблях словно служили защитой своей королевы. Так было раньше. Так было с Максом. Теперь же всё изменилось. Эти кровавые бутоны обжигали глаза так, что невозможно смотреть, впиваясь своими мощными шипами в её и без того истерзанное сердце. Роза – каждая буква королевского цветка отдавалась в груди щемящей тоской и мучительной болью. Полина спустилась вниз и потеряла дар речи, ощущая, как земля уходит из-под ног. – Макс… - Его сильные руки поймали её, заключая в объятия. Алые бутоны, благоухая своим ароматом, посыпались на паркет, утянув за собой зелёные стебли с шипами. – Родной мой.… Живой.… - Тонкие хрупкие пальцы отчаянно цепляется в широкие плечи. – Я знала.… Я чувствовала. – Вырываются обрывки сквозь рыдания, которые она уже не пытается сдерживать. Осколок льда в груди тает, разнося приятное тепло по венам, он больше не царапает её душу, отбивая слегка завышенный ритм. – Как же это было мучительно! - Полечка моя… - Он собирает её слёзы, равно как и свои, дрожащими губами с едва порозовевших щёк. – Любимая… - ему с трудом удаётся перебить стук собственного сердца. – Я так по вам соскучился.… - Обнимает покрепче, ощущая каждой клеточкой, как она дрожит в его объятиях в попытках обнять сильнее. – Не плачь, пожалуйста, всё хорошо, я рядом! Тебе нельзя волноваться. – Он бережно кладёт руку на её животик, который тут же проявляет признаки жизни. - Толкается… - улыбается Поля и накрывает его руку своей нежной ладонью. Теперь всё хорошо, она вновь обрела свою крепость. – Ты же нас никогда не оставишь? - Никогда… что бы ни случилось… - Некоторое время они стоят вот так, обнявшись. Он зарывается лицом в её медовые пряди, чувствует родное тепло, что обволакивает его душу, заставляя сердце заходиться в бешеном ритме. - Это что же… Деда Мороза не существует? – Показалась в гостиной Аришка. – Но кто тогда исполнил моё желание? - Иди сюда, радость! – Максим сгрёб дочку в охапку, целует каждую щёчку, носик, ушки, которые ещё совсем недавно и не надеялся увидеть. – Как ты выросла-то за полгода, настоящая принцесса! - Дед Мороз передал тебе ёлку? – Шёпотом спросила дочка. - Ну, какой же новый год без ёлки! – Воскликнул Макс, - вот сейчас достанем коробку с игрушками и будет наряжать. - Ура! Я знала, что Дед Мороз существует! Он же исполнил моё желание! – Звонкий детский смех окутал стены, и в следующий миг Аришка обхватила папу за шею. – Я его попросила, чтобы ты вернулся! И написала, что мне не нужны подарки, только бы ты больше не исчезал так надолго… – Мам… Мамуль, ну хватит уже… - Максим в очередной раз замечает, как она украдкой смахивает подступающие слёзы. Ему с трудом удалось унять её рыдания, что начались прямо с порога, как только она зашла в дом с почерневшими от горя глазами, в которых отражалась вся материнская боль. Лариса порывисто обнимает сына, пряча сырые глаза у него на плече. – Сыночек мой… Живой…. Какое же это счастье…. – гладит дрожащей рукой его непослушные волосы. Теперь её лицо искрится радостью, и глаза уже не кажутся такими тёмными, почти мёртвыми. Морщинки, наложенные печатью скорби и утраты накануне, будто сами собой разглаживаются. На её недавно бледных, как мел, щеках проступает румянец. Сердечко бьётся в конвульсиях от переполняющего его счастья. Женщину будто выдернуло из кипящего котла ада на земле, в котором полгода варилась её душа, вывернутая наизнанку. Растоптанная, сожжённая в прах душа, теперь, казалось, возрождалась из пепла, словно феникс. – У меня же там утка щас сгорит! – Вспомнила Лариса, и помчалась на кухню, на ходу вытирая глаза. - Мне кажется, или чего-то не хватает? – Спросил Максим дочку, глядя на только что наряженную ёлку. - Звезды! Звезды не хватает! – Аришка достала с коробки недостающую часть, после чего папа усадил её на свои плечи, и девочка водрузила звезду на самый верх новогоднего символа. - Ну вот, теперь порядок! По-моему мы вполне успеваем до боя курантов подготовиться к встрече нового года. - Паап, а как вы с мамой познакомились? – Дочурка бросала на папу заинтересованный вопросительный взгляд. – Из какой сказки твоя принцесса? – Она всегда считала маму принцессой, а папу принцем, вот только не находила про них ни одной сказки. Этот вопрос она задавала и раньше. И каждый раз наблюдала покрасневшие лица обоих родителей. Вот и сейчас Полина спрятала своё лицо у него на шее, Максим был бы и рад провалиться сквозь землю, ещё больше заливаясь краской. – Может, расскажем? – Предложила Поля. - И какую версию ты хочешь? Детям до 16? Потому что правду ей рассказывать ещё рановато… Шестнадцать лет назад… - Лови! – Трофим схватил меловую тряпку и бросил в Макса, что стоял у доски и не сумел среагировать, обеспечив прямое попадание. – Макар сифа! Покажи-ка нам училку, которая сейчас войдёт в кабинет. – Таково было желание Трофима. Однако Максим, шут и балагур, ничуть не расстроился, живо представив, как в аудиторию вваливавается какая-нибудь старушка с очками на носу, звонко клацая клюкой по полу, ибо кому ещё взбредёт в голову преподавать нудный скучный этикет с этикой в придачу. Недолго думая, а точнее, совсем не думая, он придал огласке своё предположение, после чего по кабинету пронёсся дружный хохот. - Сухой, дай мне свои очки! – Подстёгнутый всеобщим вниманием парень не думал останавливаться на достигнутом. Он расположился за учительским столом, нацепив очки Сухомлина. – Тяк, рябятишки... Кхе-кхе… Кто мне расскажит биографию Баха… - Изо всех сил старался изобразить старушку лет восьмидесяти, а то и больше. Надо сказать, у него неплохо получалось, и аудитория взорвалась новым приступом хохота. - Ни фига не смешно! – Воскликнул Сухомлин и в следующую секунду запустил в Макса новую порцию меловой тряпки. На сей раз Макаров изловчился и нырнул под учительский стол, где собственно и остался сидеть, согнувшись в три погибели, потому как прозвенел звонок, и скрипнула входная дверь, оповещая о том, что вошла преподаватель. Цокот «клюки» о пол показался парню очень подозрительным и более походил на цокот каблучка женской туфельки. - Здравствуйте! – Продолжила преподаватель. – Не надо. Садитесь! – После этих слов Макса прошиб холодный пот, и сердце гулко колотило барабанную дробь. Этот голос обволакивал его слух, задевая самые потайные уголки его души и уж тем более не подходил старушке лет за восемьдесят. Он, скорее, принадлежал его ровеснице. Подтверждение мыслей новоиспеченного кадета не заставило себя долго ждать. Преподаватель подошла к столу, и теперь уже Максим таращил свои округлые глаза на тонкую изящную ножку, облаченную в аккуратную женскую туфельку. Данное зрелище заставляло парня вжаться в глухие стенки стола, продолжая смотреть на эту милую очаровательную часть, надо полагать, не менее очаровательного тела. Макаров нервно сглотнул слюну, дабы не захлебнуться ею. Впрочем, в горле довольно быстро пересохло и перехватило дыхание после того, как девушка села за стол. «Святые демоны…» - только и пронеслось в светловолосой голове при виде стройных красивых колен. Юбка строгого костюма теперь до них не доходила. Рука суворовца потянулась к ним, однако застыла в миллиметре. Максим вдруг подумал, что не может позволить столь бесстыдный жест, который он позволял себе ранее по отношению к другим девушкам, но взгляд отвести не смог. Голоса, доносящиеся до него, походили на вакуумные звуки. В ушах звенело. Он буквально ощущает, как земля уходит из-под пятой точки. Да, из-под неё родимой. Ведь он давно уже не чувствует ног. К тому же девушка положила ногу на ногу. «О, миледи, я сражен! Паду к твоим ногам! Пусть ухажёров миллион, тебя я не отдам…» - Макарову несвойственно собирать строки в рифму, но теперь он был готов и за перо взяться, дабы утереть нос самому Онегину. Лицо Макса тем временем приобрело оттенок спелой малины. По шее поползли ручейки пота от взмокшей до безобразия макушки. По аудитории прошлись приглушённые смешки в ответ на вопрос преподавателя «Где ваш вице-сержант?» - В наряде… - Выпалил Трофимов, заходясь новым приступом хохота. - А что вы смеётесь? Я что-то смешное сказала? – Строго спросила учитель. – Давайте знакомиться. Я буду преподавать у вас этику и эстетику. Мы будем изучать с вами живопись, музыку, а так же досконально изучим правила поведения… - От неё не укрылось, как кто-то хрюкнул, в попытке сдержать вырывающийся наружу смех. - Ах, да, забыла предупредить, мы проходим правила поведения в обществе, а не в табуне! А зовут меня Ольховская Полина Сергеевна! – В следующую секунду её каблучок наступил на что-то мягкое неустойчивое, заставив девушку подорваться с места, схватив на всякий случай со стола журнал, которым она собиралась прикончить маньяка, выползающего из укрытия. Багровый Макс предстал во всей красе перед невиданным ранее очарованием, собирая в кучу всех земных и неземных чертей за столь нелепое обнаружение себя в столь невыгодном для него положении. Щёки Полины нещадно пылали от нахлынувшего негодования. Она даже в мыслях боялась допустить, что же там такого узрел бардовый пацан. Ей надо было как-то выкручиваться из сложившейся ситуации. Ольховская, пользуясь оцепенением собеседника, который намертво прирос к полу ботинками и к ней за одним взглядом, выпалила как можно спокойней: - А вы почему стоите? - Я? – Немой язык парнишки выдал поистине трюк, выдыхая единственный звук. Очарование напротив опрокинула последнюю извилину в его голове в нокаут. - Суворовец Макаров…. – Он даже забыл, что его повысили в звании, сжимая в кулаки вспотевшие ладошки. - Вице-сержант Макаров! – Поправил его Трофимов, наблюдая столь редкое неописуемое зрелище. - Отлично, вице сержант должен сидеть здесь! – Указала преподаватель на первую парту. – А не там, где вы соизволили… - Решила хоть как-то пожурить его Поля. Максим же молча последовал за парту. Остроумие вмиг улетучилось. - Слышь, Макар… - шипел Сухомлин ему в спину. – Рассказывай! - Чего рассказывать? - Как тебе училка «вид снизу»? Ни чё так, зачётная старушка! Чур, я сифа, на следующем занятии. - Я тебе кости переломаю на следующем занятии, если ты ещё что-нибудь вякнешь! – Рассказывать о том, что он видел, совершенно не хотелось. Вместо этого вице сержант продолжил молча любоваться ею, ловя глазами каждое её движение, каждый звук, произнесенный этим мягким необыкновенно приятным голоском, свойственным разве что ангелам. Он уже занёс её в список своей королевы и ни с кем не намерен делиться. - Ты всё помнишь? – Голос Поли вернул Макса в реальность. - Нет, уже забыл… - Слукавил он. Потому что такое не забывается. Полине проще. Она ведь смотрела на ситуацию своими глазами. – Я никогда не забуду тот день… День, когда мы встретились с тобой! Снежинки за окном кружили вальс. Полночное небо освещалось ковром ярких природных огоньков. Пётр Иванович достал с погреба самое старое вино. – Знаешь дорогой, - обратился он к сыну. – Лично я ни на секунду не сомневался в том, что ты вернёшься, ведь тебя здесь так ждали.… Каждый день, каждый час, каждую секунду… - Голос главы семейства дрогнул, и он, не выдержав, уткнулся в родное плечо рядом. Кажется, он не плакал никогда ранее у кого-то на виду. Он вообще никогда не плакал, разве что в день рождения Макса. Считал это проявлением слабости. Теперь же мужчина позволил своим чувствам выплеснуться наружу, будучи не в силах сдерживать их. - Пап… - Всё – всё… слёзы радости… Макаровы расположились у камина, в котором потрескивали дрова. Запах мандаринов и запечённой утки окутали комнаты, погружая в атмосферу настоящего новогоднего волшебства. Ёлка мерцала радужным цветом. Звон хрустальных бокалов и бой курантов. - Загадывай желание. – Максим смотрел в любимые зелёные глаза, в которых видел своё отражение, отражение её души. - У меня всё есть… - Полина, словно губка, впитывала взглядом каждую его чёрточку, каждую клеточку любимого лица. – Теперь у меня одно желание - никого не потерять… - Не потеряешь… в новом году только прибавления! – Максим обнял супругу и погладил животик. – Да, сынок? Мы тебя очень ждём… - Часы пробили полночь, и окно осветилось залпами праздничных салютов. – С Новым Годом! - С новым счастьем! – Полина всё ещё не до конца верит в происходящее, чувствует прикосновение любимых губ, по которым безумно соскучилась. Теперь она боится снова его потерять и лишь крепче сжимает его ладонь в своей руке. Взрыв хлопушки заставляет их оторваться друг от друга. - Кажется, у меня в ушах конфетти! – Улыбнулся Макс, смахивая с себя разноцветные бумажные шарики. - Сюрприз! – Воскликнула Аришка, держа в руках взорвавшуюся хлопушку. Лариса обняла мужа и положила голову ему на плечо. – Петя, какое же это счастье… - Какое? - Большое… - Большое! – Пётр Иванович только сейчас осознал, насколько он несказанно богат. Его близкие люди живы и здоровы. Теперь он знает истинную цену каждому мгновению, проведённому рядом с дорогими людьми. Они по-настоящему бесценны. Эпилог. - Дорогая, не вздумай утилизировать этот мраморный шедевр! - Максим корячил в гараж собственный памятник. - Сделаю себе бомбическую фотку на паспорт, когда под сотку стукнет! - Сынок, нельзя песок в рот. – Полина пожурила малыша в песочнице, что располагалась на большой зелёной лужайке перед коттеджем и посмотрела на мужа. – Хочешь правду? – Она ненавидела этот дом, который им удалось построить на деньги, полученные им за заслуги перед отечеством. Ненавидела иномарку, что стояла во дворе, Париж, Мальдивы и Мадакаскар, куда они периодически наведывались в путешествия. Она помнит каждый шрам на его спине, каждый, рубцом отпечатанный у неё на сердце, она ненавидела. - Что-нибудь случилось? – Максим смотрел в любимые глаза и совершенно не замечал морщинки, наложенные тенью тревог и переживаний, тщательно скрываемые слоем косметики. Лишь боль на мгновение царапнуло его душу. Боль, что отражалась в её взгляде, но в следующий миг сменялась радостным огоньком. Показалось, наверное. - Я люблю тебя, товарищ майор. Так люблю, что иногда становится страшно.