Рискни, пока скальп не сняли

– А что касается ваших макаронников – сержанта Доновица и рядового Омара, – Ганс с непринуждённой ухмылкой откидывается на спинку стула, закидывая ногу на ногу. – Откуда вы знаете имена? – нагло перебивает охотника за головами Альдо Рейн, который в данный момент пытается не терять самообладания и не задушить немца за грёбанным столом, что разделяет их. – Лейтенант Альдо, если вы думаете, что я не допросил всех, кого вы клеймили "Свастиками".., – он выдержал секундную паузу, сделав обиженное выражение лица, – неужели вы меня не уважаете, как профессионала? – поудобней устроившись на стуле выпалил немец. – Нет, и не подумаю, – съязвил еврей и ухмыльнулся своей блистательной улыбкой. – Тогда вернёмся к судьбе ваших итальянских паясов. В эту минуту оба - и Омар, и Доновец заняли места, согласно билетам. 0023 и 0024, если мне память не изменяет. Взрывчатка привязана к икрам и ещё может рвануть,- опять эта его улыбка, белоснежные зубы и яркие большие глаза, полные огня и азарта,- и вашей миссии, многие назовут её преступной, сейчас пока ничего не грозит.       Смотрит, изучает, анализирует, улыбается своим мыслям – всё это кажется очень привлекательным для лейтенанта. – Очень увлекательная история. Что дальше, спящая красавица? – и опять он лезет всем своим большим эго и своей смелостью таким образом, что в любой момент он сам начнёт поджигать фетиль своего терпения. – Однако,- продолжил Ланда, – стоит мне снять трубку и позвонить в кинотеатр, вашим друзьям капут, – он кладёт руки по обе стороны от телефонного аппарата. Ганс сам давит на Рейна, заставляя его нервничать сильнее, а самому улыбаться во все 32 зуба. – Если они ещё в зале, и если они ещё живы, но это не все если. Если решитесь их схватить – они взорвут бомбы, – утверждал Альдо нацисту. – Я это знаю, – откидываясь на стул, усмехается Ганс,- да, погибнут пара немцев, да, вечер будет испорчен, и да, Геббельс будет очень-очень-очень, – нарочито долго продолжает он, – зол, что не смог пожать лавры. Но вы не убьёте Гитлера, не убьёте Геббельса, не убьёте Геринга и не убьёте Бормана. А если их взорвать – конец войне, – закончил наконец он свой утомляющий диалог.       Но решив немного поиздеваться над пленниками, немец берёт две рюмки и наливает вина. – Уведите, пожалуйста, нашего гостя Ютивича, хочется поговорить наедине с лейтенантом, – улыбаясь во весь рот, приказывает мужчина и пленника оставляют наедине с немцем. Пока он что-то бубнит о взрывчатке и об окончании войны, Рейн незаметно для него щёлкает наручниками, которые перехватывает до падения. Не исполнив ни одной эмоции на своём лице, еврей спокойно кладёт их к себе в карман под скучный рассказ охотника за головами.       Пока Ганс отвлёкся на какой-то шум, Альдо перегибается через весь стол и хватает его за шею, заставляя встать и прижаться спиной к стене напротив. Неожидав такого напора, у последнего затряслись плечи, глаза стали метаться по напряжённому лицу мужчины. Воздух перестал попадать в лёгкие, кислорода категорически не хватало, но говорить ещё была возможность. – Отпусти.., – крехтел тот, пока лейтенант копался в карманах в поисках тех самых наручников. Найдя их, он осторожно закрепил их на ближайшей трубе, защёлкнув на тоненьких запястьях металлические ободки. Когда он убрал руки от горла, мужчина жадно глотал воздух ртом, будто чувствовал его в последний раз. Нормализовав дыхание, он с испуганным выражением лица смотрел на еврея, пока тот закрывал дверь на ключ. – Что ты творишь?! Я сейчас охрану позову! Тебя расстреляют! – он было хотел закричать, но ему помешала большая ладонь лейтенанта. – Люблю, чтобы всё, как положено. По моим правилам. Давай ты не будешь издавать лишних звуков, а я не буду тебя убивать. Только кое-что заберу у тебя, –он хищно прищурился на него и злобный оскал заставил Ганса почувствовать спиной всю прелесть табуна мурашек.       Будто хищник, который не ел несколько дней, наконец поймал свою жертву, но убивать не собирался, а лишь хотел, чтобы она умирала в сладостных муках. – Что ты собрался забрать, чудовище?! – он не на шутку испугался, вжавшись ещё сильнее в стену. Альдо наклонился к самому уху фашиста и прошептал: – Твою анальную девственность, грёбанный нацист, – и принялся его раздевать. Самому нужно было всего лишь снять белоснежные брюки и пиджак, остальное по пути слетит. – Прекрати, иначе пристрелю на месте, – нацисту ещё хотелось жить, поэтому он старался до последнего сопротивляться и кричать. Понимая, что сейчас произойдёт, он продумывал дальнейший план действий. Но долго в мыслях ему не позволили витать, так как он резко дернулся от боли в плече. Его просто-напросто укусили, приводя в чувства. Мужчина стал подниматься с плеча на шею и оставлять багровые полу-месяцы, зализывая места укусов. Наконец, из горла фашиста вырвался приглушённый стон. – Что, нравится? – ухмыльнулся еврей и поднял его за бёдра, заставляя обхватить таз ногами. Немец повис в воздухе, держась руками за трубу, к которой был прикреплён. – Заткнись, – сквозь зубы прорычал Ланда и отвернулся, не зная, что еще можно от него ожидать. – Повернись и смотри только на меня, – приказывает мужчина, легонько поворачивая лицо партнёра. На его лице отображался страх, и это страх, видимо, он испытавал впервые,- просто сладкая месть, больно не будет, обещаю. Уйдёшь живой. – Не надо, прошу, – умолял Ганс. – Это будет месть за всю мою семью и близких мне людей. Тех, что ты расстрелял с той самой улыбкой, пока я бежал наутёк из дома, лишь бы остаться в живых, кстати, где она? Ах, точно, можешь сказать своей смелой улыбающийся роже "Auf Wiedersehen, wir sehen uns nicht mehr", – он смочил один палец и ввёл его в фашиста, вырывая пока что тонну матов, – сказал же, не зажимайся, я на изнасилование не записывался, а хотя мог, – по лицу Ланда пробежала гамма отрицательных эмоций, выражая своё недовольство и боль. Но спустя несколько движений пальца в узком кольце мышц, мужчина стал сам насаживаться, просить большего, прижиматься всем телом в поисках ласки. – А ты так долго противился мне, – выдохнул Альдо, добавляя второй палец.       Нацист захлебнулся в собственном стоне, когда еврей добавил третий палец. Он не очень любил эти прелюдии, но вредить этому хрупкому немецкому предмету не хотелось. И лейтенант решился на очень неожиданный поступок - он решил преподнести немного нежности. Он, конечно садист, но не до такой степени.       Еврей наклонился к лицу немца и слился с ним в грубом, но полном чувств поцелуе. Кусая губы до крови и бесстыдно врываясь в рот, мужчина ловил и заглушал громкие стоны любовника.       Закончив подготовку, он достал уже твёрдый член из штанов и слегка подразнил последнего. – Сука, – выругался тот и получил звонкий шлепок по ягодице, где явно останется краснеющий след. – Ну чего ты, маты тебе не к лицу.       Альдо медленно входит в Ганса, с шипением ощущая сопротивление мышц, тугая теснота медленно обхватывает его член. Может он и хотел быть нежным, но его дикие стоны, не дают ему шанса, и он яростно входит в немца, который, казалось, скоро оторвёт трубу, настолько сильно он её сжимает.       Еврей приподнимает его бедра и входит в растянутое отверстие, ловя губами сладкие стоны своего пленника. Рейн знал, что под этим углом он еще сильнее задевал простату, и крики Ланда только подтверждали эту догадку. Альдо был уже слишком близок, ощущая волны подступающего оргазма. Он впервые касается члена любовника, с наслаждением сжимая его в кулак, помогая скорее прийти к бешеной кульминации. – Ганс... – Альдо...! – Ланда кончает с диким криком, изливаясь на руку и живот мужчине.       Упав ему на плечо, мужчина кончает ярко, до цветных кругов в глазах, прямо в любовника. Шумно выдыхая, он опускает на ватные ноги немца и отстёгивает наручники. Чуть ли не падая на пол, Ганс пытается собрать разбросанную одежду и прийти в сознание. – Я думал, что ты соврёшь, – прошептал Ланда одеваясь. – Это только цветочки, жаль не ягодки, – просмеялся еврей и вышел из комнаты, оставив немца в гордом одиночестве.