Весь мир в тебе

      Антон Андреевич Шастун — помощник генерального директора одной из самых крупных табачных компаний. Еще утром он нежился в приятных объятиях директора и, по совместительству, своего парня, а уже после обеденного перерыва внимательно изучал новый засос на шее Арсения Сергеевича Попова.       Постоянные похождения мужчины Антон с Арсением по умолчанию называли не изменами, а вынужденным разнообразием. Директор фирмы еще после первого своего побега в постель, Антон в тайне надеялся, что хотя бы к симпатичной девушке, как ни в чем не бывало, клялся в любви своему помощнику и просил понимания — он не мог быть только с парнем. Для того чтобы ощущать себя сильным и полноценным мужчиной, Попову нужно было слышать шлепки мужских бедер о женские ягодицы, видеть длинные локоны, водопадом сниспадающие на плечи и оголенные груди, упиваться высокими стонами.       Попов задерживался на работе или забредал куда-нибудь после нее. Он часами зависал в дорогих клубах, продолжая свои развлечения в отелях, все сильнее и сильнее вдалбливаясь в хрупкие женские тела. Он полностью отдавался наслаждению, забывая о человеке, которого уже этим утром назовет своим «милым» или «любимым». Это была странная любовь, но Арсений Антона и правда любил. Так, как никого и никогда, позволяя делать со своим телом все, что только захочется. Сдаваясь и подчиняясь, впуская помощника в себя полностью, с силой сжимая пропитанные потом и похотью простыни.       Антон любил своего начальника не меньше, а потому был готов прощать абсолютно все. Он не мог спать по ночам, представляя, с кем и как сейчас развлекается его парень. Не мог расслабиться, когда Арсения не было рядом с ним, и когда Арсений был так близко, что его дыхание чувствовалось на ключицах парня. Помощник вновь и вновь позволял возлюбленному касаться себя, оставлять на своем теле невесомые поцелуи, едва ощутимо обнимать и шептать на ухо слова небывалой любви. Антон знал, что такой податливый, внимательный и нежный Арсений может быть только рядом с ним и это подкупало.        Шастун понимал, что их отношения ненормальные, но никогда даже не думал покончить с ними. Быть с Арсением, человеком, которого выбрало его сердце, было слишком сладко. Даже если тот еще несколько минут назад ловил стоны незнакомой девушки — это не имело значения. Все, что было важно — они сейчас вместе, в одной постели, с одним ритмом сердца на двоих. А дальше снова проведенные в нервном одиночестве вечера, в попытках дождаться своего парня после очередного ритуала расслабления, литры выпитого дорого вина, скуренные пачки сигарет их компании и бесполезные мольбы всем богам о смелости.       Возможно, боги не отвечали лишь потому, что сам Антон не понимал, какая именно смелость ему нужна. Та смелость, чтобы высказать Арсению все, что накопилось в обиженном сердце? Смелость, чтобы продолжить жить так дальше? Смелость, чтобы самому пойти в ближайший клуб и подцепить симпатичную голубоглазую брюнетку или же смелость, чтобы уйти?       Страх мурашками распространялся по всему телу, когда Антон думал, что Арсения в его жизни может не стать. Шастун как-то читал в одной скучной книжке про слепую любовь. Наверное, это она и есть — любить кого-то, даже если он постоянно причиняет невыносимую боль. — Антош, ты выглядишь расстроенным, — констатирует директор фирмы, не отвлекаясь от изучения документов. — Что-то произошло? — Да, — неуверенный ответ и судорожный поиск хоть какой-то правдоподобной лжи в своей голове. — Сегодня утром я случайно сжег глазунью. Видимо, готовка — это совсем не мое. — Не расстраивайся, мы всегда можем заказать что-нибудь с доставкой на дом.       За те два года, что они встречаются, Арсений безумно полюбил это блюдо, хоть с постоянной спешкой и не всегда успевал им позавтракать. Глазунья — это вообще единственное блюдо, которое Антон умел готовить идеально, ни разу за всю свою самостоятельную жизнь не испортив. Да, ему были неподвластны все остальные блюда: супы всегда оказывались подгоревшими кашами, каши — пресными супами, но глазунью Шастуна научила готовить его мама незадолго до своей смерти. — Арс, завтра проведем время вместе? — Прости, милый, завтра будет очень важное заседание во второй половине дня, а потом… Потом, думаю, мы с Нурланом выпьем чего-нибудь в баре напротив. Эта неделя выдалась слишком тяжелой.       Но ведь завтра особый день…       Этот самый «особый» день не задался с самого утра: одинокое пробуждение в холодной постели, впервые действительно сгоревшая ко всем чертям глазунья и засорившаяся ванная. Смешно, что в свой день рождения Антон оказался одиноким, голодным и грязным, словно сама судьба насмехалась над ним. Любишь же ты, Антон Андреевич, терпеть. Вот и терпи.       Заказав еду через службу доставки Delivery Club, юноша умылся в раковине на кухне, слушая, как недовольно урчит вытекающая в ванную вода и достал из маленького навесного шкафа бутылочку красного полусухого.       Несколько скуренных подряд сигарет не принесли совершенно никакого облегчения, а потому Антон с особой жадностью присосался к бутылке с алкоголем, глотая жидкость до тех пор, пока не заболело горло.       «Сейчас», — думал Шастун, — «он еще на совещании, но уже примерно через час будет ехать на своей машине в ближайший клуб».       Включив успокаивающую музыку и удобно уместившись на длинном диване, Антон активно занялся процессом самоанализа, представляя Арсения то с блондинкой, то с брюнеткой, а потом в своих объятиях на теплой и удобной кровати. Своя жизнь ему казалась жалкой и недостойной… Но вот чего или кого — сознание умалчивало. Было так плохо, что хотелось выть от обиды и лезть на стены, лишь бы не думать об очередной измене своего парня.       Только не в этот день.       В дверь постучали. Никакого тебе звонка домофона или, на крайней случай, дверного, просто глухие звуки от резкого соприкосновения настойчивого кулака незваного гостя с поверхностью.       Открывая дверь, Шастун по привычке смотрел куда-то вниз, надеясь увидеть человека обычного роста, но наткнулся лишь на мощную грудь в ярко-зеленой куртке. Подняв взгляд, Антон смог разглядеть доброе, слегка заросшее бородой и усами лицо доставщика еды. Мужчина с самой первой же секунды производил впечатление доброжелательного, улыбчивого Хагрида из вселенной о Гарри Поттере, пришедшего порадовать маленького волшебника в его день рождения. Многие детали совпадали. — Простите, у вас бортик звонка слишком узкий, а у меня палец толстый — не получалось нажать, — мужчина смотрел виновато, но то, как просто он это говорил, не могло не вызывать улыбки. — Доставка Delivery Club! Вы заказывали: один феттуччине с белыми грибами, одну порцию брускетт со слабосоленым лососем, один салат с руколой и креветками и, на сладенькое, панна котта с ягодным соусом. Все верно? — Да, верно, — растерялся юноша, впечатленный позитивом «Хагрида». — Вы пройдите, не через порог же. — Да, спасибо! — еще шире улыбнулся мужчина. — Оплата у вас была произведена онлайн, правильно?       Шастун кивнул, наблюдая, как доставщик все еще топчется у порога. — Пройдите на кухню, так неудобно будет все доставать. Не дай бог панна котта на бок завалится.       Мужчина наскоро разулся, сминая пятки кроссовок, и послушно проследовал за заказчиком вглубь квартиры. Он смотрел на дорогущий диван с нескрываемым скептицизмом, граничащим с долей восхищения и уважения. Доставщик никогда не был завистником, не имел привычки считать чужие деньги, предпочитая оставлять финансовый аспект жизни где-то на задворках своего сознания, полностью отдаваясь эмоциям и ощущениям.       Расстегнув ярко-зеленый рюкзак, мужчина аккуратно достал весь заказ. Антон внимательно следил за уже отточенными движениями и не мог понять — как человек может так ярко улыбаться, работая всего лишь доставщиком. В руках юноша крутил ножку бокала, захваченного по дороге на кухню, неспешно отпивая и наслаждаясь дорогим алкоголем. — Приятного вам аппетита! — бодро пожелал «Хагрид» и уже собирался уходить, как его окликнул молодой обитатель квартиры. — Выпейте со мной!       Антон и сам не до конца понимал, что именно заставило его попросить об этом совершенно незнакомого человека. От такой яркой улыбки ему стало еще более одиноко, и в срочном порядке захотелось завести хотя бы собаку, а неожиданное ощущение ненужности Попову лишь предало смелости. Опять же — на что? Чтобы еще пару минут побыть хоть с кем-то, даже если это незнакомый ему человек.       Его парень сейчас, скорее всего, уже мчится в один из самых своих излюбленных клубов, которые открыты особенно дорогим и любимым гостям на протяжении всего дня, и отсчитывает, сколько пачек презервативов стоит припасти сегодня. После тяжелого заседания он, скорее всего, очень сильно устал, а потому хватит одной или двух. — Макар, — протянул свою огромную ладошку для рукопожатия мужчина, словно в предложении выпить он услышал предложение познакомиться, — точнее, Илья Макаров. — Антон Андреевич Шастун, — официальным тоном представился юноша. — Можно просто — Шаст.       Мужчина вновь улыбнулся и, почувствовав себя немного неловко, уже собирался убирать протянутую впустую руку, как Антон, спохватившись, резко двинулся на встречу к гостю и завершил рукопожатие. Ладошка нового знакомого оказалась теплой, и Шастун неосознанно поднял глаза, чтобы вновь поймать ту самую добрую улыбку. Он с удивлением осознал, что перед ним впервые за несколько лет стоит человек, выше его ростом, хотя до этого момента такое считал невозможным. — Подождите, я налью вам вина, — резко отстранился юноша и потянулся к еще одному тонкому бокалу, свисающему на полке для фужеров. — Не надо, у меня свое!       На этих словах мужчина расстегнул сначала рабочую куртку, потом свою и достал из внутреннего кармана обычную металлическую фляжку. Крышка фляжки поддалась сразу, откручиваясь с едва слышным, но неприятным скрежетом. — Домашняя настоечка, — довольно объяснил мужчина. — Друг мой делает.       Антон засмеялся. Он уже думал, что никто в этот день, кроме его отца и лучшего друга — Димки Позова, — не заставит улыбку появиться на его лице. Такое приятное чувство — разговаривать с человеком, совершенно его не зная. Илья смотрел на него с какой-то простотой, совершенно ничего не требуя и не ожидая, словно они оба — попутчики в одном из плацкартных вагонов поезда и кроме этой встречи не увидятся больше никогда. — За что хоть пьем? — с наслаждением вдохнув аромат крепкого алкогольного напитка из фляги, спросил Макаров. — Первый глоток с кем-то всегда должен быть за что-то. — Ну, день рождения у меня сегодня. За это и пьем.       Мужчина удовлетворительно кивнул, но улыбка на долю секунды исчезла с его лица, и Антон понял, что взболтнул лишнего для знакомых не больше пяти минут людей. Он искал в своей голове оправдание такой неожиданной честности, но все ответы казались смехотворными и глупыми. В конце концов, юноша просто не хотел признавать, что желание быть кому-то нужным разрослось до таких гигантских размеров, что начало действовать самостоятельно, отвечая и действуя невпопад. — С праздником! — Илья легонько коснулся фляжкой стеклянного бокала и, кивнув, сделал пару маленьких глотков. — Да, — отозвался Шастун, опустошая стакан до последней капли, — с праздником меня.       Закручивая крышку фляги все с тем же противным звуком и застегивая свою куртку, мужчина не переставал улыбаться, отчего Антон почувствовал укол боли где-то под ребрами. Там, где, по словам многих книжек, должна находиться душа. Когда-то и его самого называли солнышком, лучезарным и позитивным человеком, а то, что от него осталось сейчас, едва ли можно назвать маленькой искоркой.       Неожиданно их внимание привлекла на себя ванная комната, откуда начали доноситься громкие и неприятные хлюпанья воды, вытекающей из сливного отверстия прямо в раковину. — Черт! — не сдержался Антон. — Засорилась? — мужчина подождал, пока юноша удовлетворительно кивнет. — Ну, давайте посмотрю, у меня в машине кое-какие инструменты есть. Так сказать — маленький сюрпрайз на день рождения.       Шастун замешкался на какое-то время, однако, отказываться от предложения не стал. Сантехника он еще не вызвал, совершенно забыв об этом за наиприятнейшим занятием самокопания, а душ принять хотелось так же сильно, как и дожить когда-нибудь до раннего возвращения Попова с работы.       Илья с видом бывалого сантехника осмотрел слив и сифон, затем порылся немного в шкафчиках под бортами ванной и достал оттуда новенький, еще ни разу не использованный вантуз. Металлическая ручка плотно обмотана пленкой с пупырышками — это забавляло обоих, но, в отличие от беззаботного Макарова, Антон почувствовал некоторый стыд за то, что не решился для начала справиться с засором самостоятельно — богатая жизнь его достаточно избаловала. — Попробуем сначала так, а потом уж если что, то за инструментами сгоняю.       Нервно хлопая пупырышки на протянутой ему пленке, Шастун внимательно смотрел на уверенные и легкие движения нового знакомого и в сотый раз удивлялся его простоте и отзывчивости. Вот так вот просто — выпить рюмашку со своим клиентом, а потом вызваться помочь с засорившейся трубой в ванной. Этот человек производил впечатление какого-то деревенского простачка, со своими нерушимыми устоями и взглядами на жизнь. — Ну вот, проблема устранена, — Илья положил вантуз в ванну, все равно быстро утекающая вода была грязной. — Проводите профилактику раз в месяц, и вероятность возникновения нового засора снизится практически до нуля. — Хорошо, — Антон жестом указал гостю на раковину, предлагая вымыть и без того чистые руки. — Спасибо вам большое за это. — Да пустяки! — мужчина активно намыливал свои лапища, от чего вода брызгала в разные стороны, а затем вытер свои руки о рабочую куртку. — Делов-то на пару минут!       В прихожей Илья замялся, активно что-то решая в своей голове. Антон не стал прогонять гостя, замерев и боком опершись о длинный шкаф в прихожей, с каким-то легким наслаждением наблюдая за нелепым выражением лица нового знакомого. — В общем! — наконец нарушил тишину Макаров и Шастун старательно сделал вид, что внимательно его слушает. — Мы сегодня с друзьями в баре собираемся. Все дружбаны у меня простые, веселые, всегда рады новым знакомствам. Вы… Ты если захочешь присоединиться и провести свое день рождения не в одиночестве — звони!       Антон с благодарностью принял протянутую ему визитку — «Ваш сантехник, работы любой сложности» — написано большими буквами, а пониже — имя добродушного «Хагрида» и номер телефона.       Дверь резко захлопнулась и Антон вновь остался один, заливая в себя бокалы дорогого вина, словно какой-то дерьмовый, а потому ничего не стоящий самогон. Ожидание тянулось медленно, и каждая секунда растягивалась на миллионы часов, съедая и пожирая то, что еще осталось от когда-то веселого и довольного своей жизнью воронежского пацана. Прохладный душ давно перестал смывать с Шастуна ту грязь, в которую он добровольно вляпывался, отказываясь что-либо менять в своей жизни.       Но впервые за все отношения с Арсением ему стало противно от самого себя — такого слабого и податливого, напрасно надеющегося на то, что его любят также сильно. А любят ли вообще? Все эти слова любви, которые Попов произносит перед тем, как заснуть, уткнувшись носом в грудь юноши, все те пылкие и жаркие прикосновения — это действительно правда?       Сам Антон всегда любил отчаянно, принимая все недостатки, в прошлом — своей самовлюбленной девушки, в настоящем — охотника за чужими юбками Арса. Может именно поэтому он с первых же дней начал закрывать глаза на «неправильность» их отношений, уверяя себя, что со временем его парень нагуляется, осядет на одном месте, даря любовь только ему.       Но сколько еще этого ждать? Сколько времени должно пройти, чтобы хоть один из них понял что-то важное?       Набравшись смелости, Антон набрал Арсению, но его звонок так нагло и жестоко сбросили, видимо, не желая отвлекаться от своих дел. Внутри юноши что-то болезненно дрогнуло, а затем — оборвалось. Он ждал его! Ждал слишком долго, слишком преданно, слишком… напрасно? Целых два с лишним года в постоянных ожиданиях, с промокшими от слез подушками и слепой верой, что вот этот раз последний, но нет!       Схватив со стола визитку сантехника и по совместительству доставщика еды, Антон долго смотрел на хаотичный набор цифр, переводя взгляд то на несколько выпитых до дна бутылок вина, то на пейзаж за окном, давно затянувшийся плотными сумерками. Палец сам нажал на кнопку вызова и на том конце провода ему ответили сразу же, не заставляя ждать даже гребаные пару гудков. — Да, здравствуйте, «Ваш сантехник» на связи. — Илья, здравствуйте, — почему-то начинает официально юноша и тут же думает о том, что это плохая идея, что стоит сбросить вызов, но за последние два года в груди накопилась такая большая обида, что он просто не может этого сделать. — Вы мне сегодня предлагали присоединиться к вашей вечеринке. Ну, помните, у меня еще ванная засорилась? Предложение еще в силе? — Помню, — весело отвечает Макар. — Я скину адрес смской, не заблудишься? — Постараюсь уж.       По ту сторону слышатся такие же веселые голоса компании его нового знакомого, и Антон не может не признаться самому себе, что он хочет туда. Просто расслабиться, сбросить с себя тяжелую ношу затворника и просто отдохнуть в такой важный для него самого день. Он старается не думать об Арсении, наспех переодеваясь в приличную одежду, и, заказывая такси по пришедшему сообщением адресу, ловит себя на мысли, что не думать о своем парне не получается. В голове звенит от страха, сердцебиение учащается, но выбор уже сделан и с дрожащими руками юноша усаживается на заднее сидение быстро подъехавшего такси.       Антон не понимает, как они так быстро доезжают до нужного бара, и еще какое-то время сидит, не шевелясь, внимательно вглядываясь в неоновую вывеску «NEW ROOTS». Уставший ждать таксист пару раз тактично кашляет в кулак, и только тогда Антон осознает, что пути обратно уже нет.       Выйдя из такси, он в сотый раз повторяет себе, что приехал сюда только затем, чтобы расслабиться. Это не измена и не предательство, но писать Попову о том, куда он уехал, юноша почему-то не решается. Подсознание услужливо подает мысль, что своему парню он, скорее всего, сегодня уже будет не нужен, а потому нет никакого смысла отчитываться.       Да даже как-то и не хочется!       Обстановка в баре не очень уютная: посетители что-то кричат, громко смеются, а неприятный запах сырости заставляет едва заметно поморщиться, но Антон все же идет вперед, ища знакомую высокую фигуру.       Макар замечает теперь уже своего гостя еще до того, как тот успевает бросить взгляд в их сторону. Мужчина спешно подбегает к Шастуну, такой счастливый и беззаботный, что громкие звуки и неприятный запах данного заведения сполна компенсируются перспективой быть под конец вечера таким же — напившимся и спокойным. — Пойдем! — Илья подталкивает его ладошкой в спину в сторону нужного стола. — Ребят, знакомьтесь, это Антон.       Шастун неловко кивает, пристраиваясь у краешка стола, рядом с Макаром и пытается запомнить имена всех представившихся ему парней. Из группы особо выделяются двое: Сергей со странной гулькой на голове и Алексей… Щербаков, кажется, смешной юморист, любящий перебивать своих друзей.       Илья щедро наливает темное пиво из колбы в предусмотрительно заказанную заранее дополнительную пивную кружку и протягивает ее Антону, а затем вновь встает со своего места. — Ребят, сегодня у Тохи день рождение, поэтому, — он оборачивается на немного скривившегося от такого панибратства Шастуна. — Еще раз за тебя.       Стаканы опустошаются за раз. Бойкая официантка унесла колбу и почти клятвенно пообещала быстренько принести вторую — терять градус и настроение нельзя. Антон быстро находит общий язык с парнями, удивляясь их способности выпивать одну кружку пива за другой, пьянея медленно и как бы даже нехотя. — После Серегиной настойки для нас пиво — просто вкусная водичка! — объясняет Илья, опустошая очередную кружку и, удовлетворительно выдохнув, смахивает тыльной стороной ладони оставшуюся на усах пену. — Так что ты не старайся поспеть за нами, все равно не угонишься.       Антон вновь кивает. Ему почему-то не хочется сегодня слишком много говорить, и он просто вслушивается в истории своих новых знакомых, с особым рвением поддакивая, даже если не был согласен с рассказчиком. Все ему сейчас приносило удовольствие: и едва знакомые люди, и крики посторонних, и даже неприятный запах. — Ребят, я покурить схожу, ладно? — желая посмотреть время, Шастун разблокирует телефон с помощью отпечатка пальца и замирает. — А еще лучше я поеду домой, мне уже пора. — Что-то случилось? — замечает резкую перемену в настроении юноши Макар. — Ты же всего лишь покурить хотел выйти. — Мне уже пора, вернулся мой… В общем, спасибо, вечер был, правда, очень хороший, я давно так хорошо не отдыхал. — Давай, будем собираться в следующий раз — наберем тебе! — Машет пустой кружкой Сергей. — Попробуешь моей настоечки.       Илья остается сидеть на своем месте, когда Антон, попрощавшись со всеми, спешно уходит. Мужчина немного разочаровано вздыхает и, допивая пиво из своей кружки, останавливает официантку, мчавшуюся к другому столику. Заказывает сразу две колбы, на удивленный взгляд свой друзей размахивая двумя оставленными крупными купюрами от их нового знакомого. Оставлять что-то на чаевые не в его правилах, а потому сегодня нужно потратить все до последней копейки.       Антону впервые за прошедший вечер становится стыдно за то, что он не дождался своего парня и сиганул куда-то на другой конец района, отдыхать с неизвестными еще тогда людьми. Мысль, что Арсений сейчас сидит дома и недовольно строчит ему по одному сообщению каждые десять минут, давит на сердце с тяжестью протонной звезды и это выдержать просто невозможно.       Такси, дожидавшееся своих клиентов около того бара, едет нарочито медленно, игнорируя просьбы ускориться и протянутые ровненькие купюры. Время, кажется, тянется еще более медленно, чем когда он сегодня вечером пил вино, раздирая на куски, линчуя, смакуя каждое мгновение длинною в вечность.       Поднимаясь на лифте до нужного этажа, Антон не мог не проклинать себя за желание отдохнуть. От кого? От Арсения? Да боже мой, он же его так сильно любит, что уйти куда-то было равносильно преступлению, за которое он готов вымаливать прощение, стоя на коленях. Умоляя и умоляя.       Встретивший его у самого порога Попов смотрел недовольно, разочарованно, не торопясь начинать разговор. Сердце юноши забилось в истерике и страхе, судорожно пытаясь найти в себе силы хотя бы на пару слов, но нет. Антон лишь виновато молчал, стягивая с себя одежду и проходя в квартиру. — От тебя пахнет дешевым пойлом. — А от тебя приторными женскими духами, но я же не жалуюсь.       Откуда берутся эти смелые слова? Вся обида к мужчине, которую юноша хранит в себе на протяжении двух последних лет, наконец-то готова вырваться наружу. Антон любит Арса, так сильно, что даже сейчас пытается сдержать себя, не наговорить лишнего, не обвинить во всех смертных грехах. — Так, где ты все-таки был? — Праздновал с друзьями свое день рождение, — как можно более спокойно ответил Шастун. — Пойдем спать, я жутко по тебе соскучился.       Антон быстро снимает свои джинсы с толстовкой и, откинув их на спинку стула, ложится в кровать в футболке и трусах. Он укрывается одеялом с головой, втягивая теплый воздух и совершенно не чувствуя той духоты, от которой сбивается дыхание. Юноша слышит, как аккуратно мужчина снимает свой деловой костюм, складывает его и осторожно залезает в постель, всем телом прижимаясь к Шастуну.       И снова эти нежные прикосновения, снова эти невесомые поцелуи на шее, лопатках, линии позвоночника. Антон и хотел бы сопротивляться своему парню — дать знать, что чем дольше они находятся в отношениях, тем больше его не устраивают похождения Арсения, но он просто напросто не может этого сделать. Боится потерять такого родного, что бы он ни творил, все равно любимого человека, а потому вновь сдается. — Прости, милый, я… — Забыл, знаю, — шепчет Антон, поворачиваясь лицом к Попову и целуя того в кончик носа, не желая прикасаться к губам. — Хочешь, завтра сходим куда-нибудь? — мужчина пытается утянуть своего парня в долгий поцелуй, но тот лишь утыкается лицом в его плечо, упорно пряча свои губы. — Ну что ты, Тош, прости меня. Я виноват, забыл, ушел куда-то. Не обижайся, слышишь? Ты ведь знаешь, что я люблю тебя.       Последняя фраза звучала как утверждение, но Антон все равно ответил — кивнул, смотря в такие красивые голубые глаза, и сам потянулся за долгим поцелуем, абсолютно наплевав на то, что еще несколько часов назад они целовали чьи-то накрашенные губы.       След яркой красной помады за мочкой уха, который не смыл мужчина из-за банальной спешки, заставляет Антона вернуться в реальность. Он отстраняется от Арсения, вновь заглядывает в его глаза и не видит в них больше ничего, кроме своего отражения. — В «Бургер Кинг» хочу, — тянет юноша, вновь поворачиваясь к мужчине спиной и позволяя обнять себя. — Там, конечно, противные котлеты, но в студенческие годы я подрабатывал кассиром в «Бургере».       «Хорошие были времена!» — проносится в голове у Шастуна и тот цепенеет. Хорошие? Постоянные голодовки, долги по предметам, подработка до полуночи, а с утра две кружки растворимого кофе и куча домашнего задания! Что в этом может быть хорошего? Ну, разве что пятничные пьянки, совместные прогулы пар со своими друзьями, верные отношения.       Распахнув глаза в пустоту, Антон на ощупь находит руку своего парня и сжимает ее. Что же такое страшное он натворил в прошлой жизни, что в этой вынужден любить и ненавидеть себя за свою любовь. Арсений, почувствовав теплоту прикосновения, целует своего парня в шею, оставляя на ней легкий засос и нежится, проводя носом по линии волос, сжимая парня в своих объятиях. — И «свободная касса» кричал? — спрашивает Попов без малейшей издевки в голосе. — Да, работник Макдональдса высшего класса? — Нет, зачем, — юноша уже засыпал, утопая в приятных объятиях. — Вежливо просил подойти к моей кассе. Там же очереди длиннющие и все жмутся друг к другу, словно в последний раз поесть пришли. — Спи, Шастунишка, — вновь крепкое объятие. — И с днем рождения тебя, завтра отпразднуем.       Утром юноша просыпается счастливым, чувствуя сонное посапывание под боком. Мокрая челка прилипла ко лбу, пальцы сжимали плечо Шастуна, а слюнки ровной струйкой стекали на подушку, оставляя мокрую дорожку на подбородке. Арсений был идеальным парнем, когда спал.       Спал не с кем-то, а просто спал. Будь у Антона возможность, он бы навеки заморозил мгновение, а сам перенесся в сновидение своего парня, чтобы тот был только с ним. Делить мужчину с кем-либо было больно. Настолько, что пару раз юноша намеревался покончить с отношениями — просто собрать вещи и уйти, но еще ни разу не переступал порог этой квартиры с собранными чемоданами. Ему не нужно было возвращаться только потому, что он никогда не уходил.       Поцеловав мужчину в уголок губ, Антон бодрой походкой направился на кухню. С большим удовольствием он обнаружил, что навык по приготовлению глазуньи не потерян, а вчерашний подгорелыш был лишь маленькой ошибкой, которые бывают у всех, но вот чтобы приготовить идеальный кофе — это надо действительно хорошо постараться. Однако Антону сегодня везло, и он уже разливал бодрящий напиток по маленьким чашечкам из медной турки, как знакомые руки нежно обняли его за талию, а выпирающего шейного позвонка коснулись любимые губы в легком поцелует. — Знаешь, так себе ощущение — проснуться, а тебя рядом нет. Я даже запаниковал на какое-то время, пока не почувствовал запах твоей фирменной глазуньи с кухни. — Садись, — Антон улыбается в поцелуй. — Будем завтракать. — Нет, пойдем еще немного полежим, — умоляет мужчина. — Всего лишь десять минут. Накрой глазунью крышкой, она не успеет остыть. — А кофе? — А кофе — блюдцами.       Нежиться в объятиях любимого мужчины и греться в лучах утреннего солнца настолько приятно, что Антон напрочь забывает о всей боли, что Арсений причиняет ему практически каждый день, и лишь умиротворенно улыбается. Попов, приподняв голову юноши за подбородок, ловит улыбку своего парня губами, целуя нежно, не торопясь, с наслаждением забирая то, что принадлежит только ему одному. Пальцы сами скользят под футболку, очерчивая выпирающие позвонки и острые углы лопаток. Этот мальчишка сводит его с ума, заставляя каждый раз возвращаться в их общую квартиру.       Утренняя глазунья лишь на время перебивает чувство голода и, добравшись до «Бургер Кинга», они заказывают полный набор из картошки фри, большого бургера и сладкого мороженного на десерт. Все кажется таким обычным и правильным, словно и не было никогда этих одиноких вечеров, в ожидании своего возлюбленного и, уж тем более, будто бы Арсений никогда не говорил правду о своей неверности.       То, что Антон легко забывал даже самые сильные обиды, оставляя в памяти лишь светлые моменты, всегда было самой большой проблемой юноши. Он сидел напротив своего парня, соскребая остатки мороженого с прозрачного стаканчика и жил только этим счастливым моментом. Его сердце билось размеренно и спокойно, наслаждаясь каждой секундочкой временной передышки, всеми артериями и венами желая прикоснуться к шикарному, голубоглазому мужчине.       Окончательно Антон расслабился, когда они с Арсением неспешно бродили по парку между их домом и бургер-кафе. Солнце не стремилось спрятаться за облаками, подсушивая мокрую после таяния снега землю, и мужчинам начинало казаться, что это лучший день за последние несколько месяцев.       Обнимая своего парня за талию, Арсений по собственнически прижимал его к себе, второй рукой то касаясь длинных окольцованных пальцев, то застегивая до конца сползающую вниз молнию куртки Шастуна, то приглаживая мягкие русые волосы, взлохмаченные сильным апрельским ветром. — Уже совсем скоро у тебя намечается командировка, — как помощник главного директора, Антон был прекрасно осведомлен о всех планах фирмы и ее филиалов. — Целых шесть дней! Боже мой, это же почти неделя! — Не напоминай, пожалуйста, — нога ботинка соскальзывает на грязи и он не падает только лишь потому, что сильнее хватается за Шастуна. — Опять эти перелеты, отели, бесконечные переговоры и никакой глазуньи по утрам. Пожалуй, когда я вернусь, мне нужна будет двойная порция!       Мужчина, не стесняясь абсолютно никого вокруг, перемещает обе руки на ворот куртки своего парня и притягивает того к себе, прижимаясь к его губам, раскрывая рот, прикусывая нижнюю губу. Он чувствует, как длинные руки обхватывают его вокруг талии, как Антон делает шаг вперед, заставляя Попова встать на цыпочки и искренне не понимает, почему ему не хватает этого для того, чтобы чувствовать себя полноценным.       Отстранившись, юноша переводит взгляд куда-то в сторону и замечает стоящего чуть поодаль от них Сергея. Мужчина увлеченно переплетал свою гульку, одними глазами говоря Антону, что он все видел и понял, а затем, усмехнувшись, продолжил свою пробежку. — Твой знакомый? — Щелкая пальцами у лица юноши, спросил мужчина. — Ты не рассказывал о друзьях армянской внешности со странной прической. — Да, знакомый, один раз пересекались. Друг у нас общий есть.       Наслаждаясь прекрасным днем, мужчина не без труда заглушает противный голос собственнической натуры и утыкается носом в черную дутую куртку, вдыхая такой родной запах того, кто всегда верно ждет его дома.       Арсений уезжает в командировку через несколько дней, оставляя Шастуна наедине со своими мыслями и догадками о том, возвращается ли его парень по вечерам в отель. А если и возвращается, то с кем. Сигареты выкуриваются одна за другой, и мусорное ведро наполняется пустыми пачками их собственного производства вперемешку с боксами от заказанной в ближайшем ресторане еды.       Через пару дней, выбив себе выходной, он лениво валялся на диване, докуривая сигарету и стряхивая пепел в дизайнерскую пепельницу, когда на его телефон пришло неожиданное сообщение от нового друга: Макаров, 13:25 Мы с пацанами как-то резко на шашлыки собрались. Присоединяйся, будет весело.       А чуть позже еще одно, более личное, но такое нужное. После того, как Сергей увидел их с Арсением целующимися в парке, юноша и не надеялся, что компания новых знакомых продолжит с ним общаться. Макаров, 13:32 Серега проболтался, что ты не совсем натурал. Не беспокойся, пацаны у нас продвинутые, все поймут и примут. У нас даже есть друзья — Чехов и Кукота — давно знаем этих ненормальных, а они недавно признались, что уже год встречаются. Ты их еще не видел, но сегодня на шашлыках они будут. Так что не ссы! Пацаны ждут тебя.       Антон несколько раз обдумывает, стоило ли ему верить Илье и поехать расслабиться, или же тот просто хочет успокоить его, приукрашивая границу терпения своих друзей. В пользу того, чтобы остаться дома давило еще и снедающее желание верно дождаться возвращения Арсения, не сходя с маршрута работа-дом-работа. Улыбнувшись, юноша заходит в «Инстаграм» своего мужчины, просматривает его сторис рядом со зданием их дочерней фирмы по производству дорогих зажигалок и, более позднее, в каком-то полупустом баре. Палец сам нажимает на ссылки отмеченных коллег, упивающихся в говно, и замирает. На страничке Алены — ответственной за разработку совместного дизайна зажигалок и сигарет, красуется выложенная полчаса назад фотография, на которой Арсений жадно целует ее в шею, запустив одну руку под короткое платье девушки.       И снова весь мира рушится. Антон не знает, зачем он оправдывает Попова у себя в голове, но на то, чтобы вновь успокоиться себя уже совершенно не хватает никаких сил и нервов. Открывается еще одна бутылка дорогого вина и Шастун, наплевав на все нормы приличия, жадно пьет большими глотками прямо из горлышка, совершенно не чувствуя богатого вкуса красного полусладкого.       Градус нагоняет юношу быстро и он, закончив с раздумьями, пишет Илье положительный ответ, желая отвлечься и перестать представлять Арсения в одной кровати с Аленой.       Забежав в магазин, Шастун скидывает с полок в корзину все, что можно есть на природе, прихватывает несколько полторашек пива и, расплатившись за все, получает несколько накопительных наклеек.       Таксист, везущий его на дачу любителя перебивать людей Алексея Щербакова, негромко насвистывал какую-то знакомую раньше, но уже давно забытую юношей мелодию. Антону вдруг начало казаться, что сейчас он — предатель: наскоро собравшись и не предупредив своего парня, едет за город просто для того, чтобы набухаться в какой-то малоизвестной ему компании и забыть все подробности своей личной жизни.       В попытке успокоить совесть, Антон, разблокировав телефон, долго смотрит на фотографию любимого человека во Вконтакте, а затем пишет ему короткое сообщение: «Я сегодня с друзьями на шашлыках, целую».       Ответа не приходит ни через минуту, ни через пять, ни через полчаса, а потому Антон с чистой совестью вываливается из машины классического желтого цвета, в обеих руках зажимая пакеты с провизией, и кивает Макару в качестве приветствия. Илья не прекращает широко улыбаться, выхватывая из одной руки Шастуна полные пакеты, и первым заходит во двор дачи друга. — Ну нифига себе! — к Антону подбежал Сергей и всучил ему в свободную руку пластиковый стаканчик с ароматной настойкой. — Я на месяц столько продуктов не покупаю! — Да тут по мелочи, — тушуется юноша. — Овощи всякие, которые можно на шампурах зажарить, пара пачек сосисок, немного уже замаринованного мяса, закуска и пиво. — О, это на завтра нам опохмельчик будет! — потирает руки Макар, разбирая пакеты.       Обойдя вокруг стола и усевшись на свободный стул, Антон как бы случайно бросил взгляд на Сергея, глубоко вдыхая и, не сумев выдохнуть от сильного беспокойства, закашлялся набранным в легкие воздухом. Мужчина пожал плечами, как бы говоря: «ну да, мы в курсе, что ты — гей, но не боись, мы братанов не бросаем», а затем кивком головы указал на уединившихся чуть поодаль двух мужчин, стоявших друг к другу слишком близко. Тот, у которого была практически такая же странная прическа, как у Сергея, участливо следил за шашлыками, слишком часто их переворачивая, а второй, пониже первого ростом, эмоционально что-то рассказывал, под конец монолога поцеловав неумелого повара то ли в плечо, то ли в шею, загородив весь обзор своим телом. — Так, Чех, хорош титьки мять! — бодрой походкой Илья оттолкнул парочку от костра. — Батька вернулся творить чудеса!       Значит, это и есть те самые Чехов и Кукота, про которых рассказывал Макар в сегодняшнем сообщении. В компании друзей они ведут себя спокойно, не опасаясь едких шуточек, без которых, увы, этот вечер все равно не остается, но всем всё равно комфортно находиться в этот вечер вместе друг с другом. — Ну, как тебе настоечка? — достаточно охмелев и уступив свой пост повара бодрому Щербакову, Макар грузно уселся за соседний от Шастуна стул. — Скажи — огонь! — Огонь, — послушно отвечает юноша. — Но шашлыки круче! — Еще бы — сам мариновал! Готовка — это ведь как женщина: нужно понимать, когда быть нежным, а когда грубым. — Прости, мне этого не понять, — смеется Антон, опустошая пластиковый стакан.       Вибрация от входящего звонка звучит оглушительней смеха пьяного друга и Шастун нехотя кидает взгляд на экран телефона. Абонент «АрСеня» звонит не переставая последние полчаса, но у Шастуна нет никакого желания принимать вызов и он, боязливо оглянувшись, все же не решается поставить телефон на беззвучный режим, чтобы даже вибрация не извещала его о новом входящем звонке. — Может, ответишь?       Илья смотрит на него как-то упрекающе, заполняя пустые прозрачные стаканчики на одну треть крепкой настойкой и вылавливая из большой тарелки поджаренный кругляшек сладкого желтого перца. Все вокруг выглядят расслабленными и счастливыми, заряжая своим настроением даже угрюмого с самого прихода Шастуна. Сейчас юноша был бы безумно счастлив оказаться в теплых объятиях своего парня, но отвечать на телефонный звонок отчего-то не хотелось. Может, потому что он чувствовал, что боль от увиденной сегодня фотографии еще не испарилась. Он всегда знал о богатых похождениях своего парня, но никогда не имел возможности и желания быть свидетелем неверности того, кого так сильно любил. — В следующий раз, — голос дрожит и предательски выходит на высокие ноты, но Шастун пытается выглядеть уверенным, выпивая настойку залпом, жмурясь и закусывая маленькой помидоркой черри. — Вы часто собираетесь, чтобы выпить? — Когда как, — стаканчик Ильи вновь пустой. — Бывает, что несколько раз на неделе, а бывает, что и за пару месяцев ни разу.       Юноша удовлетворительно кивает, глотая большими глотками жгучую настойку и пытаясь хоть как-то отвлечься, чтобы не думать о своем парне. В голову Антона приходит мысль, что Арсений, скорее всего, волнуется. Еще ни разу за время их отношений юноша не оставлял множество звонков от любимого человека не принятыми, перезванивая или отписываясь практически сразу.       «В следующий раз, — подумал Шастун. — В следующий раз я точно возьму трубку».       Но в следующий раз звонит не Арсений, а его лучший друг — Димка Позов. С этим парнем они знакомы еще со школьных времен: вместе списывали, вместе прогуливали, вместе страдали от разбитых сердец. — Да, Поз, — нехотя отвечает юноша, взглядом выискивая на столе еще не опустошенную бутылку с настойкой. — Что «да», Антон? Ты где вообще находишься? Твой Арсений с ума сходит! Или что, все, прошла любовь? Ты же мне потом ныть будешь, если твой Попов куда-нибудь съебется! — Дим, не начинай, пожалуйста. — Я тебе уже тысячу раз говорил: либо ты обрываешь все связи со своим бабником, который свой хер в штанах удержать не может и ебет все, что движется, либо оставайся с ним, но страдай и помалкивай! Ты понимаешь, что он сейчас на меня наорал, мол, я тебя прикрываю? Где ты? — На шашлыках, — голос звучит удивительно спокойно. — Макар так круто их замариновал — пальчики оближешь. — Ты идиот? Попов же весь изревнуется, если об этом узнает! Быстро — что мне ему сказать? Он скоро перезвонит, просил узнать, где ты и все ли с тобой в порядке. — Скажи, что это не его дело, — домашний алкоголь, кажется, хорошо затуманивает мозги. — И еще передай, что, судя по новой фотографии в инстаграме Алены, мне нужно будет подготовить документы о начислении ей премии в особо крупном размере. Сделаю, к его приезду они уже будут готовы. — Что с тобой? — голос лучшего друга смягчился. — Что-то произошло? Ну, кроме всех этих его похождений? Тох, ты же всегда говорил, что готов терпеть что угодно, лишь бы Арсений каждый раз возвращался к тебе. Да, я никогда не одобрял ваши отношения, но ты взрослый человек, а потому я никогда не вмешивался, лишь советовал иногда что-то по мелочи. Не хочешь рассказать о причине своего поведения? Может, найдем решение — две головы же лучше одной, да? — Да, но… — шумный выдох, несколько больших глотков прямо из горлышка бутылки. — Я не знаю, Поз, что произошло. Может, я просто устал, а, может, мое терпение наконец-то закончилось. Я люблю его… Ни меньше, ни больше, чем вчера или неделю назад, но как-то вот… все. Что-то щелкнуло, и я безумно хочу быть рядом с ним, но при этом мне хочется быть его единственным, понимаешь? — Шаст, это нормально, — выдыхает Димка на том конце провода. — Так и должно быть, наверное. Ладно, попробуй отвлечься там, а по приезду звони — футбол посмотрим, поговорим. И это… Арсению мне что сказать? — Все то же самое, Поз, что я просил передать ему до этого. Слово в слово.       Друг что-то угукает в ответ и Антон уже хочет попрощаться с Димкой, как на том конце провода раздаются короткие гудки. Юноша даже не догадывается, он знает, что его друг вынужден был переключиться на позвонившего чуточку раньше Арсения Попова. — Кажется, я все слышал, — виновато отозвался все еще сидящий рядом Макар. — Нет, определенно точно я слышал все. — Без разницы, — устало потирает глаза Шастун. — Ситуацию это не изменит, меня не пристыдит…       «А моего парня не исправит» — мысленно добавляет Антон к недосказанной фразе и, сделав из бутылки еще несколько больших глотков, выливает остатки в опустевший стакан Ильи.       Не успевает донышко бутылки коснуться стола, как телефон юноши вновь разрывается вибрацией от входящего звонка, и Антон долго смотрит на фотографию контакта — улыбающийся и довольный директор табачной компании. В груди снова что-то екает — не то сердце, не то позабывшие дышать легкие, а подсознание так некстати подтасовывает картинку, на которой Арсений страстно целует темноволосую девушку, руками скользя по ее тощему бедру, и желание ответить на звонок сразу пропадает.       Усмехнувшись самому себе, юноша кладет телефон на стол экраном вниз, чтобы больше не видеть лица любимого человека, и нервно откидывается на спинку пластмассового стула. Где-то за деревьями, скрывающими линию горизонта, солнце спешно уходило на покой, оставляя после себя только сумерки и редкое мерцание ярких звезд. — Симпатичный, — Макар не без труда встает со своего стула. — Не парься так, все еще обязательно наладится! А пока расслабься и забудь обо всем! Тебе это, похоже, надо.       Антон кивает, понимая, что его новый друг прав — он слишком долго не позволял себе по-настоящему расслабиться, не думая о последствиях или хотя бы о завтрашнем дне, а потому его психологическое состояние — словно натянутая струна — потяни за любой конец и она порвется, опаляя ударом все скрытые опасения и страхи.       Улыбаясь пришедшему поздно домой Арсению, Антон всегда выдыхал с облегчением, потому что всегда боялся, что когда-нибудь его парень не вернется. Боялся, что Попов выберет кого-нибудь другого, оставив Шастуна в стертых воспоминаниях, позабыв обо всем, что когда-либо говорил.       Небо окончательно стемнело, многие из хорошо подвыпившей компании пассивно разлеглись на своих стульях, попами сползая чуть ли не на землю, и лишь Макар с Щербаковым заботливо бегали то вокруг мангала, пытаясь безопасно потушить огонь, но при этом не залить все вокруг водой, то в доме, вытаскивая из шкафов всевозможные покрывала, одеяла и подушки. — Пацаны, я помогу сейчас, — неразборчиво бубнит Шастун, пытаясь встать со стула, но ноги подкашиваются, а тело оказывается неожиданно тяжелым, и юноша грузно садится обратно. — Макар, я потащу Серегу, а ты — Антона. Он такой шпала, что я сам в его ногах запутаюсь.       Илья смеется, но Щербакову не перечит. Характер мужчины всегда был не как камень, стойко стоящий на своем месте и борющийся со всеми ветрами, а как поток воды, умело обходящий все препятствия и достигающий поставленных целей.       Обхватив Антона за талию, Илья перекинул одну руку через свое плечо и помог подняться парню со стула. Шастун не помнил, когда в последний раз он так сильно напивался за пределами своей квартиры, но потерянное ощущение дарило приятное чувство свободы и безнаказанности, а потому юноша, сам того не осознавая, положив вторую руку поверх ладони своего нового друга, поддерживающего его за талию.       Мужчина не отстранился, продолжая буквально тащить на своих широких плечах норовящее познакомиться с луковыми грядками и морковной ботвой худощавое тело.       Антону хотелось, чтобы мужчина остановил поток его воспоминаний, в которых доставщик еды чинит засорившуюся ванну, приглашает в дешевый, прокуренный и прогнивший от сырости бар, а позже с понимаем относится к его ориентации. Все это кажется нереальным и неправильным, люди никогда не врывались в его жизнь так быстро и бесцеремонно, впуская в устоявшуюся жизнь сквозняк из реального мира, который медленно начинает расставлять все по своим местам.       Большой палец Шастуна скользит по мощному запястью мужчины, и Илья наконец-то реагирует на своего друга, взглядом прося остановиться. Хватка на талии усиливается, но то, что на бледной коже могут остаться синяки, юношу не волнует. — Антон… — Не боись! У меня Сенечка есть.       Все тело резко тяжелеет и Шастун вынужден выставить свободную руку перед собой, чтобы не ушибить колени. К горлу подкатывает противный ком и Антона тошнит… Тошнит от крепкой настойки, от своей жизни и от самого себя. Он так отчаянно хотел почувствовать человеческое тепло, не думая при каждом прикосновении о тех женских стонах, которые его партнер слышал от каждой, которой посчастливилось побывать в его объятиях, что на долю секунды возжелал остаться в этом мгновении, в этих сильных руках.       От своих мыслей тошнит еще сильнее, и Антон выдыхает через нос всю свою гордость и верность вперемешку с пережеванными шашлыками и, наконец, отдышавшись, виновато смотрит на Илью.       Мужчина слабо улыбается уголками рта, одной рука поддерживая Шастуна за локоть, чтобы тот не упал в собственную же рвоту и о чем-то советуется с хозяином дачи.       Спохватившись, Антон судорожно ощупывает карманы, находя в переднем кармане джинсов свой телефон и, собравшись с силами, рывком встает на ноги.       Какой позор, боже, предать самого себя! Антон же так сильно любит Арсения, что за свою секундную слабость готов покончить с собой. В воспоминаниях всплывают озорные голубые глаза, в которые он любит смотреть открыто, не скрывая своих чувств, а плечи чувствуют фантомное объятие. Так его обнимать умеет только он, наваливаясь всем весом, ладонями прижимая к себе, сбивчиво дыша чуть ниже уха, опаляя своим дыханием чувствительную кожу юноши.       Антон чувствует, как по его щекам текут слезы. Он так хочет сейчас к нему, к такому властному, внимательному и по своему заботливому человеку. Губы дрожат от невозможности урвать даже самый короткий и смазанный поцелуй с губ своего парня, а в ушах его смех — такой бархатный и спокойный, что Антон не выдерживает и всхлипывает от досады.       Сейчас с ним не он.       Юноша чувствует, как его практически с силой затаскивают в дом, а потом сознание мутнеет, глаза закрываются и Шастун пропадает, приходя в себя лишь на следующий день.       Он лежит на длинном диване, скомкав плед под себя и дрожа от холода. Со двора слышатся смех и громкие разговоры, но юноше хотелось бы сейчас оказаться в тишине, а, в идеале, вообще в одиночестве.       Не без труда присев и укутавшись в плед, Антон оглядывается. Все уже давно проснулись, оставив его пускать на подушку слюни и произносить незнакомые человечеству слова и звуки. Вспомнив все, что было вчера, юноша выдыхает из легких весь воздух, надеясь избавиться от гнетущего чувства стыда: он не отвечал на звонки Арсения, послал его куда подальше через третьего человека и какую-то гребаную секунду насладился прикосновением своего друга.       Наспех уложив волосы размашистыми поглаживаниями ладони, Антон постарался аккуратно сложить плед и, почувствовав, что растратил на это все свои силы, грузно рухнул на диван. От похмелья болела голова, и здравые мысли одна за другой откладывались в долгий ящик. Больше всего сейчас хотелось выпить противопохмельную таблетку, можно даже аспирина. Да что уж там, даже обычный рассол казался более желанным, чем тарталетки с черной икрой или так идеально приготовленные вчерашние шашлыки.       Ощупав карманы, Антон не находит своего телефона и уже начинает паниковать, как видит свой гаджет на полу рядом с диваном. Дотянуться до гаджета — еще одно испытание, с которым юноша справляется, перебарывая тошноту и желание выблевать все свои внутренности прямо здесь и сейчас.       Экран не разбит — это хорошо, а вот то, что часы показывают уже почти три часа дня — не очень. Разблокировав телефон, Антон в мучении закрывает глаза и сжимает веки до появления разноцветных точек. Арс… Его Арс звонил ему бесконечное множество раз, отправлял кучу сообщений на телефон и в социальных сетях. Шастун читает каждое, ощущая, как его Попов то злится, то беспокоится, а то и вовсе боится за жизнь своего парня.       Сначала Антон думает, что нужно срочно позвонить Арсению, но потом понимает, что просто не может этого сделать. Ему стыдно за себя, обидно за вчерашнюю фотографию и больно от осознания неправильности их отношений. Он наконец-то начинает все понимать.       Ответив во Вконтакте простым «Все нормально, скоро буду дома», Антон вызывает такси. Ему безумно хочется утопиться в ванной, а затем воскреснуть во вчерашнем дне, чтобы не поехать на шашлыки и не начать копаться в своих отношениях, больше не считая их идеальными. Дача находится далеко на окраине, но такси обещает подъехать в течение получаса и Антон шумно выдыхает, начиная отсчитывать секунды. — Держи, — к лежащему на диване Шастуну подсаживается бодрый Макар и весело напевает: — Рассольчик от огурцов и помидорок!       Юноша послушно принимает протянутый ему большой пивной стакан с мутной жидкостью и выпивает все без остатка. Организм сразу же начинает чувствовать себя немного лучше, будто из него высосали достаточную порцию яда, чтобы продолжить жить. — Таблеток нет, за это прости. Проснись ты на пару часов раньше, мог бы побороться за них с Чехом. — Ничего, все нормально.       Антон смотрит на Илью и испытывает глубочайшее чувство стыда. Ему хочется, чтобы его друг позабыл вчерашний вечер. Ну, или хотя бы сделал вид, что забыл. — Я вызвал такси. — Да, нам всем уже пора по домам.       Макар одаривает пьяного друга понимающим взглядом и, услышав вибрацию не своего телефона, выходит во двор. Антон благодарен ему за все, думая, что, возможно, он преувеличивает значимость и колоссальность вчерашнего маленького… недоразумения. Но такого не должно было произойти, ведь он уже принадлежит другому человеку.       Арсений звонит во второй раз, в третий, в десятый и в сотый, но каждый раз его вызовы переходят в разряд непринятых. Шастун зарывается в себе и прожигает дни то на диване в гостиной, то в кресле своего рабочего места, считая пропущенные вызовы и коря себя за трусость. После той фотографии он боится услышать голос своего парня и понять, что тот стал для него чуть менее родным. Он боится перестать любить того, за кем готов идти и в воду и в пламень.       Отписавшись от Инстаграма всех своих коллег, Антон думает, что лучше просто знать о похождения своего парня, чем видеть прямое их доказательство. Он пытается улыбаться своим коллегам, по тысячу раз просматривает совместные фотографии со своим парнем и старается своими чувствами заштопать то маленькое зияющее ранение на сердце, оставленное уже удаленной фотографией дизайнера их фирмы.       Налив себе бокальчик вина, юноша аккуратно ставит бутылку на прозрачный журнальный столик, подложив под донышко выпуск русского журнал «Forbes» полугодичной давности. С утра еще надо успеть приготовить глазунью, а потому на телефоне появляется будильник на пять утра.       Антон наконец-то начинает успокаиваться, понимая, что увидит своего парня меньше, чем через двенадцать часов. Ему вдруг становится стыдно за ту игру в молчанку, что он устроил Арсению, а потому открывает диалог во Вконтакте со своим любимым человеком, чтобы написать, как сильно он по нему соскучился и что очень сильно ждет его возвращения.       В тишине квартиры эхом раздается скрежетание ключа в замочной скважине, а затем входная дверь открывается. На мгновение сердце юноши перестает биться, вслушиваясь в уверенные шаги. Лязг ключей, шорох снятой верхней одежды, мерный звук от движения колес чемодана по паркетному полу и, в завершение всего — шумный выдох голубоглазого мужчины. — Ты не отвечал, — мужчина устало потер брови, в попытке успокоится, прикрывая глаза. — И я, вдруг, подумал, что ты ушел от меня. — Никогда, Арс, — Антон дрожащей рукой ставит бокал на журнальный столик, резко вставая с дивана и через пару шагов оказываясь перед своим парнем. — Никогда, слышишь? Боже, что за глупость! — Это из-за той фотографии? Милый, клянусь, ты больше никогда не увидишь ничего подобного. Я прослежу, чтобы…       Антону уже не важно, что именно говорит Арсений, он просто хочет его прикосновений. Притянув мужчину за ворот рубашки, Шастун впивается в любимые губы, не позволяя тому договорить. По всему телу разливается приятное ощущение теплоты, вытесняющее собой все страхи, съедающие его последние несколько дней. Антон чувствует, как мужчина вбирает его губы, покусывает, глубоко просовывает свой язык, касаясь неба и зубов. Они оба забывают дышать, наслаждаясь процессом, вжимаясь друг в друга.       Расстегнув верхнюю пуговку на рубашке Арсения, Антон недовольно выдыхает судорожно набранный в легкие воздух, и вновь льнет у мужчине, желая продолжить поцелуй, но Арсений лишь играет с ним, изворачиваясь от припухших в желанной ласке губ и кусая мочку уха, запуская руки под растянутую домашнюю футболку, прижимаясь пахом к худощавому бедру.       От возбуждения сносит крышу и Антон сам не понимает, как они оказываются в спальне, как Арсений остается без рубашки, как можно так желать и любить.       Шастун сдерживает обещание, когда, проснувшись на следующее утро от собственного будильника, оставленного в гостевой, направляется на кухню. Он уже привычно разбивает шесть яиц, солит, добавляет парочку полосок ветчины и прикрывает сковороду прозрачной крышкой.       В голове играет слишком слащавая песня, услышанная прошлым днем в кафе, и Антон недовольно морщится, но качает головой в такт редким барабанам. Сегодня наконец-то дышится полной грудью и чувствуется всем сердцем, когда юноша, закончив с приготовлением завтрака, осторожно залезает обратно в кровать. Сильные руки сразу же обнимают его, притягивая к себе, и Антон даже не думает сопротивляться, оставляя ноги свисать с кровати, а носом утыкаясь в грудь любимого мужчины.       Все наконец-то начинает налаживаться и возвращаться на круги своя. Через пару дней Шастун с удивлением узнает, что Алена больше не работает в их фирме и предпочитает не интересоваться подробностями, наслаждаясь каждым прожитым днем.       Арсений каждый вечер приходит еще до полуночи, в некоторые дни возвращаясь домой сразу после работы и с такой нежностью льнет в объятия Шастуна, что Антон забывает обо всех переживаниях, утопая в своей безграничной любви.       С Макаром Антон иногда списывается, отвечая другу дежурными фразами и несложными предложениями. Спустя какое-то время, он наконец-то понимает, что то пьяное прикосновение было лишь маленькой ошибкой, недостойной внимания. Иногда он и сам хотел бы о чем-нибудь поговорить с Ильей, но просто не знал, о чем. Все его мысли, слова и эмоции уже были отданы одному человеку, а потому для друга уже ничего не оставалось.       Близилось третье июля, а вместе с ним и третья годовщина отношений Антона со своим начальником. Юноша сидел на своем рабочем месте, спешно доделывая отчет о разработке новых вкусов капсул для сигарет. Сам он такими никогда не пользовался, предпочитая вдыхать чистый дым без каких-либо примесей. — Антош, отвлекись, — мужчина аккуратно сложил проверенные документы в черную папочку и связался по стационарному телефону с секретаршей. — Поторопи бухгалтеров с финансовым отчетом и пусть отдельно сделают отчет о выплаченных заработных платах всем сотрудникам головного отдела, филиалов, заводов и дочерних компаниях. А, и еще два кофе. — Устал? — помощник директора отодвинул клавиатуру компьютера и положил голову на сложенные на столе руки. — Я свой отчет смогу сдать только завтра, но до обеда. — Расслабился, раньше ты такого себе не позволял. — Прости, — намереваясь вновь взяться за работу, виновато бубнит юноша. — Будешь печенье? Тут рядом недавно открылась новая пекарня с домашней выпечкой. — Так вот что ты постоянно хомячишь на рабочем месте!       Губы мужчина коснулись русой макушки в невесомом поцелуе и Антон довольно улыбнулся, сохраняя недоделанный отчет. Оставляя дорожку из поцелуев сначала за ухом, а потом на скуле парня, Попов потянул его за руку к черному кожаному дивану, удобно устраиваясь у подлокотника. Шастун любил такие моменты, когда в Арсении просыпались неожиданные приступы нежности, и он откладывал всю работу на жалкие пятнадцать минуты понежиться рядом со своим парнем.       Секретарша вошла без предупредительного стука, походкой от бедра проследовав до журнального столика напротив дивана и, с отвращением улыбнувшись, поставила на гладкую столешницу две маленькие кружки с кофе. Блузка, как всегда, с глубоким вырезом удачно отвлекала внимание от короткой юбки, но не от отсутствия мозгов. — Ирина, за все время работы в нашей фирме Вы так и не научились стучаться перед тем, как войти? Приобретение полезных навыков явно дается Вам с трудом. — Извините, Арсений Сергеевич, я могу идти?       Мужчина оставил девушку без ответа, но она его и не требовала, направившись к выходу еще во время вопроса. Эта девушка всегда сильно бесила Шастуна своим самодовольным взглядом и заносчивым характером. Казалось, она устроилась в их фирму только для того, чтобы пускать неприятные сплетни о директоре гее и его временной пассии в лице помощника, который, по ее мнению, незаслуженно получил свою должность. Вот только если бы Кузнецова хотя бы на полтора года пораньше устроилась работать в эту фирму, то она бы знала, что начинал Антон с простого стажера, неустанно предлагая свои идеи и разработки каждому, к кому Попов прислушивался, а потому успешно продвигался по карьерной лестнице.       Юноша улыбнулся, вспоминая, как в первый раз сел за стол помощника директора, опасливо поглядывая на утонувшего в завале из документов и отчетов Арсения из-за аврала после аварии на одном из самых крупных заводов по производству их продукции. Поначалу Попов был строг к Антону, не возлагая на него никаких надежд. Он решил взять на этот пост именно его только потому, что многие его доверенные коллеги с горящими глазами рассказывали, какой же этот мальчишка неугомонный, трудолюбивый, талантливый и ответственный.       Впрочем, через пару месяцев директор фирмы уже не представлял свой кабинет без пыхтящего помощника Антона Шастуна, а рабочее утро без широкой улыбки и уверенных рукопожатий.       Арсений влюбился. Он надеялся, что с ним такого больше никогда не произойдет, иначе вновь придется приносить боль тому человеку, который обустроил себе местечко в его сердце. Никто и никогда даже не пытался понять Попова. Понять то, что он не может быть с одним человеком. — Ну так где там твое печенье?       Антон покачал головой, избавляясь от воспоминаний и, оставив легкий поцелуй на шее директора, направился к своему столу.       После работы Арсений пообещал Шастуну вернуться домой не позднее одиннадцати часов вечера, а потому юноша со спокойной душой отправился в другой район города, где они с Макаром договорились встретиться и вместе поискать подходящий подарок для Арсения. Илья выглядел бодро, без конца написывая что-то в своем телефоне, бросив другу короткое и невнятное приветствие. — Мы идем? — Да, Шаст, погоди.       Посмотрев время на телефоне, Антон достал пачку сигарет их компании. Юноша как никто другой знал, что курение всегда убивало время, которое ты вынужден тратить на ожидание. Закурив, Шастун полной грудью вдохнул пропитанный никотином дым и на долю секунды задержал его в легких, медленно выдыхая и наслаждаясь каждой затяжкой. Прикончив сигарету, руки юноши сами потянулись за второй, но его остановило то, что Илья наконец-то убрал свой телефон в карман. — Ты вообще думал о подарке? Ну, не будем же мы в каждый магазин заходить в поисках чего-нибудь «того самого»? — Долго думал, вот серьезно, но что можно купить человеку, который сам себе покупает то, что хочет. Не знаю, браслет какой-нибудь из платины или часы. Хотя, часов у него и так несколько. — Сложно будет, — констатирует Илья и направляется в ближайший ювелирный магазин.       Потратив на поиски хорошего подарка пару часов, Антон все же покупает простые блокнот с ручкой в элитном магазине, как выразился Илья «для богатеев», и серебряные запонки с темно-синими сапфировыми вкраплениями.       Находиться рядом с Макаром Антону было легко и свободно, как это бывает с его лучшим другом Димкой. Юноша давно так не отдыхал во время шопинга, всей душой ненавидя этих навязчивых консультантов и бесконечные ряды с товарами, в которых он терялся, даже не смотря на свой высокий рост.       Ранняя жара не спадала даже глубоким вечером и друзья решили съесть по большому рожку мороженого, чтобы отпраздновать окончание поисков подарка. Шастун подмышкой удерживал черный подарочный пакетик с красивыми буквами золотого цвета, пока открывал фисташковую топтыжку и показательно кривился, когда Илья откусывал большими кусками свое — шоколадное мороженое. Вафельный рожок, раз десять побывавший в морозилке и на свежем воздухе, давно потерял свою хрустящую текстуру, но под непрекращающийся приятный разговор казался хрустящим, ароматным и безумно вкусным. — Я тоже с левого берега Воронежа, — рассказывал Макар, вытирая подтаявшее мороженое с бороды. — Город наш такой… свободный, что ли. Ни этих тебе высоток и загруженности, как в Москве, ни вынужденной питерской галантности. Живешь себе в радость и больше ни о чем не беспокоишься. — Да, но перспектив, конечно, не так много. — Я тебя умоляю, — заливается смехом Илья. — Я разносчик еды, какие тут перспективы? Что в Москве, что в Воронеже! — Хочешь вернуться?       Затаив дыхание, Антон ждет, что его собеседник ответит простое «нет». Они не так давно знакомы, чтобы стать лучшими друзьями, но в надежности Ильи юноша был всегда уверен. С самой первой их встречи и до сегодняшнего дня Макар играл в жизни Антона важную миссию — своеобразного двухметрового бородатого «анти-стресса» с понимающими глазами и успокаивающей аурой доброжелательности.       Не дождавшись ответа, Шастун поворачивается к Илье и неожиданно замечает, как меняется в эмоциях его собеседник. Он, кажется, никогда не видел, чтобы улыбка сходила с его доброжелательного лица, заставляя губы дрожать от ненависти или злости, а брови сходиться на переносице. Пытаясь перевести взгляд с лица друга, Антон замечает раскрошенные остатки вафельного стаканчика и неровные следы от подтаявшего шоколадного мороженого, пропущенного сквозь сжатые пальцы. — Это же он? — сквозь зубы процеживает Илья и Антон наконец-то оборачивается, чтобы посмотреть на то, что так сильно разозлило его друга.       По другую сторону дороги, рядом с дорогим рестораном, заливисто смеялась секретарша их фирмы, которую еще несколько часов назад отчитывал Арсений Попов, а сейчас учтиво открывал перед девушкой дверь, второй рукой придерживая ее даже не за талию, а за упругую ягодицу.       Сердце Антона вновь болезненно сжалось, как в тот момент, когда он наткнулся на ту злосчастную фотографию в инстаграме Алены. По-началу глаза застелила пелена обиды, заставляя отвести взгляд и смотреть куда угодно, только не в сторону любимого человека. Затем зубы заскрежетали от ненависти, и юноша впервые захотел ворваться в ресторан, ударить Арсения и высказать ему все, что заставляет сердце болеть, а душу слезно обливаться кровью от отчаяния и разочарования.       С трудом совладав с собой и слабо улыбнувшись, Антон всеми силами пытался показать своему другу, что с ним все нормально, но сам понемногу переставал в это верить. Мелкая дрожь мурашками пронеслась по всему телу, заставив юношу заметно вздрогнуть и потерять свою кривую неправдоподобную улыбку.       «Почему?» — спрашивал сам себя Шастун. — «Почему раньше я мог не обращать на это внимания и относился к изменам… Да, именно к изменам — пора бы уже начать называть вещи своими именами! Относился спокойно, словно так и должно быть во всех нормальных отношениях, а сейчас… Не могу? Не получается? Не хочу?» — Макар, надо уходить! — голос дрожит, превращая мольбу в жалкое подобие истерики. — Пожалуйста, он может нас увидеть! Что я тогда ему скажу? — Тох, ты чего? Он только что в ресторан с какой-то девкой зашел! — Это не важно! — кричит юноша сквозь стиснутые зубы и, развернувшись, уходит прочь.       С большим запозданием Шастуна накрывает страхом. Меньше всего он хотел, чтобы кто-то из его новых друзей узнал о подробностях их с Арсением нездоровых отношений, а потому был готов проклинать этот день, этот вечер и этот неисправно испорченный момент радости от долгожданной покупки.       Завернув за угол, Антон оперся одной рукой о прохладный кирпич многоэтажного здания, пытаясь отдышаться и срочно придумать вразумительное объяснение для своего друга. Илья уже стоял рядом, силясь что-то сказать или сделать, но то ли не находил нужных слов, то ли смелости для действий. — Никакой жалости, Макар, мне она не нужна! — Как скажешь, но объясни, что только что произошло? Это же был твой парень? Я, конечно, сначала был уверен в этом лишь процентов на семьдесят, но твоя реакция все расставила на свои места. Тох, твой парень сейчас лапает какую-то женщину в дорогущем ресторане, понимаешь? Это, вообще, нормально? — Нормально, — выдавливает из себя Шастун, пытаясь совладать с мелкой дрожью. — Для нас это — нормально. — Я не понимаю, у вас что, свободные отношения? — Нет, я не имею права с кем-то спать, только он, — кажется, дрожь становится только сильнее. — Мы обговорили все эти нюансы еще в первый день наших отношений. Я знал, на что шел, поэтому все хорошо. Как всегда… — Да какой хорошо, Тох, тебя трясет! — вопреки просьбе друга, Илья все же смотрит на Шастуна с жалостью, пытаясь выдать это за заботу и, юноше уже откровенно мерещится — за нежностью. — Иди сюда!       Антон не успевает ничего понять, чувствуя лишь, как его с силой тянут на себя, прижимая к широкой груди, и долго выдыхают где-то над самой макушкой. Поддавшись, юноша впервые обнимает кого-то, кто выше его ростом, утыкаясь носом в шею, чуть склонив голову и отчаянно желая, чтобы его раздавили, не оставив и мокрого следа. Но Макар обнимает заботливо, едва сжимая его мощными руками и, кажется, действительно боится навредить своими действиями.       Широкая ладонь перемещается на затылок и нежно поглаживает русые волосы юноши, но Шастун и не против. Он чувствует, что в чужих объятиях ему становится легче, что дрожь постепенно сходит на нет, что больше не нужно сдерживать слезы, потому что плакать больше нет никакого желания. Чувствует дешевый, но приятный аромат чужого парфюма.       Спохватившись, Антон резко отступает назад, руками отталкивая Илью от себя, и долго смотрит в никуда, раз за разом прокручивая в своей голове момент, как Арс с Ириной входят в тот злополучный ресторан.       Окончательно в чувство его приводит голос Макара, разговаривающего по телефону и неуверенно озирающегося по сторонам. Взгляд его больше не выглядит уверенным, каким он был еще минуту назад, выражая теперь лишь сожаление и некоторую вину. Сейчас Илья, конечно, последний человек, который должен в чем-либо себя винить. Он всего лишь хотел успокоить друга, находящегося на распутье между неуемным плачем вкупе с самокопанием, и чем-нибудь еще, пострашнее. Никто не знает, на что способен человек в состояние глубокого отчаяния.       О том, как бы поступил Антон, знал только он: пришел бы домой, привычно откупорил бутылку вина, улегся на диван и попытался бы стереть увиденное из памяти. Любить Арсения по-прежнему хотелось даже после того, как юноша стал прямым свидетелем неверности своего парня. Но ведь никто и никогда от него ничего не скрывал, а потому и поводов злиться на Попова он не мог отыскать.       Так и есть…       Антон злился, но не на Арсения, а на самого себя. На то, как яро начал реагировать на все похождения своего парня, и не понимал, почему ему вдруг действительно стало не все равно. Раньше же он мог выкидывать из головы все дурные мысли и закрывать глаза на поздние возвращения домой, но сейчас- то что произошло?       Собственником Антон никогда не был, а потому так просто согласился с условиями Попова. Юноша всегда думал, что нет никакой разницы, с кем спит его парень, если он каждый раз возвращается ночевать к нему, шепча перед сном слова любви и обнимая так нежно, что сомневаться в чувствах Арсения не приходилось.       Но разница, как оказалось, есть!       Делить Попова с кем-то больше не хотелось. Антону вдруг до зубного скрежета понадобилось, чтобы Арсений проводил все вечера только с ним и только к нему прикасался в страстной прелюдии к сексу. Чтобы губы шептали только его имя, а глаза смотрели только на него. Да, такого высокого, долговязого, немного неказистого, но все же своего парня!       Домой юноша возвращался на вызванном ранее Макаром такси. Подарочный пакет тут же отправился на самую верхнюю полку его шкафа, чтобы Арсений точно не смог найти и достать подарок. В этом доме все верхние шкафы и отсеки принадлежали только Шастуну.       Антон чувствует себя странно, оставляя разрядившийся телефон на прикроватной тумбочке, и даже не думает поставить его на зарядку. В голове неприятный ворох мыслей, помочь избавиться от которого может только алкоголь, но вино предательски не лезет в горло, вызывая отвращение еще на этапе откупоривания бутылки.       Откашлявшись и вытерев губы, юноша смотрит сквозь прозрачный бокал, наполненный жидкостью благородно красного цвета и, кажется, не видит своего отражения. Будто его и нет ни в этой квартире, ни в жизни Арсения. От таких мыслей Антон не выдерживает и вышвыривает чудом не разбившийся бокал в раковину, отправляя следом ещё и бутылку вина, и закуривает любимые сигареты.       Вновь откашливается, в этот раз от неожиданной крепости никотинового дыма, уже давно ставшего для него привычным. Вторая затяжка тоже не заходит, опаляя легкие и царапая горло, а потому Шастун лишь тушит сигарету о край ванны и отправляется спать.       Как только голова касается подушки, юноша чувствует, что постепенно проваливается в сон. Закрыв глаза, он видит Арса.       Своего Арса.       И вновь сгорает от бесконечной любви к нему. Плечам вдруг не хватает его прикосновений, губам — поцелуев, а ушам тихого и размеренного сопения любимого парня. В Попове Антон погряз полностью, не оставив себе даже тоненькой тропинки для отступления, а потому даже после увиденного сегодня смиренно ждал его возвращения. Антон не знает, сколько проходит времени, он даже не может полностью понять: спал он, дремал или бодрствовал, но шаркающие шаги по гостиной мигом приводят его в чувства, заставляя резко присесть на кровати.       Первым делом Арсений заходит на кухню. Юноша слышит, как его парень выкидывает в мусорное ведро опустевшую бутылку из-под вина, затем, судя по всему, Попов моет бокал и вешает его сушиться. Когда шаги становятся все более отчетливыми, свидетельствуя о приближении мужчины к спальне, Антона вновь начинает знобить, и он не придумывает ничего лучше, чем просто укрыться одеялом с головой. От резкого движения одеяло по инерции оголяет тощие щиколотки юноши, но он решает больше не двигаться, притворившись спящим.       Арсений останавливается около кровати, снимая одежду и любовно разглядывая укутавшегося в одеяло своего парня. Отогнув простыню и присев на уголок матраса, он устало стягивает штаны. Антон замер, боясь не только двигаться, но даже дышать или думать о чем-то.       Юноша вновь прислушивается к звукам, представляя, что делает его мужчина. Вот он аккуратно развешивает свой деловой костюм на стуле с высокой спинкой. Вот почти бесшумно открывает дверцу шкафа, вероятно, доставая чистые трусы и майку, а затем пару полотенец из нижней тумбочки, дверца которого чуть слышно скрипит. Шаги более легкие, почти невесомые, но все равно отчетливые в полной тишине. Антон понимает, что мужчина вновь остановился у кровати, совсем рядом с ним, а затем чувствует приятное прикосновение горячих мягких губ к своим щиколоткам.       Арсений укрывает его ноги одеялом, легким движением поглаживает изящные икры, и наконец-то отправляется в душ. Шум воды заглушает отчаянные попытки Шастуна не подавиться свежим воздухом. Юноша дышит глубоко, отрывисто и шумно, руками сжимая мягкую ткань пододеяльника. Мелкая редкая дрожь постепенно переходит в непрекращающуюся трясучку и Антон не понимает, чем она вызвана именно в этот момент. Арсений вернулся, он сейчас здесь, с ним. Вот прекратила течь вода в душе, а это значит, что мужчина скоро вернется в спальню и все будет как всегда.       Все будет нормально. — Проснулся? — мужчина стоит в дверях в спальню в одних трусах, тщательно вытирая полотенцем мокрые волосы. — Я тебя разбудил? — Нет, я сам проснулся, — нагло врет Шастун, вновь поворачиваясь набок, и всеми силами пытаясь унять крупную дрожь. — Хотел будильник на завтра поставить, но телефон разряжен, а за зарядкой как-то лень идти. — Я разбужу тебя, не волнуйся.       Вопреки своей педантичности и стремлению к чистоте и порядку, Арсений оставляет влажное полотенце на своей прикроватной тумбочке, залезая под одеяло. Дыхание Антона учащается и от переизбытка кислорода резко кружится голова, но юноша все же находит в себе силы отодвинуться от мужчины на несколько сантиметров, желая скрыть свое нездоровое состояние. — Арс, у тебя волосы мокрые, лучше высуши их, — почти шепчет парень, силясь произносить слова ровно и уверенно. — Иначе с утра опять будешь мучиться с укладкой. — Не хочу отпускать тебя, — тянет мужчина, обхватывая своего парня за талию и не без усилий пододвигая к себе, прижимая всем телом. — Тош, тебя знобит! Ты болен? — Нет, просто кошмар приснился. Что именно было во сне — не помню, но страх все никак не отпускает. — Милый, не бойся, — шепчет Арсений, сильнее сжимая своего парня в объятиях и целуя его за ухом, носом касаясь шеи, опаляя своим дыханием напряженные мышцы. — Я здесь, рядом. — Всегда? — Антон запоздало понимает глупость и наивность своего вопроса, накрывая ладони мужчины своими. — Не отвечай, я видел вас сегодня с нашей секретаршей. — Уже не нашей, — спокойно произносит мужчина. — То, что было сегодня с ней, ничего не значит. Глупая, напыщенная, жалкая.       Шастун думает, что жалкий в этой ситуации только он. Что, может быть, то, что у них с Арсом, тоже ничего не значит, но только чуточку по-другому? «Ничего» с девушками и женщина на один раз, а «ничего» с ним — на множество, но все же «ничего». — Ты всегда увольняешь тех, с кем спал? — А ты хочешь, чтобы я их оставил? Не переживай, я сплю только с теми коллегами, кого уже решил уволить. — Может и меня уволишь? — кажется, дрожь несильно встряхнула юноше мозги и тот совершенно не понимает, что говорит. — Судя по твоему критерию — давно пора! — Это на тебя так ночной кошмар повлиял? — Арсений и не собирался злиться, поглаживая ладонями впалый живот своего парня и оставляя светлые засосы на задней стороне шеи. — Люблю тебя, милый, так сильно, что ты и представить не можешь. — И я тебя, — тихо выдыхает Шастун, содрогаясь от крупной дрожи и глотая собственные слезы.       Он ждет, когда его парень уснет, чтобы сходить в туалет и высморкаться, умыться прохладной водой, оставить прошедший день в воспоминаниях.       Третье июня наступает слишком быстро. Антон утопает в работе, по поводу и без консультируя новую секретаршу — миленькую девушку по имени Оксана. Новая сотрудница оказывается достаточно умной и трудолюбивой, схватывая новую информацию буквально на лету. Несомненно, она симпатизирует юноше гораздо больше, чем уволенная без отработки Кузнецова, но какое-то опасение на счет ее недолгого пребывания в этой фирме все же есть.       Антон больше не может иначе.       За весь день Арсений так и не появляется в своем кабинете, встречаясь с новыми потенциальными спонсорами, и если бы Оксана не отвлекла юношу, накосячив в важных документов для согласования импорта табака Латакия с Кипра, Шастун бы повнимательнее прислушался к своим опасениям.       Часы прошли отметку в двенадцать часов ночи, сменяя число календаря на четвертое июня, когда Шастун в одиночестве доедал вторую порцию палтуса с горохом, спаржей и кокосовой пеной. Блюдо звучит красиво, выглядит эстетично, стоит дорого, но чувства сытости не приносит от слова совсем. Так и их отношения с Арсением: вроде бы они встречаются, вроде бы пара и даже любят друг друга, но беспокойств из-за этого у Антона больше, чем калорий в палтусе со всей этой буржуйской фигней.       Вино на этот раз выпивается легко, ударяя в голову с первого же бокала, но не позволяя сильно захмелеть и опьянеть до беспамятства. Он сделал правильный выбор, отодвинув подальше красное сухое «Malbec» из солнечной Аргентины и наконец-то дав шанс итальянскому белому «Ribolla».       Оставив грязную посуду на столе, Антон уже по привычке направляется в гостиную и преувеличенно трагично плюхается на видавший все его переживания и ожидания прихода Арсения диван. Юноше вдруг становится смешно: он так долго ждал дня их третьей годовщины, заранее купил подарок и даже сам привез на такси все заказанные в ближайшем дорогом ресторане блюда. А вот его парень не удосужился не то, чтобы вовремя отказаться от своего излюбленного развлечения и вовремя вернуться домой, даже простое сообщение написать ему на телефон.       В просторной комнате будто бы эхом слышится сначала нервный хохот, а затем надрывные всхлипы и тихое рыдание. Антон, честное слово, начинает уставать от количества слез, пролитых за прошедшие пару месяцев, но ничего не может с собой поделать. Диванная подушка с изображением подсолнухов Ван Гога быстро намокает от соленой жидкости и юноша рывком выкидывает ее в угол комнаты, подкладывая под голову другую, с теми же подсолнухами, но немного в другой расцветке.       Желание реветь пропадает также резко, как и появилось, но легче все равно не становится. Антон лежит, внимательно разглядывая зеркальный навесной потолок и находя в своем отражении все больше недостатков. Во-первых, конечно, это его двухметровый рост, во-вторых — слишком худощавое тело, которое юноша так и не смог подкачать в тренажерном зале, а далее уже без счета: оттопыренные уши, нелепая родинка на носу, слабый характер. Конечно, с чего бы такому прекрасному Арсению Попову уделять все свое внимание неказистому помощнику директора, хоть тот и являлся его парнем?       Телефон слабо вибрирует от входящего сообщения во Вконтакте и Антон оставляет гаджет нетронутым, точно зная, что весточка пришла не от его горячо любимого Арса. После повторной короткой вибрации юноша все же дотягивается до телефона, долго смотря на два коротких сообщения от такого же двухметрового Макара. 2:13 Ну ничего себе, уже третий час ночи, а ты онлайн! 2:21 Точно, у вас же годовщина! Прости, что отвлекаю, Шаст, забыл.

2:23 Ничего, он тоже забыл.

2:24 Хочешь поговорить и отвлечься?       Антон горько усмехается, серьезно думая, хочет он сейчас с кем-нибудь разговаривать или нет. Отражение в потолке смотрело на него все с той же противной насмешкой и, кажется уже собиралась показать на него пальцем, как на бракованного и откровенно заржать, как юноша, не выдержав пару раз громко хлопнул ладонями, сменяя тусклую подсветку ярким освещением.       На самом деле разговаривать ни с кем не хотелось, но еще больше не хотелось разговаривать с самим собой, загоняя себя в клетку собственных комплексов и страхов. Антон нажимает на кнопку видеозвонка, но ответ получает не сразу, а только после третьей попытки. На экране красуется бодрый массивный мужчина с еще более отросшей бородой, чем при последней встрече. На его растянутой и пожелтевшей от времени, но по идее белой футболке несколько жирных пятен и размазанных следов краски. — Ты художник что ли? — неосознанно улыбается Шастун, слабо, одними уголками губ, но все же улыбается. — Что рисовал хоть? — Пейзаж, — просто отвечает ему Макар, удобнее усаживаясь на скрипучем диване. — Моя лучшая картина. — Покажешь как-нибудь остальные? — Без проблем, — пауза, во время которой Илья несколько раз бросает взгляд на повернутый к окну мольберт. — Тох, ты как? — Да нормально, — наглая ложь. — Я сожрал палтуса, выпил вина и собирался лечь спать, когда ты мне написал. — И чего не лег? Списались бы завтра, я от тебя никуда не денусь.       Антон громко засмеялся, понимая, насколько фальшиво это сейчас выглядит, и проклиная свои никудышные актерские данные. Он показательно вытирает несуществующие слезы и громко выдыхает, поднимая брови и не прекращая коротко хихикать. Все так же ненатурально и надрывно. — Уморил! — Ну, раз тебе доставляет удовольствие, когда говорят правду, то я продолжу, — голос серьезный, под стать внимательному взгляду и легкой полуулыбке. — Ты мне нравишься. — Макар, ты чего? — Антон, кажется, даже не слышит своего голоса. — Да смотреть на то, как ты страдаешь, не могу больше, — перебивает мужчина и Шастун замолкает, проявляя уважение и вслушиваясь в признание друга. — Ты мне еще в нашу первую встречу понравился. Нет, ну, сначала, конечно, я прифигел от твоей панна котты: «Не дай бог она на бок завалится!» — это, прям вот, сильно было! Я подумал, что ты очередной богатенький мальчик с винтиками за роликами, но потом ты так просто разговаривал и рассмеялся… Ну… Живо так, что ли, хотя до этого мрачнее тучи ходил. У меня тогда, взрослого мужика с бородой и усами чуть колени не подкосились. Или что, ты думал, что я всех клиентов со своими друзьями знакомлю? Так вот — нет! А потом узнал, что ты гей, а еще потом, что у тебя есть парень. Ну и как-то не в моих это принципах — лезть в чужие отношения, но никто же не виноват, что Арсений у тебя — хуесос. — Макар! — Что Макар? — резко парирует Илья. — Что Макар, если это правда? Да, признание тупое и вообще не романтичное, но тем не менее ты мне нравишься! По-настоящему! Шаст, я не из тех людей, кто изменяет, а потому, если тебе захочется быть для кого-то единственным, то двери моей квартиры для тебя всегда открыты.       Антон кивает, давая понять, что он все услышал и принял к сведению. Голова вдруг резко заболела от переизбытка эмоций и информации за одни сутки, и юноша наконец-то почувствовал сильное чувство сонливости. Веки то и дело норовили опуститься и пробыть в таком состоянии не менее суток, но Шастун все же нашел в себе силы, чтобы ответить другу. — Илья, спасибо, что признался, — Антон чуть не зевнул, но вовремя смог сдержать себя — в данной ситуации это было бы верхом невежества. — Мне действительно приятно такое слышать и наши с тобой отношения ни в коем случае не ухудшаться, мы по-прежнему останемся хорошими друзьями. Прости, я не могу ответить тебе взаимностью, я уже люблю его.       Илья ничего не отвечает, но смотрит виновато, будто бы сделал то, чего делать ни в коем случае не стоило. Влюбиться в занятого парня — с кем не бывает, но как разлюбить человека, который в своей любви сгорает не от счастья, а от боли? Как вообще можно спокойно смотреть на хрупкое тело, израненное обещаниями и глупой верой в лучшее, но все равно так отчаянно льнувшее к своей холодной и безразличной машине пыток? Илья смотрел на Антона и желал огородить его от окружающего мира, отдавая всего себя без остатка. Даже если этот парень его совсем не любит. — Спокойной ночи.       Антон отключается, так и не дождавшись ответа. На сердце скребут кошки — он никогда не любил быть причиной чужого разбитого сердца, но чужим чувствам не прикажешь. Сегодняшний день он, похоже, проиграл, полностью прогнувшись под тяжелым завалом на работе, одинокого празднования третьей годовщины отношений с Поповым и отвергнув искреннее признание в симпатии.       Спать на дорогом диване оказалось не менее удобно, чем на двухместной кровати, но легкого одеяла все-таки не хватало. Антону снилось детство. То самое время, когда сломанный игрушечный пистолетик ярко-синего цвета казался самой большой трагедией, а слова любви, произнесенные в адрес родителей, всегда возвращались с легкой папиной улыбкой и маминым поцелуем в лоб. Снилось, как маленький мальчик с забавной фамилией Шастун сидел на деревянных ступеньках бабушкиного дома, ел свежесобранную дедом землянику и активно махал пришедшим после тяжелого дня пастухам, пытаясь выглядеть среди нескольких десятков коров бабушкину Зорьку.       Антон проснулся от легких прикосновений Арсения, сидевшего рядом с диваном на корточках. Мужчина смотрел обеспокоенно, большим пальцем поглаживая затекшое от неудобной позы плечо Шастуна, но ничего не говорил.       Двойные шторы плотно закрыты, пропуская в гостиную лишь несколько лучиков солнца, но юноша все равно жмурится — вчерашняя головная боль никуда не ушла. В углу валяется еще влажная подушка с подсолнухами, на кухне стол, полный грязной посуды, а у Антона в сердце смятение и желание провести этот день в одиночестве. — Уже обед, — шепчет Попов. — Ты не пришел на работу и я начал волноваться. — А ты не пришел домой, — недовольно бурчит Антон и поворачивается на другой бок, носом утыкаясь в спинку дивана. — С прошедшей трехлетней годовщиной. — Разве она была вчера? В прошлом году, кажется, мы праздновали ее в середине лета. — Нет, первый раз ты меня трахнул третьего июня, заперев кабинет на ключ, а после работы отвез к себе домой и назвал своим парнем. Обидно, конечно, что ты об этом забыл, но даже не думай извиняться. Я уже устал это слышать. — Тош, ну, ты что, обижаться на меня будешь? — голос ласковый и нежный, Антон всегда сдавался, когда слышал его. — Если бы я мог, — юноша пальцами нащупывает ладонь своего парня, лежащую у него на талии, и едва ощутимо касается приятной бархатной кожи. — Я не выйду сегодня на работу, мне нужно выспаться и… Считай это прогулом. — У тебя особое поручение, для выполнения которого ты освобождаешься от выполнения обязанностей помощника директора на четвертое июня с девяти часов утра до шести часов вечера, — чеканит Арсений, лбом утыкаясь в плечо Шастуна, а затем продолжает почти шепотом — Хорошо отдохни сегодня, милый. — Арс, — Антон ждет, когда мужчина вопросительно угукнет. — Не хочешь меня поцеловать?       Мужчина отпускает тощие пальцы своего парня и с силой нажимает на его плечо, вынуждая того лечь на спину, а затем, расслабив галстук, укладывается рядом с юношей на самый краешек. Антон улыбается, чувствуя, как сильные руки вцепляются в его одежду, а губы нежно касаются подбородка, царапаясь о мелкую щетину. Арсений наслаждается мгновением, оставляя каждый последующий поцелуй лишь на пару миллиметров выше предыдущего, медленно приближаясь к любимым губам. Антон не выдерживает первым, наклоняя голову и зубами впиваясь в нос Попова за ненадлежащее выполнение просьбы.       Проводив Арсения на работу, Антон ответственно подходит к своему «особому поручению» и уходит досыпать уже в спальню, удобно растягиваясь на широкой кровати и кутаясь в одеяло, которого ему так не хватало всю ночь. Он вновь думает, что может справиться с такой жизнью, но вот только спится ему все чаще и чаще беспокойно.       Попов наконец-то приходит домой вовремя, не заруливая по пути в рестораны, бары или отели. Он слегка приоткрывает дверь в спальню, чтобы удостовериться, что его парень все еще дома и удовлетворенно направляется на кухню. Шумно выдохнув, мужчина снимает свой рабочий пиджак, вешает его на навесной держатель для фужеров и принимается за мытье грязной посуды. Вода течет медленно, не создавая громких звуков и, хотя Попов знает, что Антон ничего не слышит, все равно пытается быть максимально тихим.       Не желая будить своего парня, Арсений решает пока не переодеваться в домашнюю одежду, по прежнему оставаясь в любимой синей рубашке и идеально выглаженных штанах делового кроя. Он улыбается, вспоминая все свои тщетные попытки заставить Антона хоть раз прийти на работу в коротких шортах, соблазняя своего парня длинными икрами, но Шастун, боясь запятнать честь директора, оставался непреклонен.       Впрочем, юноша умел совращать и без оголения своего тела, наглухо застегивая все пуговицы вплоть до покачивающегося при глотании кадыка, чуть ли не до колена натягивая плотные черные носки и пряча свои бесконечно длинные руки в еще более длинных рукавах. Антон был той самой неприступной крепостью, которую невозможно взять штурмом, а входные ворота открывались и впускали внутрь лишь одного человека. Арсений думает, что ему повезло стать тем самым.       На душе у мужчины спокойно и это именно то, что он ощущает только рядом со своим парнем, перемешивая это чувство со своей любовью и выпивая все без остатка. Попов бросает быстрый взгляд на дверь спальни, вновь чувствуя вину и ненавидя себя за одну единственную слабость, которая приносит его парню столько боли, сколько Антон точно не заслужил.       Арсений прикрывает глаза, вновь обещая себе остановиться, но он настолько прогнил изнутри, что его обещания давно не имеют никакой цены. Мужчина ежится в кресле, поправляет рубашку и по-прежнему себя ненавидит. Он не может сказать единственному человеку, который для него что-то значит… Значит для него все, что и сам страдает от своей зависимости. Что каждый раз, возвращаясь домой, он сгорает от стыда и желания покончить с собой здесь и сейчас, лишь бы такие родные зеленые глаза больше никогда не смотрели на него с болью, но не может.       Не может сказать и не может остановиться.       Проснувшись только ранним утром, изнемогая от желания сходить в туалет и съесть что-нибудь жирное и калорийное, Шастун поворачивается на другой бок и еще даже не открыв глаза, понимает, что вторая половина кровати пуста. В легких снова застывает воздух, норовя разорвать альвеолы и бронхи, когда юноша одними губами произносит очевидное: «сегодня суббота».       Выходные Арсений всегда проводил с Антоном — это было его собственное желанием, а потому каждый понедельник юноша засыпал в одиночестве, чувствуя прикосновение родных рук только глубокой ночью.       Закуривая по пути, Антон добирается до туалета, все еще слабо надеясь, что наткнется на мужчину в коридоре или застигнет того за распеванием какой-нибудь старой попсовой песни под слабую мелодию напора воды в душе. Дым выходит из легких вместе с осознанием, что Арсения в квартире все-таки нет. Пустая спальня, пустая гостиная, пустая кухня. Лишь убранный после неудачного празднования стол и чистые тарелки намекают на то, что мужчина все-таки приходил домой.       Грузно рухнув на диван и прикрыв глаза, Шастун с неверием понимает одну вещь — все изменилось. Все стало еще хуже. Арсений впервые не возвращается домой, впервые покидает его в выходной день, впервые серьезно заставляет засомневаться в себе.       Первая сигарета выкуривается слишком быстро, вторая идет немного тяжелее, но все равно терпимо, на третьей Антон не выдерживает одиночества и звонит Димке, приглашая в гости и не надеясь, что друг сможет приехать в ближайшее время. Но Позов отвечает, что Катя — его жена, сегодня на каких-то супер-пупер шикарных курсах по дизайну одежды, а детей забрали себе соскучившиеся бабушка с дедушкой, приехавшие на пару дней из Воронежа. И, вообще, он сам планировал ближе к обеду набрать совсем забывшего о его существовании Шастуна и, если уж не встретиться, то наболтаться по самое не хочу точно.       Обещав приехать часа через полтора, уже через сорок минут Димка ставил в холодильник молодой и зажравшейся гейской пары несколько бутылочек пива, две из них зажимая подмышкой и умоляя друга не рассыпать чипсы по всему полу, переваливая их в глубокую чашку. — Слушай, мне твой Арсений не нравится все больше и больше, — Позов убавляет повтор вчерашнего футбольного матча на минимум. — Раньше ты меня чуть ли не ссаными тряпками по выходным прогонял, это же были «ваши дни», а сегодня что? Раковая опухоль начала прогрессировать, пуская метастазы на субботу? — Димк, ты зачем сегодня приехал? — Антон профессионально открывает две бутылки пива зеленого цвета. — Давай не об Арсе сегодня, окей? — Хорошо Шаст, тогда кто такой Макар? Не пойми меня неправильно, но раньше ты ни с кем и никуда не уезжал. Сидел себе смирно в пустой квартире и ждал своего ненаглядного. — Друг, Поз, он мой друг.       Антон прекрасно понимает, на что ему намекает Димка, и это тема начинает казаться еще более неуместной и щепетильной. Кинув быстрый взгляд на экран телевизора, юноша в упор смотрит на своего гостя и выпивает половину бутылки пива большими глотками. Как бы это ни было странно, но «Балтика девятка» заходит намного лучше любого дорого вина, и послевкусие после себя оставляет намного приятнее, чем вся прожитая жизнь Шастуна. — А чего ты мечешься-то тогда? Глаза отводишь, без наслаждения пивчик свой любимый пьешь, а? Выкладывай, давай, что у тебя там опять стряслось! — готовый внимательно слушать Димка поднес бутылку к губам и сделал маленький глоток, смакуя алкогольный напиток. — Тох, лучше рассказывай добровольно, иначе я начну тебя шантажировать. А мне, ты знаешь, есть чем! Ну, вот, я уже начал! — Ладно, — обреченно выдыхает хозяин квартиры, выключая телевизор, чтобы немое видео не раздражало его и без того оголенные нервы. — Начнем с того, что тогда, на шашлыках, мы действительно были друзьями! Сейчас, конечно, тоже, но ситуация немного осложнилась тем, что… — Шаст, клянусь, еще одна заминка и я… — В чувствах он мне признался, — резко выпалил юноша, прекрасно зная, на что способен его друг. — Мы, конечно, все обсудили и решили не пересекать границу дружбы, но на душе все равно как-то тяжело. — Обсудили? Решили? — брови гостя вздернулись. — Да зная тебя, ты его просто отшил, вот поэтому тебе и хуево! Совесть всегда нагибала тебя раком.       Юноша раздраженно вздохнул. Иметь в окружении друга, который знает тебя, как облупленного лишь потому, что ваша дружба началась с ясельных групп детского сада — то еще удовольствие. Позову Антон всегда говорил правду. Ложь он вычислит быстро, а постыдных фактов за два десятка лет набралось предостаточно, и тут уж если хочешь сохранить свою репутацию, будь добр, не увиливай и не молчи, иначе в окружении действительно останется только один очкастый друг. Каким бы хорошим человеком не был Димка, а шантажировать впустую он все равно никогда не любил. — Ну, да, может быть, все так и было. — Он хоть симпатичный? — смакуя пиво, непринужденно спрашивает Димка. — А что, я хочу посмотреть, от чего ты отказываешься. — Ну, высокий такой, усы, борода, руки огромные. — Шаст, посмотреть — это на фотографию. По твоим описаниям можно кого угодно представить, от мужчины в самом рассвете сил до медведя. — Ну, в принципе, он что-то среднее! — смеется Антон, доставая из кармана телефон.       Он прекрасно помнит, что во Вконтакте у Ильи нет ни одной фотографии, лишь смешные картинки и посты из разных групп, а потому сразу открывает инстаграм и давится пивом, когда профиль Макара прогружается. — Нет-нет-нет!       Последний пост — единственная картинка, загруженная в социальные сети. Теперь по его страничке действительно можно предположить, что он умеет неплохо рисовать. На холсте изображено дерево, тяжелыми ветками свисающее вниз, стол, до предела заваленный алкоголем и закуской и мирно сидящий на раскачивающемся стуле долговязый юноша. Шаст быстро узнает в нем себя, не пытаясь отрицать очевидного, и нервно закусывает нижнюю губу. Надпись под фотографией гласит: «Обычно я не выкладываю свои картины на всеобщее обозрение, но эта по особенному мне дорога. Дамы и господа — «Пейзаж».       Выложена несколько часов назад. — Значит, человек он творческий! — Констатирует Позов, нагло заглядывая в телефон друга. — Нет, ну, а что, похож! Шашлыки?       Антон болезненно усмехается, отдавая свой телефон другу и присасываясь к бутылке. Совесть действительно всегда нагибала его раком, заставляя мучиться от своих поступков или необдуманно сказанных слов, но эта ситуация, конечно, была сложнее. Юноша действительно не испытывал к горе-художнику ничего, кроме дружеской симпатии и не мог ответить на его чувства взаимностью, но ощущение, что он бесчувственная скотина, не покидало. — Значит, в чувствах своих тебе признался, — все еще листая фотографии, пробормотал Димка. — А присмотреться к нему получше не хочешь? Ну, нормальный же мужик! — Не хочу, Поз, веришь? — сорвался Антон. — У меня Арс есть, если ты на минуточку забыл! А еще, видимо, стоит напомнить, что я люблю его! — А он тебя? Вот скажи, ты правда веришь в искренность его чувств? Думаешь, человек, который кого-то любит, регулярно ходит налево и даже не испытывает чувство вины? Может, ты ему просто удобен? Сидишь дома, смотришь на него влюбленными глазами, прощаешь абсолютно все и слепо веришь всем его словам. А он неплохо устроился! — Так! — вновь не сдерживает Антон и рывком встает с дивана. — Во-первых, ты сейчас начал оскорблять меня, а, во-вторых, тебе никогда не нравился Арс! Признайся, по твоему мнению вообще любой мужик лучше него! — Ну да, — спокойно отвечает друг, продолжая смаковать хмельной напиток. — Мне, если честно, вообще не симпатизируют люди, из-за которых страдают мои друзья и на твоем месте я бы присмотрелся к тому художнику. — Все, закрыли тему!       Включив телевизор и прибавив звук, юноша сел на прежнее место и, чтобы показать Позову, что он сумел успокоить свои нервы и на друга нисколько не обижается, чокается полупустой бутылкой пива с почти полной. Димка слабо улыбается и пару раз хлопает Шастуна по плечу — неизменный жест извинения и понимания. Он всегда понимал Антона, вот только не всегда знал, как помочь ему.       Через пару минут атмосфера в комнате окончательно остывает и друзья бодро поддерживают одну футбольную команду, которая в прошлом сезоне сыграла не очень хорошо. Вообще, ребята не любители поддерживать русскую команду, но даже у них патриотизм иногда начинает играть в заднице, заставляя снова и снова разочаровываться в русских футболистах.       Под конец встречи, неспешно надевая свою обувь, Димка успевает бросить несколько нелестных слов в сторону ожидаемо проигравшей команде, пригласить в гости, ведь Савина так сильно соскучилась по высокому деловому дяденьке, и просит все же прислушаться к его словам. Позов смотрит на Антона, по-доброму улыбаясь и давая понять, что он ни в коем случае не давит на своего друга, а просто беспокоится за него и пытается дать дельный совет.       Сдавшись, юноша кивает и с облегчением закрывает дверь после ухода лучшего друга. Шастун достает из холодильника единственную оставшуюся бутылку пива и, открыв ее о край стола, возвращается в гостиную. На столе стоит чаша, наполовину заполненная чипсами с новым вкусом, больше подходящим под самогон, потому что есть их невозможно. По телевизору на всех каналах повторяющиеся изо дня в день фильмы, шоу, телепередачи, скучные новости и самым интересным оказывается, как не странно, реклама броварского кваса. А в голове пустота, которую совершенно не охота чем-нибудь заполнять. Пусть будет так, ему сегодня думать по всем рекомендациям и предсказаниям — противопоказано.       Антон проводит день в ожидании Арсения, так, как это было раньше. Он пару раз принимает горячий душ, втыкает то в телефон, то в телевизор, безрезультатно пытается уснуть в середине дня, в итоге доедая то, что еще осталось в полупустом, похожем на холостяцкий, холодильнике.       Когда дверь квартиры осторожно хлопает, юноша продолжает сидеть на диване, листая ленту новостей, но на настенные часы все же посматривает. Восемь часов вечера — не так уж и поздно — подумал бы раньше он, но сегодня суббота, а это кардинально все меняет.       Пройдя в комнату, непривычно растрепанный Арсений садится рядом со своим парнем и укладывает голову ему на плечо. Покосившись на темную макушку, Антон, кажется, начинает сходить с ума. Ему почему-то чудится множество женских запахов, смешивающихся в какую-то зловонную какофонию, и юноша недовольно трясет головой, опуская голову ниже и принюхиваясь. Нет, запах от мужчины исходил всего один и, даже больше, это был именно его запах. Не какой-то там леди или проститутки, а любимый парфюм Арса.       Наклонившись еще ниже, чтобы поцеловать мужчину в висок, Антон невольно скользит взглядом за ворот рубашки и замечает маленький и неаккуратный алый засос на шее любимого мужчины. Юноша глубоко вдыхает, пытаясь держать себя в руках, но в последнее время это все труднее и труднее делать. На глаза снова наворачиваются слезы, и юноша невольно думает, что плачет он только из-за Арса, а разве настоящие отношения должны быть такими?       Попов ожидает, что сегодня его парень, как все три года их отношений, просто смолчит. Притворится слепым глупцом без обоняния и чувства времени, распинаясь перед ним со своими чувствами, которые мужчине, может, и вовсе не сдались. Голова кружится от недостатка кислорода и юноша только сейчас замечает, что уже целую минуту не дышит, забыв выдохнуть. — Что-то не так? — безучастно царапая ткань рубашки около шва, спрашивает Арсения.       Антон молчит. Он думает, что с ним, наверное, и правда просто удобно. Ну где еще можно найти такого дурачка, который будет добровольно терпеть неверность своего парня? Все эти постоянные измены… Как же, сука, сильно они довели Шастуна.       Не дождавшись ответа, Попов поднимает голову и долго смотрит на сосредоточенное лицо Антона. Он любуется каждой отдельной волосинкой, отражающей лучи вечернего солнца, каждой морщинкой от слишком явных и гротескных эмоций, каждой клеточкой, которая машинально выполняет свою работу и даже не знает, частью какого совершенства является.       Арсений ведет носом по мышцам шеи, вдыхая родной запах и наслаждаясь теплом самого дорогого человека. Он опять не сдержался. Проснулся чуть позже солнца, выпил пару кружек кофе, поцеловал своего парня в макушку, оделся и ушел. А ведь сегодня суббота…       Облизнувшись, Попов потянулся к мочке уха юноши, тот резко отстранился от него, откинувшись на спинку дивана. Антон и сам не понимал, что двигало им в тот момент, просто вдруг захотелось, чтобы Арсений больше не прикасался к нему. — Милый, ты чего? — Пододвигается ближе мужчина ко вновь отстраняющемуся от него Шастуну. — Ничего, — отвечать совершенно не хочется, как и находиться в этой комнате. — Иди в душ. — Ты что, прогоняешь меня?       Дернувшись, юноша поднимает голову и смотрит мужчине прямо в глаза. Он снова тонет в их, не имея ни спасательного круга, на навыков плавания, но это ощущение такое приятное, волной тепло распространяющееся по всему телу. И так разительно отличается от другого — желанием уйти куда-нибудь подальше, спрятаться от этого пристального взгляда и легких прикосновений. Антон чувствует, как его кидает от одного состояния в другое, окончательно снося крышу и оставляя извилины мозга дышать свежим воздухом.       Им это давно требовалось.       Антон чувствует, как неприятно горит кожа там, где Арсений его сегодня касался. Плечо пылает, сгорая до костей, а шею щиплет как от брызг бенгальского огня. Не двигаясь с места, Попов продолжает сверлить юношу взглядом и все ждет ответа, но что Шастун может сказать ему? Что боится его прикосновений, боится быть никем в его жизни, боится, что все нежные слова от любимого человека могут превратиться в одно единственное «удобно»?       А даже если и так, он то Арса действительно любит и любил всегда без всяких условий и претензий, наслаждаясь теми часами, что мужчина проводил рядом с ним. А если это было возможно в прошлом, то, что должно поменяться сейчас? Чьи слова и действия могут заставить его разлюбить? — Арс, ну ты дурак, что ли? — наконец оживает Антон, обхватывая лицо мужчины ладонями и легко чмокая в губы, чувствуя, как начинают пылать ладони, как покалывают онемевшие губы. — Иди, освежись, а потом на кухню. Я разогрею что-нибудь из холодильника.       Улыбнувшись, Арсений накрывает ладони Антона своими, вжимая их в свои щеки, и в удовольствии прикрывает глаза. Он прекрасно понимает, что начинает перегибать палку, но понимание это приходит к нему не сразу, лишь через пару минут после оргазма с очередной девушкой, на которую и смотреть-то не очень хочется. Мужчина смотрит на своего мальчика, такого хрупкого, беззащитного, израненного, и улыбка мигом сходит с его лица. — Я хочу, чтобы ты кое-что запомнил, — шепчет мужчина, прикрывая глаза ладонями своего парня. — Ты — весь мир.       Не выдержав, Антон встает с дивана. Резко отдернутые руки шарят по книжной полке, пытаясь найти припрятанную пачку спасительных сигарет, а мозг тем временем выдает идеи одну за другой. Первой было осознанное желание прижаться к Попову. Юноша уже словно наяву видел, как обвивает талию любимого мужчины длинными руками и притягивает к себе, целуя в темные волосы и щурясь от временного счастья. Вторая — проигнорировать. Повернуться, посмеяться так светло и просто, будто сегодня — первый день их отношений, первый час. Тогда сказанная Арсением фраза приобретает более романтичный и наивный оттенок, задвигая на второй план все беспокойства и опасения. Третья, самая желанная, уйти. Неважно куда и насколько, главное, чтобы не здесь. Главное, перестать ощущать себя обманутым, ведь если «весь мир», то никто другой уже не будет нужен.       Антон впервые не верит словам Арсения.       Не верит в его чувства.       Юноша закуривает на балконе, дрожащими руками держа между пальцами тонкую сигарету. Он слышит, как Попов выходит из спальни с чистой одеждой, как останавливает на некоторое время около дверей на балкон и время стоит неподвижно, а затем скрывается в душевой, осторожно прикрыв за собой дверь.       С запозданием Шастун понимает, что оставил пепельницу в комнате, и фильтр докуренной сигареты летит следом за пеплом, минуя этажи и теряясь в аккуратных кустах двора многоэтажки. Заходить в помещение Антону совершенно не хочется, а потому он закуривает вторую, потом третью сигарету, совершенно не ощущая ни никотина, ни какого-либо облегчения. Выдохнув, юноша сплевывает вязкую слюну и возвращается в квартиру только лишь потому, что он пообещал разогреть ужин для своего парня.       С этого дня Антон перестал доверять самому себе. Он смотрел в зеркало и больше не видел там успешного помощника директора одной из самых крупных табачных фирм. Отныне из посеребренной стекло поверхности на него смотрел маленький шпиц, давно изучивший такие команды, как «сидеть», «лежать», «молчать» и, самая главная — «терпеть». Юноша вслушивался в речи своего парня и не мог больше им верить. Ни единому слову, вздоху, взгляду. Все казалось ему фальшивым, наигранным и спланированным.       По прошествии пары недель Шастун думал, что медленно превращается в мизантропа. Он больше не верил, не ждал, но все же любил, и это ощущение приносило больше всего боли, отражаясь в зелени глаз, отравляя ее и превращая в болотную тину.       Антон не мог не любить Арсения. Мужчина понемногу уничтожал воспаленный мозг юноши, связывал по рукам и ногам привязанностью к себе и сжигал все мосты для отступления своей улыбкой. Шастун слишком явно понимал, что пропал в своем парне полностью и любил его просто так, вперемешку со слабой ненавистью и растущим с каждым днем отвращением, которое в один определенный момент больно ударило по всем органам и чувствам юноши.       В очередной воскресный вечер, когда Антон с Арсением смотрели скучный американский сериал уже больше для галочки, чем из интереса, мужчина ушел. Не так, как он делал это раньше — тихо и незаметно, а открыто. Просто встал с дивана, коснулся в нежном жесте русых волос, недолго пошуршал в коридоре и закрыл за собой дверь.       Какое-то время юноша еще продолжал смотреть сериал по инерции, уверяя себя, что Попов сейчас вернется. Ничего, мало ли зачем можно выйти, ничего не сказав. Может, ему резко захотелось папайи или…       Ему просто захотелось.       Просмотрев в одиночестве две серии, Антон больше не сомневался — Арсений сегодня не вернется. Страдать и переживать больше не было никаких сил, а потому юноша просто завалился набок, сжимая в объятиях злосчастную подушку с подсолнухами и абсолютно ни о чем не думал. На него такой плотной и разрушительной волной навалилась апатия, что единственным желанием Шастуна было стать жевательной резинкой и приклеиться к обратной стороне столешницы журнального столика, затвердеть и въесться в твердый материал, навсегда найдя свое место.       Понемногу он вспоминает все. Первый свой день в новой фирме, кроткий взгляд начальника из-под длинной взъерошенной челки. Первую ночь, проведенную в объятиях любимого мужчины. Первую годовщину в Сочи, потому что за границу ехать еще нет визы, а на море — хочется. Первый вечер в одиночестве, в компании бутылки красного вина и неизменно терпеливого дивана. Первый засос на шее, первые царапины на спине, первый след помады на воротнике голубой рубашки. Первое визуальное доказательство измен в виде фотографии. Первое извинение за пропущенное день рождение юноши. Первое нарушение правил и одинокая суббота. Первое недоверие. Первое желание оказаться как можно дальше от мужчины.       Первая мысль, что доставщику, возможно, стоит дать шанс.       Не вставая с дивана, Антон протягивает руку и берет свой телефон с журнального столика. Он долгое время смотрит на заставку, будто бы ища прощения в родных голубых глазах, и все же открывает нужный диалог во вконтакте. Среди обычной дружеской беседы иногда мелькают глупые мемы, смех от которых вызывает долгую боль в животе, и это на время поднимает настроение.       Илья больше ни разу не говорил о своих чувствах, удивительным образов угадывая настроение Шастуна даже по простым сообщениям, и в особенно грустные дни рассказывал ему разные истории на грани реальности, придумывал шутки про выдуманных мамочку с сыночком Никиткой и просто раздавливал ощущение одиночества в многозначительное ничто.       Дрожащие пальцы неуверенно набирают короткое сообщение и зависают на голубым треугольником, не решаясь отправить. Экран тухнет, когда юноша нажимает на кнопку блокировки и снова зажигается почти сразу же. Так же быстро предложение из нескольких слов появляется в самом диалоге, маленький кружочек исчезает практически сразу же, оповещая о том, что собеседник прочитал сообщение и Шастун в бессилии закрывает глаза, когда видит ответ и понимает, что сегодня это — надо.

20:47 Го в боулинг?

20:48 Го       Антон не уточняет, в какой именно, когда и во сколько, откидывая телефон в другой конец дивана и направляясь в душ. Он почему-то уверен, что Илья поймет «сейчас» и «в любой», а потому быстро собирается на встречу, даже не пытаясь уложить еще влажные волосы и натянув мятую футболку с логотипом любимой футбольной команды со старыми выцветшими джинсами. Ему совершенно не хочется выглядеть сногсшибательно, и даже вид потрепанного шпаны в отражении не заставляет его передумать в выборе одежды и переодеться.       Не желая оставаться в этой квартире и ожидать кого-то еще, кроме Арсения, Антон берет телефон, накидывает старенькую джинсовку, неделями пылящуюся на вешалке и спускается вниз по лестнице, напрочь игнорируя существование лифта.       Шастун курит, стоя у своего подъезда и считая количество бычков, валяющихся около яркого куста шиповника. Пепельницу на балкон он так и не перенес, но находиться в комнате с каждым днем становилось все тяжелее и тошнотворнее, и балкон стал тем маленьким уголочком в его мире, в котором можно спрятаться в любой момент.       Илья и правда все понимает правильно, приезжая на такси, когда юноша медленно раскуривал вторую сигарету. Макаров не торопит, ожидая, когда юноша сделает еще несколько затяжек, густо выпуская дым из легких, потушит тлеющий фильтр подошвой темно-красных кроссовок и сядет на заднее сидение. — В боулинг, — напоминает Илья водителю, пытаясь разобраться в 2ГИС. — Тут поблизости есть «Union». — Минут за десять доедем, — учтиво сообщает такси — Пробок уже быть не должно.       Антон благодарен Макару за молчание. Он ни о чем не спрашивает, отвернувшись к окну, и спокойно наблюдая за мелькающими мимо машинами и домами. Его руки, скрепленные замком и лежащие на бедрах, выражали крайнюю степень закрытости, и Шастун догадывался почему — он чувствовал себя некомфортно. В этом тесном такси со своей комплекцией, коленями упираясь в сиденье водителя и почти касаясь локтем того, если он был честен, кого любит.       Юноша ловит себя на мысли, что ему нравится быть причиной чьего-то волнения. Нравится сидеть вот так вот расслабленно, и в открытую смотреть на отвернувшегося мужчину. Когда они подъехали к нужному адресу, Антон окончательно почувствовал свою маленькую власть над рассчитывающимся с водителем другом и, открывая дверь, нарочито сильно наклоняется назад, опуская ноги на сухой асфальт и прижимаясь спиной к теплому боку Макара.       Переобуваясь в боулинге, Илья наконец-то улыбается. Его успокаивает толпа людей и большое пространство, и воспринимать присутствие объекта безответной любви становится намного проще. — Спорим, я сегодня буду победителем?       Антон стоит около шаров для боулинга, выбирая наиболее подходящий, и как-то задорно смотрит на своего соперника. Макар делает серьезный вид, хватая первый попавшийся шар, но про себя все же думает, что Шастун уже победил везде, где можно было. Он засовывает желание прикоснуться к юноше куда подальше и просто хочет быть полезным сегодня. Илья понимает, что сегодня Арсений снова что-то натворил, а потому готов стать и жилеткой для слез, и «анти-стрессом» для раздраженных нервов, и нелепым посмешищем, лишь бы его любимому человеку стало хоть капельку лучше.       Макар разбегается, делает крутой замах, но шар с некоторым запозданием слетает с его руки и сбивает лишь одну кеглю в самом углу. Он пытается выглядеть удивленным, будто бы искренне не понимая, что же именно делает не так и с огорчением смотрит на табло, присуждающее ему смешной один балл, и отходит в сторону. Антон выбивает страйк уже который раз подряд, не путаясь в длинных ногах, но предварительно сняв все кольца и сложив их в карман. — Да блин, Шаст! — правдоподобно возмущается Илья. — У меня пальцы в дырках застревают и поэтому шар с запозданием на дорожку падает! А там уже, ну, ты сам понимаешь, фэн шуй не тот! — Конечно, — открыто смеется юноша, плюхаясь на маленький диванчик и наливая пиво из колбы в свой стакан. — Фэн шуй в боулинге вообще очень важную роль играет.       Антон ловит себя на нелепой мысли, что сексуальному партнеру Ильи придется очень несладко, ведь растягивать такими пальцами его точно будут не безболезненно. Махнув головой, Шастун уже готов возненавидеть себя за подобные предположения, ни в коем случае не примеряя его на себя, но Илья вдруг громко смеется, опустошая свой стакан с пивом и грузно заваливается на диванчик напротив. — Сдаюсь, мне тебя не победить. — Ты это только после третьей игры понял? — Вообще я это понял после первого твоего броска, но там уже отступать было некуда, а сейчас… — Макар опускает взгляд на свои наручные часы. — Через пять минут наша дорожка закроется. — Так ты не по-настоящему сдаешься? — наигранно обижается юноша, подливая к себе в стакан остатки пива. — Я никогда не сдаюсь, Тох, — вопреки шутливому разговору голос мужчины серьезный и Антон сразу подмечает двойное дно этих слов. — Так, притворяюсь иногда.       Шастун ничего не отвечает, лишь замечает на себе внимательный взгляд и отворачивает голову на ровно поставленные в конце дорожки кегли. Он не может отрицать, что рядом с Макаром ему спокойно и хорошо, но никаких романтических чувств, даже легкой влюбленности он не испытывает по отношению к этому светлому и бескорыстному человеку. Есть уважение, благодарность, даже немного жалости, но ни капли любви и это почему- то успокаивало и раздражало одновременно.       Вызвав разные такси, друзья прощаются на позитивной ноте. Шастун слабо бьет кулаком в плечо мужчины, на что тот улыбается еще шире и салютует перед тем, как сесть в машину. Илья уезжает, но приятное ощущение нужности кому-то еще долго преследует юношу, заставляя сильнее задуматься о серьезности их с Арсом отношений.       На сердце давит тоска, одиночество и пустая квартира, с каждым днем все больше приобретающая очертания чужой и незнакомой. На кухне все еще хочется готовить ароматную глазунью, в гостиной смотреть очередной скучный сериал, а в спальне заниматься любовью. Но только вот у пачки яиц в холодильнике давно истек срок годности, телевизор в гостиной чаще транслирует повторы футбольных матчей, а в спальне спит только один человек.       Арсений теперь приходит домой, как на работу, а на работу, как в бордель. Антон нисколько не винит его, зная, что у фирмы настали тяжелые времена: на самом крупном заводе вновь устроен поджог, новая партия бумаги для сигарет задерживается уже на несколько дней, а в одном из филиалов назначен карантин. Юноша, скорее, винит себя за то, сколько времени он терпел похождения своего парня и не знает, сколько еще может продержаться.       Каждый раз, когда Шастун встречается взглядом с Поповым, он пытается улыбнуться, чтобы одним своим видом показать, что все хорошо, они справятся с этим, переживут тяжелые времена и все снова станет так, как прежде. Но только вот так, как прежде, Антон больше не хотел.       С появлением в его жизни доставщика-сантехника-художника юноша начал желать быть не просто тем, кто обнимет и накормит после секса с очередной не особо умной девахой, а тем, ради кого про всех других забудут навсегда. Он хотел возвращаться домой после тяжелого рабочего дня, ощущать тепло родного тела с самого порога, проводить вместе вечера, спать и просыпаться в одной кровати. Разве это так много? Разве это настолько нереально, что Шастуну стоить выбросить все эти мысли из головы и больше никогда их не вспоминать?       Постучавшись и дождавшись разрешения, в кабинет зашла солнечная Оксана. В первую очередь она бросила короткий взгляд на уставшего за день юношу, по-дружески ему подмигнула и остановилась около директорского стола. — Я закончила анализ крупных поставщиков керамического и силикатного кирпича.       Арсений принял небольшую кипу бумаг, отвлекшись от компьютера и внимательно вчитываясь в первые страницы. Он недовольно поморщился, подняв голову и разминая затекшую шею, а затем тяжело выдохнул, пытаясь сохранить спокойствие. — Подойдите сюда, — требует мужчина и, когда девушка обходит стол, указывает на принесенные ею бумаги. — Попробуйте хоть что-нибудь прочесть. Получается? Каким шрифтом Вы это печатали? У нас в фирме существует регламент оформления внутренних документов, Вы его, вообще, читали? — Да, — пискнула девушка, взглядом гипнотизируя мелкие буквы и не решаясь поднять взгляд на директора. — Я настраивала Ворд, но, видимо, настройки сбились. — А проверить распечатанные документы перед тем, как принести на рассмотрение Вы уже не считаете нужным? — Простите, в следующий раз буду более внимательной. — Оксана, вы удивительный человек: безукоризненно выполняете сложные задания, но постоянно ошибается в чем-то простом и очевидном. Еще парочка таких оплошностей и я буду вынужден просить Вас написать заявление по собственному желанию.       Удивленный такой резкой сменой настроения директора, Антон отвлекается от составления распоряжений для выплаты рабочим, пострадавшим во время пожара, неопределенной суммы средств, зависящий от тяжести физических и психических повреждений. Он хотел вставить свое слово в защиту Оксаны и напомнить, что сотрудник она отличный, а маленькие проколы, как этот, исчезнут со временем и наработкой опыта, но увидев, как рука его мужчины лежит на аккуратной ягодице девушки, передумал.       Помощник директора явно ощутил, как сжалось его сердце, выталкивая из камер и предсердий кровь по артериям и обратно в вены, минуя все клапаны. Жизненно важный орган пару секунд не подавал признаков жизни, а затем расправился и заработал в двойном размере, с бешеной скоростью гоняя кровь по телу. Антон смотрел на развернувшуюся перед его глазами картину и медленно сходил с ума.       Он по-прежнему любил этого неугомонного мужчину и безумно хотел быть только рядом с ним, но терпеть происходящее больше не было сил. Юноше вдруг вспомнилось несдержанное обещание Попова, что Антон больше никогда не станет свидетелем постоянной неверности мужчины. Он не сдержал его! Врал так же, как и всегда!       Прокручивая у себя в голове каждое признание Арсения, каждое его объятие и каждый поцелуй, Шастун больше не чувствовал во всем этой искренности и правды. Он зацепился на сказанное Димкой «удобно», яро пытался отрицать это, но больше не мог. Ни во что больше не хотелось верить. — Переделай! — грозно панибратствует директор и, выкинув принесенные девушкой документы в мусорное ведро, возвращается к прерванной работе.       К двери из офиса Оксана не идет — бежит. Одной рукой оттягивает темно синюю юбку ниже, пытаясь прикрыть колени, а второй зажимает исказившийся в немой истерике рот. Из последних сил сдерживая слезы, она, извиняясь, смотрит на Шастуна и громко хлопает дверью.       Арсений раздраженно цокает и устремляет взгляд на своего парня. В голубых глазах играет слабый огонек безумства, и юноша готов поклясться, что вызван он не его присутствием. Он думает, что совершенно не нужен этому мужчине, что та фальшивая идиллия, продлившаяся слишком долго, с самого начала не имела долгосрочного контракта. Внутри Антона в последний раз что-то сломалось. Что-то, что заставляло любить беспрекословно, не требуя равносильной отдачи.       Юноша продолжает тонуть в голубых глаза, когда окончательно решает покончить со всем этим спектаклем. Он любуется правильными чертами лица, в мыслях любовно касается губ мужчины своими и безостановочно шепчет приоткрытыми губами, что любит. Беспрекословно, как от него и требовалось. Даже сейчас, даже когда от него ничего больше не осталось.       Собравшись с силами, Антон искренне улыбается Арсению и в спешке распечатывает незаконченное распоряжение. Ему здесь больше нечего делать. Он достает из принтера чистый лист бумаги и пишет заявление на имя директора об увольнении по собственному желанию. Шастун отсчитывает две недели, ставит конечную дату отработки и надеется, что Димка выпишет ему больничный на нужный срок. А если не сможет, то придется кого-нибудь подкупить, но больше ни за что не переступит порог этой фирмы.       Открыв серую папку для документов на подписи, Антон аккуратненько кладет сначала распоряжение, затем свое заявление с приклеенным к нему ярко-зеленым стикером. Рука дрожит, выводя кривые буквы мелким почерком, и продавливает бумаги до самой корки, когда юноша ставит точку в конце предложений.       «Сегодня, Арсений, наверное, все. Я любил тебя с первой нашей встречи и был счастлив, когда ты обратил на меня внимание. Я любил тебя, когда ты был рядом и любил, когда тебя рядом не было. Жаль, что я так и не смог стать для тебя всем. Я любил тебя, и люблю сейчас и буду любить еще долгое время. Просто не смогу по-другому, но время пришло. Прощай».       С нежностью погладив кончиками пальцев последнее «люблю», Антон вновь поднял взгляд на Арсения и, с трудом поборов желание выбросить эту папку в мусорное ведро, положил ее на край стола, откуда ее по обычаю забирал Арсений в конце рабочего дня, не упустив возможности заключить своего помощника в крепкие объятия. — Арс, я выйду покурить, — прочистив горло, неуверенно произносит юноша и в последний раз встает со своего рабочего места в этой фирме. — И кофе куплю, а то горло сильно пересохло.       Мужчина улыбается, кивая и Шастун, по привычке подается вперед, делая первый шаг по направлению к Арсению, чтобы поцеловать перед уходом, но вовремя останавливает себя и, нервно пригладив челку, прощается: — Ну, я пошел?       Попов снова кивает, и Антон понимает это по своему. Он осторожно прикрывает за собой дверь и, не в силах отпустить металлическую ручку, почти минуты стоит неподвижно. В голове набатом одна за другой бьются о стенки черепной коробки отчаянные мысли, пытаясь достучаться до сознания юноши и заставить того одуматься, но Шастун непреклонен. Он отпускает дверную ручку лишь в тот момент, когда сердце, словно сбросив оковы, забилось легко и свободно. Так, как это было далеко до встречи с Арсением и даже до встречи с его первой девушкой.       Как, кажется, никогда.       Обернувшись, Антон не замечает Оксаны за секретарским столом, лишь приоткрытую и развороченную в скорых поисках сумочку и торчащую из розетки зарядку без телефона. Шастун качает головой, решив, что так даже лучше для него и по дороге к лифту вызывает такси, соглашаясь на надбавку цены за срочность. Раньше Попов часто ему намекал, что юноше стоило бы купить себе машину, но тот, особо никуда не выезжая и проводя практически все свое время за ожиданиями своего парня, лишь устало махал на эту идею рукой и менял тему. В конце концов, у Антона и водительских прав-то не было. В студенческие времена на курсы водителя не хватало денег, а в рабочее — время и желание.       Однако, своя машина ему сейчас бы пригодилась.       В такси Антона прошибает на слезы и он, не сдерживаясь, ревет навзрыд, в тайне надеясь, что от этого ему станет только лучше. Понимающий таксист прибавляет скорость и умело обгоняет тормозящие дорожные машины движение, когда юноша, усевшись на заднее сидение, сдавленно просит «как можно быстрее».       По дороге домой Антон пытается дозвониться до Макара, чтобы узнать адрес его квартиры, весь если и уходить, то не в никуда, а куда-то. Разочаровавшись в Попове и не веря, что тот действительно что-то к нему испытывает, Шастун ставил себя перед выбором: терпеть и любить Арсения или быть любимым Ильей и терпеть. Очевидно, что он выбрал второе.       Макар не отвечал на звонки, оставив телефон на беззвучном режиме и занимаясь готовкой своих любимых сэндвичей. После пятой попытки Антон открывает вконтакте, находит в друзьях Ильи Серегу, который так удачно находится в онлайн и после сухого приветствия просит скинуть ему адрес Макара.       Мужчина отвечает ему незамедлительно, ни о чем не спрашивая и даже не пытаясь продолжить диалог, на что юноша пишет слова благодарности и, подъехав к подъезду их с Арсом квартиры, просит таксиста не уезжать, диктуя ему новый адрес.       В коридоре Антон теряется, смотря на свою обувь и желая выпить вина и улечься на привычный к страданиям юноши диван. Он начинает сомневаться в своем решение, ощущает себя дураком, который готов вернуться обратно и войти в кабинет с двумя картонными стаканчиками с кофе, но вовремя сдерживает и, решив не разуваться, наконец-то проходит в квартиру.       Времени на аккуратные сборы нет, а потому Шастун в спешке закидывает в спортивную сумку и чемодан на колесиках одежду, обувь в пакете, несколько своих книг, банные принадлежности и кружку. Он останавливается напротив фотографии в рамке, будто в первый раз рассматривая их с Арсом селфи в Сочи, а потом порывается выкинуть эту фотографию, но рука не поднимается поступить так с изображением любимого человека. Свои вещи, которые Антон не хочет оставлять у Арса, но и забирать с собой нет никакого желания, он скидывает в мусорные мешки и без сожаления выкидывает в мусоропровод. Особенно бережно он укладывает подарки Попова, намереваясь хранить их, но ни в коем случае не использовать, даже так любимые им кожаные браслеты и серебряные кольца. Это же все подарено когда-то его Арсом, даже если без чувств, но с желанием угодить.       Антон укладывает ноутбук в специальную сумку, когда его телефон разрывается от входящего звонка. Звонит ожидаемо Арс. Он беспокоится, ведь с того момента, как его помощник ушел за кофе, прошло уже не менее получаса. Юноша, справившись с сумкой для ноутбука, впервые сбрасывает вызов от Арсения и еще некоторое время невидящим взглядом смотрит на экран телефона, не смея даже моргнуть. Попов звонит второй раз, третий, пятый и чем больше он звонит, тем тяжелее Шастуну нажимать на красную кнопку на экране с изображением трубки стационарного телефона.       Когда юноша нервно устраивается на заднем сиденье ожидаемого его такси, отказавшись складировать вещи в багажник и неудобно пристроив их рядом с собой, Арсений начинает посылать ему сообщения. Антон считает их количество, вздрагивает при каждом коротком звуке, но читать не решается. Он знает, что ему достаточно прочесть пару ласковых слов в сообщениях мужчины или услышать едва дрогнувшую нотку в бархатистом голосе, и он сдастся. Просто не сможет уйти, вернется обратно в квартиру, разберет свои вещи по полкам и будет покорно ждать возвращения Попова с работы. Он знал это и поэтому, еще раз перечитывая сообщение от Сереги, запоминая этаж и номер нужной квартиры, юноша под звук очередного пришедшего сообщения отключил телефон.       «Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети».       Макар открывает входную дверь с обеспокоенным лицом. Он заметил несколько пропущенных звонков от Антона и уже минут пятнадцать пытался до него дозвониться, но каждая его попытка обрывалась безразличным голосом оператора. Илья неуверенно покосился на дорожную сумку и чемодан, боясь раньше времени строить какие-либо предположения, но лицо Шастуна с проступающими на глаза слезами и немая мольба о помощи говорили достаточно красноречиво. — Чем занят? — Дрожащим голосом спрашивает юноша, крепче сжимая лямку сумки для ноутбука. — Ем, — шокировано отвечает Макар, совершенно не контролируя то, что говорит. — Рисую. — Не хочешь написать пейзаж с натуры?       Илья послушно отходит в сторону, пропуская юношу в свою квартиру, и порывается перехватить из рук Антона тяжелый чемодан, но тот резко одергивает руку, сохраняя остатки гордости. — Как картина будет называться? — А черт его знает! «Покидая солнце» или «Густой туман» — сам выбирай!       Илья приносит скетчбук формата А4 на кухню и карандашом обводит все самые важные и давно въевшиеся в подсознание линии молодого юноши. Позже он превратит этот набросок в полноценную картину маслом под названием «Покидая солнце», но в его коллекции никогда не появится шедевра, в названии которого будет фигурировать слово «туман». В тот вечер Антон, сидя напротив художника и заливая в себя одну за другой банки дешевого пива, а потом переходя на крепкую домашнюю настоечку, так и не сможет закурить. Шастун бросит свою зависимость резко, больше никогда не притронувшись к сигаретной пачке, путая ломку от никотина с ломкой по Арсению, но все же сдерживается.       Его последующие три месяца проходят в близком к коматозному состоянию. Юноша днями лежит на кровати, вставая только лишь для того, чтобы сходить в туалет или запихнуть в себя несколько ложек «полезной каши» и прихватить что-нибудь алкогольное из холодильника. Желательно, конечно, чтобы градусов там было больше двадцати.       Несколько раз он не сдерживается, вскакивает с постели и, нацепив на ноги домашние тапочки, норовит выбежать из квартиры и направится в головной офис знакомой табачной фирмы, но каждый раз его начинает тошнит. Он не понимает, это от упоминании никотина с табаком или желания выблевать все свои внутренности наружу и заполнить всего себя изнутри сутками не выходящим из головы Поповым.       Еще через пару месяцев ему становится чуточку лучше. Позов наконец-то приносит ему трудовую книжку, рассказывая, что Арсений Сергеевич в край его достал. Мужчина искал Антона, спрашивал знакомых, кому-то угрожал и даже нанимал несколько специальных людей за баснословные суммы, но Шастун не палился, забыв про то, что такое прогулка и не пользуясь банковскими картами.       Получив свою трудовую книжку, юноша нервно поджимает губы и косится на стоящие в углу чемодан и спортивную сумку. Он так и не разобрал свои вещи по пустым полкам, убивая себя мыслями и желанием не проснуться после очередного сна. Однако, после прихода Димки с новостями, что Шастуна наконец-то уволили задним числом, Антону почему-то стало немного легче.       Он просит Макара написать список продуктов, которые нужно бы прикупить в ближайшее время и неспешной походкой идет в гипермаркет за углом. Уйдя в себя, он совершенно не заметил, куда пропали почти полгода, и сейчас кутался в тяжелый вязаный шарф, спасаясь от холодного осеннего ветра. Через пару недель уже наступит первый день зимы, а ему все по прежнему казалось, что еще вчера был тот июньский день, когда он со своими вещами покидал ставшую за несколько лет родную квартиру.       Четко следуя написанному Ильей списку, он скидывает в корзину две тушки курицы, связку бананов, свежий хлеб, определенную марку оливкового масла, ведерко мороженого и, вспомнив о том, что Серега недавно притащил им несколько бутылок настойки, все же сдерживается и проходит мимо полок с бутылками пива.       Подойдя к кассам, он с облегчением выдыхает, видя очереди по одному человеку и встает в самую ближнюю. Юноша неторопливо начинает доставать продукты из тележки и складывать их на транспортерную ленту, как замирает, чувствуя тяжелый взгляд на своей спине. Обернувшись, Антон видит Арсения и совершенно не понимает, каким ветром того могло занести в совершенно другой район.       В одной руке мужчина держит дорогую бутылку шампанского, под локоть второй его держит молодая девушка. Кажется, он видел ее пару раз во дворе, когда разнообразия ради усаживался на подоконник и сверлил взглядом счастливых прохожих.       Попов смотрит на Антона так же, как и раньше — выражая любовь и глубокое обожание, теряясь в родном взгляде и даже не пытаясь понять, насколько глаза мужчины не врут. Юноша глухо отвечает продавщице, когда та спрашивает, нужен ли высокому покупателю пакет и в этот момент мужчина, кажется, отмирает и отдергивает руку из цепкой хватки девушки. Та шипит, пытаясь скрыть смущение за натянутой улыбкой, и пытается вновь схватить своего спутника за локоть, но Арсений вновь смахивает ее руку и продолжает неотрывно смотреть на того, кого так долго искал.       Расплачиваясь зарплатной картой, Антон рывком хватает собранный продавщицей пакет с продуктами и спешно покидает гипермаркет, желая поскорей вернуться домой и забыть об этой встрече, как о страшном сне. Он рвано дышит, путая облаком замерзающий пар из-за рта с дымом сигарет и боится, что от одной затяжки может вновь вернуться к своей прежней зависимости. — Антон!       Юноша непроизвольно останавливается, слыша голос своего бывшего парня, а позже чувствуя его руку на своем плече. Антон молится всем богам, просит их телепортировать себя в дом Ильи, но небеса лишь щедро одаривают его и весь город первым снегом в этом году. — Арс, пожалуйста, не надо, — сдавленно умоляет юноша, не поворачиваясь и дергая плечом, вдоволь наслаждаясь теплым прикосновением. — Прошу тебя… — Ты мне даже ничего не сказал, оставив чертову записку! Почему ты не мог поговорить со мной? Я бы… Я бы изменился! Для тебя я бы смог! Даже сейчас… Никогда не поздно, слышишь? Я готов стать другим!       Мужчина с силой разворачивает Шастуна и с трудом сдерживается, чтобы не броситься к тому в объятия и не впиться в пересохшие и покусанные губы. На темные ресницы крупными хлопьями падает снег, и Антон просто не может не любоваться этой картиной, ненавидя себя, ненавидя его, ненавидя все в этом мире. — А надолго? Неделя или две и тебя снова потянет на новые приключения! — кричит юноша, оглушая себя своим же голосом . — Думаешь, я не знаю тебя? Думаешь, в «нас» вообще хоть когда-то был смысл? — Всегда был! Я не поверю, если ты скажешь, что никогда не верил в это! Да, я погряз с головой в… Но, поверь мне, если ты вернешься, я исправлюсь. Я обещаю! Я клянусь! — Ты никогда не сдерживал обещаний! — окончательно скрывается Антон. — И у меня нет причин верить тебе сейчас! — Но если ты любил меня… — Любил? — истеричный смешок и неугасаемая боль в голосе заставляет мужчину замолчать, судорожно хватая холодный воздух. — И сейчас, Арс, не меньше, чем прежде и это сводит меня с ума! А, знаешь, почему? Потому что любовь к тебе больше не приносит никаких приятных ощущений, лишь боль и сожаление, что мы с тобой вообще когда-то встретились! Я не вернусь, никогда. — Но я… Как я без тебя? — дрожит мужчина. — Я же не смогу разлюбить. — Глупости, все пройдет со временем! — Антон наконец-то находит в себе силы смахнуть руку Арсения со своего плеча. — И у меня тоже. Спасибо за все, что было, но я больше не испытываю счастья, находясь рядом с тобой. Прощай, Арс, надеюсь, мы больше никогда не встретимся.       Резко повернувшись, юноша направился к своему новому дому. Он слышал, как Попов подорвался догнать его, как с мужчиной разговаривал охранник, с нажимом «рекомендуя» заплатить за бутылку шампанского, с которой Арсений выбежал из магазина, как недовольно кричала девушка, брошенная в магазине. Он шел домой и слышал, как в едва слышном хрусте пеленой выпавшего первого снега теряется дорогой его сердцу голос. Вот так, наверное, прошлое и настоящее обозначают между собой границу.       Илья встречает его у порога, услышав скрежетание ключа о замочную скважину и подорвавшись с места. Он изо всех сил пытается быть спокойным, но все же смотрит на Шастуна с неподдельной тревогой, за что получает слабую улыбку. За все прожитые вместе месяцы Антон еще ни разу не улыбался при нем, предпочитая отворачиваться на кровати к стенке, претворяясь спящим.       Юноша ничего не говорит, лишь передает мужчине пакет с продуктами и терпеливо раздевается. Он одним взглядом просит Макара ничего не спрашивать и ничего не говорить, испытывая тяжелую благодарность за понятливость Ильи, и проходит в выделенную ему комнату, которая до переезда Антона была спальней мужчины. Макар с удовольствием уступил ему кровать и несколько квадратных метров, переехав жить на потрепанный диван с однотонными подушками. И никаких подсолнухов.       Заперев за собой дверь на шпингалет, Шастун целенаправленно подходит к своим еще неразобранным вещам и начинает аккуратно складывать их по пустым полкам шкафа. Сердце продолжает ныть тупой болью, когда юноша вытаскивает из чемодана аккуратно сложенные подарки его бывшего парня и отодвигает их подальше на самой высокой полке, по привычке. Он всегда хранил так все самое дорогое.       С годами те полки заполнятся многими вещами. Например, кожаный браслет с первого нового года в жизни без Арсения. Он носил его долго, радуя Илью использованием его подарка, но в один из летних дней случайно порвал и оставил в том шкафу, на память. Там был и файлик с билетами из кино. В самый первый поход туда он узнал, что мужчина не ест попкорн от слова совсем, предпочитая начос с острым соусом. Шастун заботливо обернул в ситцевый носовой платок деревянную пробку и положил его рядом с браслетом. Они распивали это вино, смотря на лица друг друга в свете сверкающих молний во время осенней грозы, и Шастун впервые назвал Илью своим парнем.       Антон собирал все, что могло бы хоть как-то напомнить ему о счастливых моментах со своим новым парнем. Он с легкой улыбкой складывал это все на одну полку, бережно прикасаясь и косясь в самый дальний угол, где неизменно лежали подарки от Арсения. Взгляд возвращался к браслету, пробке, закончившейся ручке, высохшего кленового листа, спиннеру из кукурузных палочек для девочек, с не меньшей заботой осматривал и все остальные предметы, понимая, насколько его новая жизнь отличается от старой.       Юноша просыпается от тяжелых шагов своего парня. Илья, скорее всего, закончил накрывать на стол и сейчас метался по квартире в поиске своей любимой кружки. Антон лениво потянулся, нежась в теплой кровати и комкая одеяло под ногами. Он помнил, что через неделю у его парня день рождения, и они уже пятый год подряд будут праздновать его вместе. По случаю маленького юбилея, а нежась в надежных любящих объятиях, Шастун и сам становился в разы романтичнее, ему хотелось подарить Макару что-нибудь действительно особенное. — Илюш! — кричит юноша, приподнимаясь на локтях. — Она за моим ноутбуком, я вчера из нее кофе пил! — Тох, ну, опять что ли?       Антон громко смеется, слыша голос своего парня, а затем внимательно наблюдает, как Илья входит в комнату и ложится рядом с ним. Мужчина расправляет одеяло, намереваясь укрыться им и полежать несколько минут, прижимая к себе любимое худощавое тело, но Антон вовремя бьет его по рукам и усаживается сверху на бедра. — Конечно, солнце мое малахитовое, опять и снова, — резвится юноша, поглаживая чуть грубоватую бороду Ильи. — А все потому, что ты опять в мою кружку какую-то шнягу налил. — Да мне вчера соседка по лестничной клетке немного удобрения для твоего умирающего каланхоэ предложила, а под рукой ничего, кроме твоей кружки не было. Ты сам виноват, что оставил ее в коридоре.       На их лестничном пролете располагалось всего три квартиры, одна из которых всегда пустовала, а вторую занимала прекрасная пара. Переехав в этот дом пару лет назад, Паша с Лясей в первый же вечер заявились к своим новым соседям с черничным пирогом и бутылкой недорого красного вина. На следующую неделю уже Антон и Илья сами пришли к ним в гости, принеся с собой приготовленный Макаром торт с клубникой и парочку бутылок шикарного белого «Ribolla». Паша сразу рассказывает о своей толерантности к сексуальным меньшинствам, а Ляся, обладая особыми пониманием и чуткостью, проникается отношениями новых соседей и часто приходит к ним просто чтобы поболтать или одолжить утюг, который они с Пашей так и не могут купить. Позже у соседей даже появляется определенный день для посиделок и встреч и они каждую пятницу неизменно зависают перед телевизоров, смотря фильмы, попивая Серегину настоечку и разговаривая обо всем, что произошло за прошедшие семь дней.       Антон склоняется к лицу своего парня и целует того в губы требовательно, с наслаждением забирая то, что принадлежит только ему. Привычное чувство защищенности разливается по всему телу и юноше хотел бы, чтобы Макар схватил его, обняв тонкую талию сильными руками и прижав к себе, заявляя права на парня по фамилии Шастун, но сам вовремя отстраняется и смотрит в голубые глаза напротив.       В них он видит лишь свое отражение.       Илья всегда смотрит только на него, после работы неизменно спеша домой, чтобы приготовить ароматный ужин. Антон больше никогда не готовил глазунью. Ему, в принципе, вообще было запрещено подходить к плите, будь та включена или выключена. Его парень готовил отлично, особенно панна котту, которая никогда не заваливается набок, потому что подается в объемном бокале для виски. А еще его парень просто его любит, отдавая всего себя без остатка и вдоволь наслаждаясь тем, что ему дают.       Антон прикрывает глаза и целует Макара в кончик носа, затем — в закрытые от наслаждения веки и говорит то, что стены этой квартиры еще не слышали от него. — Илюш, я люблю тебя, — слова, заглушающие даже тишину. — По настоящему, понимаешь?       Макар в удивлении распахивает глаза, впервые слыша это он Антона в свой адрес, и уже не надеясь услышать это вообще. Антон всегда отмалчивался, когда Илья говорил, насколько сильны его чувства к нему, а в ответ получал лишь звенящую тишину и легкий чмок в губы, словно они младшеклассники, стыдливо прячущиеся от преподавателей. — Тош, ты… — Люблю! — перебивает его Шастун. — Люблю! Люблю! Ты даже представить себе не можешь, как сильно! Боже, почему я молчал до этого?       Макар затыкает его, жадно целуя в губы и прижимая к себе до скрежета ребер. Вот он, человек, которого он любит. Человек, ради которого мужчина был готов отдать все свое прошлое и будущее, лишь бы получить возможность один единственный раз прикоснуться к его губам.       Идиллию нарушает голодный звук из желудка Шастуна и он виновато смотрит на своего парня, продолжая прижиматься к его губам. Антон пытается залезть под старую, измазанную краской футболку и дотянуться до припухших сосков, но его останавливают и, пытаясь спихнуть с себя, нежно целуют в лоб. Туда, где обычно собираются морщинки. — Ты голодный, — шепчет мужчина. — Пошли на кухню.       Антон недовольно бурчит, но все же идет за своим парнем, усаживая за большой стол, по запаху определяя, что ждет его на завтрак. — Омлет? С беконом и помидорками? — И чай с лимоном, — лепечет мужчина, пытаясь отрезать тонкий кусочек цитруса. — Хорошее утро начинается не с кофе, а с… — А со взгляда на человека, которого ты любишь! — перебивает его юноша, роясь в своем телефоне. — Фу, такая старая реклама! Кстати, смотри, — Антон показывает Илье открытую вкладку на телефоне. — Помещение вроде просторное, находится в центре города, да и стены однотонно-белые. — Выглядит, конечно, шикарно, но зачем оно тебе? — Как зачем, выставку твою там откроем через неделю. — Ты серьезно? — Макар роняет кружку с чаем, не успев поставить ее на стол. — Это, конечно, круто, но стоит капец как много. — Ну, а что, в семье всегда кто-то должен быть богатым, а кто-то — талантливым.       Антон на самом деле опасался, что после такого ухода из табачной фирмы Арсения его больше никто не возьмет на работу, но Попов не только не пустил скандальную информацию о своем бывшем помощнике, но еще и зарекомендовал его всем своим друзьям, попросив их рекомендовать Шастуна уже своим, и Антон без труда смог найти себе работу по душе. Теперь он работал помощником директора фирмы, которая производила качественные крепкие напитки, и был весьма доволен и своей должностью, и своей зарплатой, и своим местом в том мире.       Через месяц после того, как неизвестный художник произвел фурор. Как зажиточные люди плакали над картинами «Пейзаж» и «Покидая солнце», умоляя им продать эти картины, но неизменно получая отказ. Как Антон и Илья во время открытия картинной галереи счастливо держались за руки, не скрывая своих чувств, Россию потрясла еще одна неожиданная новость: один из самых успешных людей, носящий репутацию главного плейбоя страны Арсений Попов женится.       Все знали, что брак заключается исключительно по расчету и лишь для того, чтобы объединить две самые крупные табачные компании России, но все равно не могли не восхищаться новоиспеченной парой. Анна Хилькевич, являясь директором фирмы электронных сигарет, всегда была мила, но неприступна и только лишь обаятельному Арсению удалось растопить ее сердце.       На свадебной фотографии для первой страницы газетных журналов они стояли рука об руку, широко улыбаясь и демонстрируя свои обручальные кольца. Девушка, казалось, выглядела необыкновенно счастливой, прижимаясь к мужчину в черном деловом костюме и держа маленький букет из белых роз. Мужчина же, не скрывая своих чувств, не подавал признаков счастья, присутствуя на мероприятии лишь физически.       Он уже давно погряз в своих воспоминаниях. В том, что могло бы быть, если бы он смог вовремя остановиться и полностью отдать всего себя одному-единственному человеку. Во всех своих мыслях и желаниях он всегда находился рядом с долговязым парнем, сжимая его худые запястья и целуя любимые длинные пальцы, увитые кольцами. Вечером каждого дня, без выходных и отпуска, забивая на больничные и праздничные дни, он уходил в себя, продолжая жить в своем маленьком мирке со своим любимым человеком.       На свадебной фотографии рукава его костюма украшают серебряные запонки с темно-синими сапфировыми вкраплениями. Попов нашел их в праздничном пакете на верхней полке шкафа в спальне, когда устроил генеральную уборку во всей квартире. Ему не нужно было быть экстрасенсом, чтобы догадаться, кто именно хотел их ему подарить.       Арсений так и не смог разлюбить Антона, бережно храня его образ всю оставшуюся жизнь. А все потому, что Антона он любил до безумия. Потому, что Антон — целый мир и потому, что ради Антона он действительно был готов измениться.       Только вот такие важные вещи стоит делать вовремя, не заставляя людей, которые вас любят, страдать.       Арсений и правда умел любить по-настоящему.