Часть 1
9 августа 2020 г. в 03:12
Une fleur sauvage
Мишель с детским интересом наблюдал за действиями удобно устроившегося позади Сергея. Тот, с облокоченной головой на плечо Миши, заключив его в объятия, рассматривал и едва ощутимо перебирал костяшки на руках, которые принялись за своё излюбленное дело — плетение венков. Надо признать, что делал Бестужев это весьма умилительно: бегал босиком по мокрой росе и с энтузиазмом собирал понравившиеся ему ромашки, сооружал эти замысловатые конструкции каждое проведённое вместе утро, после отдавал их Серёже, а тот покорно плёлся на службу с цветочками на голове.
Настоящая швея, а не подпоручик, благополучно сбежавший в Васильков из собственно полка. «Ой, да ладно! Безумцы же меняют мир! Помнишь? Сам говорил!» — была вся аргументация этого недоделанного безумца на претензии Муравьева, в которых наблюдалось намного больше заботы, чем злобы. Казалось, будто суровость командира 2-го батальона была снежинкой, добровольно растворяющейся в руках действительно бесстыжего мальчишки.
— Серж, — Мишель резко отстранившись от объятий, поджав под себя ноги лодочкой, продолжил своё дело, параллельно закусывая нижнюю губу, как казалось собеседнику, от сосредоточенности. — А у тебя живот болит?
— Нет, — Муравьев потянулся за исчезнувшими из его рук костяшками, один Бог знает, что его Апостол в них нашёл, и сразу же получив отказ, заметно насторожился. — Почему, Миш?
После незамысловатого вопроса повисло молчание, и вдруг звуки природы стали как никогда уловимы: где-то там тёк ручеёк, со стороны леса доносилось отчётливое пение птиц, а листва на деревьях колыхалась под утренним прохладным ветерком, от которого бежал табун мурашек по телу. Казалось, будто это был настоящий оркестр только для них — двух влюблённых, наконец нашедших недостающие кусочки себя. Они были настолько разные, насколько сильно их тянуло к друг другу.
— Мне Поля, брат твой, сказал, — Мишель помедлил, тяжело вдохнул и поборов страх, поднял взгляд на сидящего напротив Серёжу, одним морганием будто дающего добро на продолжение фразы. — он сказал, что когда человек влюблен, то у него болит живот, а у тебя не болит, — протараторил мальчишка и с досадой выдохнув, закрыл карие глазёнки.
Сергей как можно тише пододвинулся поближе, и на ту секунду прикрытых очей улыбнулся краешком губ, издавая почти неслышный смешок. А ведь действительно было над чем посмеяться. Они уже столько времени были знакомы, столько успели друг другу сказать, но позабыли про те заветные слова, которые дали расцвести стольким каменным сердцам и растопили так много ледяных душ. Мишелю даже порой казалось, что у них дружба такая, с поцелуями. А он любил, любил до обожания и готов был пойти куда угодно, лишь бы быть рядом и знать, что нужен такой, какой есть.
— Бабочки в животе, — монотонно произнёс Муравьев, будто конкретизировал точность сказанного ранее.
Вопрос это был или утверждение — Миша так и не понял, но в следующий момент почувствовал родное дыхание рядом с щекой, красной прекрасно прикрасной щекой. В тот момент не должен был произойти их желанный страстный первый поцелуй, и ни второй, и даже ни третий, но в глазах Серёжи его мальчишка представлялся ему невинным ангелом, чьи золотистые волосы через секунду смешались с зелёной травой.
Мишель лежал, боясь сделать лишнее телодвижение, пока его рассматривали любимые зелёные глаза, будто пытаясь запомнить каждый миллиметр ангельской фарфоровой кожи. Хотелось написать картину, повесить себе её в кабинет — пусть все смотрят и знают, что это его Миша: такой красивый, полон любви и надежд. Мишель был как ромашка — дикий цветок, но самый любимый.
— Если это так, то у меня изжога, mon chér.
«Mon chér», не дослушав даже конца предложения, позволил неожиданно для себя же притянуть Серёжу за шею и без разрешения поцеловать.
Невинный, едва ощутимый поцелуй, а после улыбка, светящаяся ярче того незабываемого рассвета. Их незабываемого рассвета, который отобразился в памяти до самого конца. И только тот, так и незаконченный венок посреди поля берёг тайну о том, насколько сильно эти двое любили/любят друг друга.
Шесть утра. Время любить и быть любимыми.