Расстройство Ван Гога

Утро Чонгука встречает солнечными лучами, который пытаются пробраться через закрытые шторы в спальне. Он просидел почти всю ночь на кухне, попивая виски из стакана, думая что делать дальше, ведь кроме — Тэхёна — в голове ничего не было. Босыми ногами ступает по прохладному полу и заходит в ванную комнату, пытаясь привести себя в порядок. Голова жутко раскалывается из-за похмелья, а смотреть в зеркало не хочется, потому что на шее осталась отметина от вчерашнего, а заглянуть себе в глаза через отражение трудно и стыдно, ведь Тэхён остался там, в больнице и Чонгук клянётся, что увидел эти разбитые глаза перед уходом, но всё равно уехал, а после ещё и затащил девушку к себе домой, положил на свою кровать, позволил себя трогать и целовать, винит себя за это всё. Сегодня не его смена, но Чонгук всё равно сейчас едет в своей машине в сторону больницы. Утром очень оживленные дороги и улицы, все люди спешат по делам, не замечая вокруг ничего, как и Чонгук не замечает ничего рядом с Тэхёном. Он это понял ещё с первой встречи, но полностью осознал только недавно, может быть даже не зря. . . . Утро Тэхёна встречает… а никак не встречает, он лежит на кровати, не сомкнул глаз ни разу, продолжая смотреть в потолок и думает, очень много думает. Он говорит себе, что кто-то другой сделает Чонгука счастливым, но явно не Тэхён. Внушает себе, что старшему и без него прекрасно. Не обвиняет Чонгука ни в чём, ведь у него своя жизнь, в которую Тэхён явно не вписывается. Кроме пустоты сейчас, ничего больше, хочется сбежать и уехать в другую часть мира, забыть омут чёрных глаз, которые смотрят с теплотой, руки, которые обнимают и обжигают кожу, ожоги которых Тэхён до сих пор чувствует. Он забудет — забыть это всё. Хочет побыть наедине, наедине с Чонгуком. Хочет украсть его душу и сердце, спрятать в сундук, чтобы никто больше не посмел их тронуть. Готов построить стены и надеть на Чонгука оковы, ведь он всё — чего хотел и хочет Тэхён, просто пусть позволит держать себя, как заложника, но вместо этого всего, младший сам построил вокруг себя стены и надел оковы, пребывая в заложниках у Чонгука. Встаёт с кровати и идёт по коридору, смотря в пол, ведь сегодня не будет того, отчего Тэхёну на душе становится легко и больно одновременно. Не будет того спектра чувств и эмоций, ведь сегодня нет Чонгука. Или он ошибся? Он точно ошибся. Ведь это его голос. Взгляд поднимается и смотрит прямо, где стоит парень в чёрной рубашке и таких же чёрных джинсах. Он разговаривает с Джином, лица Чонгука не видно, но по выражению глав. врача можно понять, что разговор не серьёзный. Тэхён остановился на месте, не смея двинуться ни вперёд, ни назад. Вперёд слишком опасно, а назад очень больно. Но можно даже не пытаться держать эту глупую дистанцию, поэтому сейчас он идёт в их сторону. Джин не сразу замечает Тэхёна, но как только видит, то искренне улыбается, а Чонгука пробивает будто током, сзади стоит точно тот, о котором он не перестаёт думать. — Тэхён, неожиданно тебя видеть в такое время, всё хорошо? — Джин смотрит ему в глаза, но младший не смотрит в ответ, прожигая взглядом слегка заметный засос на шее. Чонгук чувствует этот взгляд, не видит, но чувствует, ведь он пытался закрыть эту чёртову отметину рубашкой и думал, что получилось, но не угадал. Поворачиваться он боится, ведь знает, что не сможет выдержать на себе очередной разбитый взгляд Тэхёна, не сможет вынести этого, но младшему сейчас хуже, в миллион раз больнее. Это странно, они даже не встречаются, но у Тэхёна всё равно разбивается сердце и кажется, что он даже слышит как оно трещит внутри. Он не понимает, что с ним, вроде бы собирался с силами, но очень легко сдался, почему внутри всё обдает то жаром, то холодом. Мир был явно против, но Тэхён уже влюбился. Джин подходит к нему и кладёт руку на лоб, хмуря брови. — Что с тобой? На тебе лица нет, ты не заболел после вчерашней прогулки с Чонгуком? — Тэхён ломается окончательно, осознавая то, что старший уехал от него и явно весело провёл время с кем-то дома, оставив себе напоминание на шее. Чонгук такое напоминание выжечь хочет, содрать с себя и никогда больше не позволять другим прикасаться. — Давай я тебя отведу в палату обратно. — Нет. — Резко поворачивается Чонгук и не смотрит на Тэхёна. — Я сам, можно? — Он смотрит на Джина, который коротко кивает и оставляет их наедине. Тэхён ведь хотел побыть наедине с Чонгуком, да и сейчас хочет, даже через всю боль. Разве никто не понимает, каково это влюбиться в человека, даже понимая, что ничего у вас не получится, быть готовым на всё ради него. Тэхён это понимает сейчас. Чонгук проходит мимо, не смотря на младшего, и идёт прямо по коридору в полной тишине. . . . В палате очень тихо, Тэхён сидит на кровати, смотря на свои руки, которые перебирают ткань одежды, а Чонгук сидит на стуле, смотря в маленькое окно, никто из них не знает что говорить, но почему-то так спокойно быть вдвоём наедине. Тэхён — собственник по отношению к Чонгуку и явно мазохист, ведь от одно мысли, что старший сидит напротив, приехал сюда в свой выходной, делает его невероятно счастливым, а с другой стороны ему невыносимо больно и грустно, а ему это нравится, ведь какая разница что будет чувствовать Тэхён, если Чонгуку хорошо. Но он ошибается во многом. Старший не может угомонить своё сердце, которое рвётся наружу, которое пытается к тому, кому оно с большей уверенностью принадлежит, Чонгук помогает другим, но не может помочь себе. Они продолжают сидеть молча, слушая только дыхание друг друга. Им это нужно обоим, слышать друг друга, но никто не пытается говорить или всё же пытается? — Тэхён… — Чонгук сдаётся, сдался и чувствам тоже. Он встаёт напротив младшего, который теперь уже замер, не зная чего ожидать дальше. Чувствует, как его ладонь — берёт чужая, снова оставляя ожоги, медленно тянет на себя, заставляя встать с места, теперь уже чувствуя дыхание совсем близко. Чонгук боится делать что-то ещё, поэтому просто держит руку Тэхёна, продолжая стоять, рассматривая лучше. — Ты посмотришь на меня? — И младший смотрит точно в глаза, не ожидая того, что смог это сделать. Чонгук теперь уже не рассматривает, а любуется. Тэхён не хочет смотреть на этот засос, не хочет думать о другом, когда Гук стоит рядом и смотрит на него вот так, не переводя взгляд, а глаза Тэхёна снова загораются, как будто смотрит на самое дорогое сокровище в мире, но даже это сокровище не сравнится с Чонгуком. Он такой — один. Они оба не знают, как правильно, но думают, что останутся ещё так на секунду, но эти секунды переходят уже в минуты и им это нравится. — Я купил кое-что… — Чонгук вынужден опустить взгляд и достать из кармана коробочку, совсем не большую, но Тэхён совсем не понимает, что это такое. Смотрит на руки, которые открывают её, достают оттуда что-то блестящее. Тэхён смотрит на Чонгука, который теперь улыбается. — Тут написано «Ван Гог». — небольшая пауза, чтобы мысли немного встали на место, но это всё равно не помогает. — Это золотой кулон, который я решил заказать тебе и он точно такой-же, как в твоих рисунках. — Тэхён не понимает и продолжает смотреть на Чонгука, который тоже переводит глаза, встречаясь взглядами. — Я случайно увидел, что ты рисовал кулон, в середине которого было написано «Ван Гог». — Тэхён вытирает слезу, скатившуюся по щеке вниз. — Я надеюсь, что ничего не перепутал и тебе нравится. — Зачем? — Всего один вопрос, от которого Чонгук в ступоре. Ведь он не может сказать ему правду, не может сказать, что думает о нём каждую секунду, о том, что хочет быть рядом с ним и защищать его, о том, что кажется влюбляется в него, хочет видеть его улыбку и глаза, слышать его голос и смех. Хочет, но не может. — Давай я помогу надеть. — Чонгук обходит Тэхёна и встаёт сзади, надевая на тонкую шею — блестящую цепочку и оставляет ладони на хрупких плечах. Младший покрывается дрожью по всему телу и теряется во времени, положив руки на кулон. — А разве мне можно носить украшения? — Пока я здесь, то можно. Золотая цепочка под рубашкой, которую Чонгук разрешил носить. Золото — фальш, а настоящая любовь причиняет боль, но ничто не ранит, когда они вдвоём. Тэхён поворачивается к Чонгуку лицом и без слов просто обнимает. Старший понимает, что это благодарность и обнимает в ответ, также благодарит его, спросите за что? За то, что показал Чонгуку, каково это — любить человека.

Я уже говорил тебе об этом. Боль одного — не меньше боли целого мира. И Любовь одного — какой бы несуразной она ни была — раскачивает звёзды Млечного Пути. — Антуан де Сент-Экзюпери

. . . Чимин сидит дома и смотрит в телефон, на котором набран номер, но звонить не решается, то ли от гордости, то ли от того, что стесняется. — Да чего это я как школьник. — Подносит телефон к уху, в котором слышны гудки, а после хриплый и сонный голос. — Через 30 минут у того кафе, если опоздаешь, то можешь попрощаться со своей рубашкой. — Чимин доволен своими словами и теперь-то пытается сдержать улыбку, ведь точно знает, что Юнги не сможет собраться за это время. — Я могу сам заехать к тебе, если ты так торопишься. — Юнги совершенно плевать на эту рубашку, ведь у него таких ещё много, но ему просто нравится наблюдать за этим парнишкой, который пытается показаться гордым, но почему-то звонит первый. — А вдруг ты маньяк — Тогда зачем звонишь? — И прадва, зачем он звонит, ведь мог просто проложить жить. — Рубашку жалко, видно, что дорогая, поэтому и звоню. — Чимин мысленно бьёт себя по лбу, потому что явно сказал бред и поэтому слышит смех на той стороне. — Всё, я выхожу из дома, через 30 минут возле кафе, условия повторять не буду. — Это игра? А что если я выиграю? — Тебе 5 лет? Всё, чао какао. — Быстро сбрасывает трубку и кладёт телефон в карман, выходя из квартиры. . . . Идёт не спеша, зная, что Юнги ещё даже не собрался. Заворачивает за угол, но тут же отпрыгивает обратно, припечатываясь к стене, но немного выглядывает и смотрит на парковку около кафе, где стоит машина, а на капот облокотился Юнги. — Чёрт, как он так быстро собрался… — Выдыхает и решает завернуть за угол, но появляется новая проблема. — Пакет… Вот Чимин, как можно было отставить его дома? — Телефон в кармане звонит, достаёт его из кармана и на экране отображается «Рубашка», ну да, Чимин его так записал, а как иначе. — Да? Кто это? — Ну чего ты притворяешься, давай уже подходи, долго там стоять будешь? — Чимин кажется припечатался к стене окончательно, не понимая, почему пугается как ребёнок. — Ты ошибся, я ещё даже не вышел из дома, дела были. — Правда? — Чимину кажется или… — Как ты тут оказался? — Отскакивает в сторону и смотрит на Юнги, который заливается смехом. — Чего тебе надо? — Да ты вроде бы сам мне утром звонил, угрожал даже. — Светловолосый суёт руки в карманы, смотря на Чимина, который не знает что делать, но держится до конца. — Бред какой-то, ничего я тебе не угрожал. — Фыркает он и отворачивается в сторону. — Хорошо, а рубашка где? Или ты её на себя надел? — Чимин округляет глаза и смотрит на Юнги, у которого ну уж слишком пошлое выражение лица. — Извращенец! — Люди оборачиваются, а Чимин заливается краской, стыдно, поэтому он разворачивается и идёт в сторону своего дома, но его догоняет Юнги, который теперь идёт рядом с ним. — А ты куда идёшь? — А ты куда? — Издевается Мин, смотря на злого Чимина, который скоро огнём дышать будет и ему это безумно нравится. — Я иду домой. — Пак продолжает идти вперёд, но через секунду останавливается, поворачиваясь к довольному Юнги. — Твоя машину там. — Показывает рукой в ту сторону, откуда они ушли. — Ну вот и хорошо, пошли. — Берёт Чимина за запястье и ведёт в сторону кафе. — Поедем хоть в тепле. — Отпусти меня, маньяк! — Бьёт его по руке и пытается вырваться. — Никуда я не поеду с тобой. — Светловолосый молчит и продолжает вести за собой, не пытаясь ослабить хватку на запястье, поэтому Чимин сдаётся и идёт за Юнги.