Голубая кровь.

      Прерывистое хриплое дыхание в практически полной тишине режет по ушам. Поворачиваться в сторону шума нет ни сил, ни желания. Он прекрасно знает какая картина встанет у него перед глазами, и от этого знания поджилки содрогаются как в эпилептическом припадке. Пожалуй, он и сам был бы не против оказаться в забвении, лишь бы не ощущать себя в этом зале. В самом жутком кошмаре, который он только мог себе представить.       В висках стучит и расходится вязким темным пятном под собственным обессиленным телом кобальтовая кровь. Он знает, что точно такие же уродливые, страшные пятна пачкают цветастые, уже сросшиеся с их высокими статными образами одеяния, в которых они больше никогда не смогут гордо прошествовать по собственной стране. Сердце сжимается до боли, хочется кричать во всё горло, от осознания того, что где-то совсем рядом лазурная жидкость, вытекающая из глубоких порезов на нежной коже, окропляет и её белоснежные одежды.       С её губ продолжают срываться тихие хриплые стоны боли. Он знает, что она — одна из последних, кто упорно продолжает бороться за жизнь. Но на долго этого не хватит. Он знает, что скоро останется совсем один.       Из глаз, застилая взор, крупными каплями текут горькие угольно-чёрные слезы, напитывая ядом землю. Ядом, который мог бы стать его спасением, не будь он скован тяжёлыми цепями, отнимающими его силы и блокирующими движения. Он бы показал им всем. Всем этим небесным отродьям показал, каков его истинный демонический облик. — Не дёргайся, глупышка, ты им уже ничем не поможешь, — тошнотворно-ласково протянула нараспев возвышающаяся над всеми, улыбающаяся фигура существа, которого он всем сердцем и душой ненавидит — У тебя не остаётся никакого выбора, кроме как принять свою судьбу и исповедоваться в грехах, только тогда я смогу забрать тебя на Небо. В Рай — свою обитель. Твоя сила пойдёт на добрые дела. Обещаю.       Внезапно, демон дергается, как от электрического разряда, заставляя окруживших его ангелов вздрогнуть и отступить на полшага назад. Мало ли, что способно сделать это дикое животное в порыве бешенства. С неизвестно откуда взявшимися силами он слабо трепыхается, размахивая хвостом и клацая зубами, в попытках отогнать подальше этих надоедливых, никчёмных пешек. Надеяться на то, чтобы порвать цепи,не приходится — они слишком крепки и тяжелы для него — обессиленного и напуганного, из которого продолжают выкачивать силы. — Доброту ищ-щ-щешь? Иди в с-с-свою же церковь, с-с-сука! — шипит он словно змея, выплёвывая ядом слова — Не то с-с-существо ты выбрал для своей ебуч-щ-щей ц-с-сели.       В следующий момент по голове прилетело чем-то тяжёлым. Тупая боль отдалась в затылке и зашумела в черепной коробке. Он почувствовал как по волосам голубым, сияющим пятном растекается из рассечённой кожи теплая кровь. Больно... Больно! Больно! Почему так больно?! — Да как ты смеешь, адское отродье?! Хочешь, чтобы тебя, как и твою семью, постигла Божья кара?! — заверещал один из архангелов, заставляя поджать уши от противного скрипучего возгласа. Кажется, его имя Михаил, но не то, чтобы его сейчас это волновало.       Демон зарычал, угрожающе оскалив зубы. Небесный замахнулся тыльной стороной копья ещё раз, намереваясь наконец угомонить продолжавшего упираться парня. Тьма, укрывшаяся по углам от ослепительного сияния "Всевышнего", внезапно пришла в движение. Темные щупальца изо всех сил потянулись к нему. Из глубины мрака что-то угрожающе утробно зарычало. — Ваше Величество! — вскрикнул он, дернувшись в сторону большого ползущего пятна. Цепи мгновенно затянулись на его теле с такой силой, что казалось вот-вот сломают ему все кости. Судорожный, сиплый выдох — единственное, что удалось выдавить из горла. — Побереги силы, Михаил. Не того успокоить пытаешься да и не тем способом, — донеслось откуда-то сверху, — Лучше прояви великодушие, избавь столь прекрасное, но столь порочное существо от страданий.       Архангел склонился в глубоком, почтительном поклоне. Лезвие ангельского копья опасно сверкнуло серой сталью. Острый кончик нацелился точно на чуть подрагивающее, тяжело дышащее, истекающее кровью, но все ещё цепляющееся за последние догорающие искорки жизни, существо. — Нет... Нет, вы не посмеете! — демон, собирая остатки сил, забрыкался, завозился и уже двинулся было в сторону угрозы, как чужой тяжелый сапог пригвоздил его обратно к полу. Цепи стянулись пуще прежнего. Кажется он услышал треск собственных костей. Из гортани вырвался сиплый и болезненный всхлип. Парень сжал зубы так, что казалось вот-вот и они раскрошатся. Слёзы потекли по щекам с новой силой. — Повторюсь, ты им уже ничем не поможешь. Наблюдай за тем, что случается с неверными, и кайся, пока у тебя есть время, — искажённый из-за растянутой улыбки "до ушей" голос заставил всё внутри сжаться.       Тошнотворное тепло чужой магии разошлось по подбородку, заставляя его приподняться и устремить взгляд на назревающую "казнь". «Нет, нет, нет! Это не должно закончится вот так! Какого черта эти небесные ублюдки делают на защищённой территории замка королевской семьи? Барьер не должен был сломаться. Просто не мог! Его подпитывали темные силы Атропина, и даже этот проклятый Небожитель не мог пройти сквозь него! Его кто-то пропустил. Кто-то специально изнутри проделал проход в барьере и запустил сюда этих тварей! Но кто же? Какая мразь способна на такое предательство? К пульту управления барьером не допускаются посторонние, только проверенные люди и члены королевской семьи. Никто из них бы не предал и не подставил Короля! Разве что... Погодите, а где?..» — Да простит меня Господь, — из толпы ангелов донесся до боли знакомый голос, который он хотел услышать меньше всего, — Но позвольте мне избавить мир от этого грешного существа. Измена ведь должна караться? А кто покарает блудницу лучше, чем её собственный муж? — ангелы удивленно косятся, но расступаются перед облаченным в кроваво-красный наряд мужчиной. — Сентинел? — слегка удивленно тянет небесный, — Не думал, что ты захочешь приложить к этому руку. Похвально, что ты собираешься принести в этот мир справедливость и избавить его от грешной души, но твои попытки больше похожи на акт мести. "Прощай даже то, что нельзя простить, об остальном позаботится Всевышний", помнишь? — улыбается этот самый "Всевышний" до неприличия гадко для небесного "безгрешного" создания. Ему даже снизу это, не то чтобы видится, чувствуется эта отвратительная насмешка, застывшая на чужих губах. — Ни в коем случае. Жажда мести — отвратительное и низкое чувство. Я просто не хочу, чтобы другие пачкали руки в моих ошибках, — мужчина презрительно коситься в её сторону, нервно дергая щекой, — В конце концов, это ведь я не смог удержать мой драгоценный цветок от греха. Хочу исправить свою оплошность. — Почисть рот с мылом, гадкая мразь! Ты сам по уши погряз в своих грехах! Не смей перекладывать их на мою мать, сам виноват, что она ушла от тебя! — внезапно яростно воскликнул он, прерывая лживую, наигранную, лицемерную тираду, и заставляя всех удивленно покоситься на него. Как это так, связанное и обессиленное животное осмеливается прерывать диалог падшего архангела, пытающегося вновь вернуть доверие Всевышнего? — Покойся с миром и не держи на меня зла, — не обратив внимания на яростный выпад парня, Сентинел принял из рук архангела копьё и, проведя ногтём по острию, направил его прямиком в лежащего в нескольких метрах белокрылого ангела, чьи перья и одежды перепачканы в собственной крови.       Внезапный скрип когтей о бетонный пол заставляет вздрогнуть всех окружающих и расширенными от ужаса глазами посмотреть на поднимающегося с коленей ангела. Нет. Уже что-то более могущественное, чем простой небесный прихлебатель. Её тело дрожало, но в этом зале не найти того храбреца, кто решиться с ней сразиться один на один в честном поединке. Даже в таком плачевном состоянии она — всё ещё одна из самых могущественных. Обессилена, ранена, убита горем, но не сломлена. Небесные боятся таких. — Кем вы, кретины, себя возомнили? — гневно прорычал голос, отдающий эхом десятков других голосов — Пришли в мой дом без приглашения, устроили бардак, напугали и уничтожили моих подчинённых, убили моих братьев и их детей, а теперь хотите забрать и моё дитя лишь потому, что тебе, Небесная Мразота, не хватает сил, чтобы творить всё, что вздумается?! — с каждым произнесённым словом голос становился всё злее и опускался по октавам всё ниже. Женщина подняла голову и распахнула холодные, завораживающие, полные ярости глаза. — ... — Уничтожь её... — после короткой паузы — как ему показалось, во время которой небесный приходил в себя от шока — приказал дрогнувший голос сверху. — Мама! — отчаянный крик вырывается из груди вместе с последними глотками воздуха. В грудную клетку бешено бьётся сердце и легкие болезненно сдавливают ребра, похоже норовя проколоть их острыми концами. Столь же острыми, как ангельское копье, пробившее тело самого родного для него существа. Кажется, он задыхается. — ГХА! — мальчик подрывается с кровати, сжимая в прорезавшихся крохотных коготках одеяло чуть ли не до треска, жадно вбирая в лёгкие спасительный кислород — Хаа... — облегчённо вздыхает он, когда сонное наваждение растворяется в подступающем мраке — Всё в порядке, ребятишки, просто дурной сон, — измученно улыбается демонёнок, запуская руку в тени. Маленькие пальцы мигом обволакивают тонкие, полупрозрачные щупальца существ, скрывающихся в его тенях.       На комодике напротив кровати в голубоватом зимнем свете сверкнуло холодное стекло волшебных песочных часов Вектора Прайма. Для других — бесценное сокровище, для самого Прайма — вспомогательный артефакт, а для них двоих — доказательство сделки. Сделки, которая должна спасти от уничтожения весь их род. Демон нахмурил белые брови. «Я вас уничтожу» — при одной такой мысли его чёрные зрачки белеют и вытягиваются в тонкую полоску.