Цвет твоего голоса

— Я совсем не так представлял ваш обычный голос. — Мне часто это говорят. Он смеётся и не отпускает ладонь из рукопожатия. Сам Чон Хосок пожимает ему руку, его кумир, человек, которого Тэхен видел только на фотографиях. В реальности у него ослепительная, идеальная улыбка, крохотные морщинки в уголках глаз, как у всех людей, кто привык всегда улыбаться, узкие нежные ладони, и голос такой звонкий, живой — и ничего из этого не вяжется с образом того Чон Хосока, которого Тэхен только слышал. — Люди думают, что, раз я чаще озвучиваю злодеев, то и в жизни звучу так, будто ем котят на завтрак, — смеётся Хосок. — Признаться, я тоже так думал, — говорит Тэхен, хотя в действительности от звука чужого голоса думал он меньше всего. — Не страшно, я привык. Признаться, Тэхен тёк на этот голос как бешеная псина все два месяца, что они работали над одним проектом ни разу не видя друг друга. Тэхен в озвучке не больше года: несколько сотен реклам, пара десятков анимационных короткометражек, цикл видео для лёгкого засыпания, программы про животных. И вдруг агентство, в которое попасть в лучшем случае при наличии актёрской династии, зовёт его на пробы в озвучку целого сезона аниме. И не такого, которым отвлекают пятилетку, чтобы не крушил квартиру, а на одно из самых ожидаемых аниме года. Тэхен вполне готов озвучивать почтальона. Но Ким Намджун, звукорежиссер и по совместительству кадровик, на пробах с лёгкой неловкостью объясняет, что это будет главная роль, и они специально ищут малоизвестный, не приевшийся голос, в пару к Чон Хосоку — а дальше Тэхен не слушает. Ему хватает слов «главная роль» и «Чон Хосок», чтобы незамедлительно ответить да. Перед записью первого эпизода Тэхен трясётся, потеет, нюхает воротник свитера, в ужасе представляя, как лобызнет легенду мокрой ладонью при приветствии. И все зря — записывают главных героев по отдельности. Тэхен понимает, что у Хосока, скорее всего, адское расписание, которое точно не включает фанатов, облизывающих асфальт за его шагами, и запись со второсортными актеришками. Застряв в обеих категориях, Тэхен старается сильно не расстраиваться. — Часть Найла мы уже записали, — звучит голос Намджуна в наушниках, — поэтому сегодня мы пишем только вас, Тэхен-щи. В первом эпизоде больше закадрового повествования, ничего сложного. Тэхен поднимает большой палец на улыбку звуковика, сидящего у аппаратуры за стеклом, и ждёт запуска серии на экране. Они записывают вступительную закадровую часть, успевают захватить и несложную часть, где вводят героя. Тэхен без проблем справляется со своей ролью, потому что вычитал все, что только можно по этому аниме, даже успел прошерстить пару форумов, где фанаты делились восприятием героев. Его персонаж — полицейский, спокойный, серьёзный паренек, которому дают задание поймать неуловимого взломщика. В перерыве Намджун говорит, что у Тэхена очень фактурный голос, идеально подходящий на озвучку человека, остающегося хладнокровным в любой ситуации, сколько бы преступник ни оставлял полицию в дураках. И Тэхен заметно расслабляется, проникается сюжетом, настроением, входит во вкус. Пока на последних минутах серии вдруг не показывают Найла, антагониста обаятельного до незаконности, который стоит на краю крыши спиной к пропасти, медленно опрокидываясь назад, и в наушниках Тэхена раскатывается бархатистыми лентами, тугими и мягкими, как легкий бондаж на обнаженном теле: — Я хочу, чтобы именно вы поймали меня, сержант. Найл улыбается и падает. Свет тут же загорается ярче одновременно с окончанием серии, и Тэхен стоит посреди студии как громом ударенный, внезапная дрожь встряхивает его тело до мелких контрастных мурашек. Слышать голос Хосока с экрана это совершенно не то же самое, что слышать в наушниках без обработки. — Крутая концовка, да? — с гордостью произносит Намджун при виде ошарашенного лица актера. — Не ожидал? Чего Тэхен точно не ожидал — что у его непорочного трепета перед кумиром внезапно скакнет градус. *** Намджун от Тэхена в восторге. Тэхен в восторге, что у него не порывается вставать каждый раз, когда дело доходит до реплик Хосока, особенно в тех частях, где Найл с дразнящей самоуверенностью доводит детектива Дэнверса до кровавых пятен в глазах. Тэхен профессионал, Тэхен умеет абстрагироваться, он, в конце концов, не ржал, когда озвучивал кирпич на какой-то ролик по правилам вождения, чего ему стоит погрузиться в озвучку аниме, где химия между главными персонажами периодически вытесняет сюжет. Они записывают пять эпизодов без особых проблем, даже несмотря на то, что периодически Тэхену хочется взвыть «да потрахайтесь, наконец!», но он не сублимирует на работе и вообще держится молодцом. На шестом эпизоде, едва звуковик показывает, что начинает запись, Тэхен слышит в наушниках шепот: — Удачи, Ким Тэхен-щи. Тэхен не сразу понимает, откуда голос — Намджун никогда не встревает, не остановив запись, лампочка горит, эпизод стартует на экране, — и чуть не пропускает собственную реплику, когда понимает, что это был голос Хосока. Он себе места не находит до самого конца серии. А вдруг он записывается в соседней кабинке? Вдруг он наконец-то пришел в студию? Но на робкий вопрос Намджун со смехом объясняет, что Хосок любит оставлять такие послания время от времени. — Ему не нравится мой голос? — обеспокоенно мнется Тэхен. — Почему он желает мне удачи? — Ну… — Намджун откровенно теряется, — потому что он хочет тебя поддержать? — Почему? Намджун смотрит на него, как на идиота, который перегрелся в записывающей будке. Он, конечно, не поймет, что Тэхен страшно боится облажаться, что его не так волнует мнение общественности, как мнение его кумира, того, кому Тэхен подражал со времен учебы в актерском. — Ты его увидишь и все поймешь, — но Тэхен таращится еще более испуганно, и Намджун со вздохом объясняет, — он просто очень хороший парень. — А почему шепотом? — А, это, — Намджун смеется, — он так забавляется со звуковиками. Говорит так тихо, чтобы это не было сильно заметно на звуковой дорожке, некоторые ребята при первом монтаже просто безжалостно режут все до начала основной записи и после ее конца, и он пытается их перехитрить. Даже если эта игра не позволяет Тэхену почувствовать свою исключительность, в сериях, где ему выпадает записываться первее, он оставляет такие же крохотные послания Хосоку. И игра начинается. «И вам удачи, Чон Хосок-щи» «Надеюсь, у вас будет отличный день, Ким Тэхен-щи» «Мой день стал просто прекрасным, когда Дэнверс поймал Найла. Простите за спойлеры» «Это было бессердечно! Кстати, в этой серии Дэнверс отпустит его из тюрьмы» «Ну и кто из нас бессердечный?» «Простите, вот такой партнер вам попался, Ким Тэхен-щи» «Лучшего партнера и быть не может» Какого хрена, Тэхен! — Мне очень понравилось ваше последнее послание, — говорит Хосок, когда они видятся впервые на пороге студии. — Надеюсь не запятнать звание лучшего партнера. И улыбается, полный такого волшебного, удивительного тепла, что Тэхен боится запятнать свои джинсы, но уже не от озабоченности, что сопровождала его последний месяц работы с Хосоком, а в приступе откровенной щенячьей влюбленности. Они вместе пишут двенадцатый эпизод, и Тэхен думает, что выронит скрипт от того, как сильно трясутся руки, но рядом со звездой его аудиальных фетишей мистическим образом ловит чувство спокойствия. Хосок — бесспорный профессионал, перед началом записи он обговаривает с Намджуном все волнующие детали персонажа, особенности эпизода, настраивает кондиционер похолоднее, пересчитывает листки скрипта. «Все должно быть идеально», — с виноватой улыбкой объясняет он некоторую задержку, и Тэхен смотрит на него с открытым ртом. Скрупулезное отношение к своей должности настолько восхищает, что Тэхену даже немного стыдно за то, что он порочил уникальный гений Хосока своими дурацкими фантазиями. А потом Хосок, мельком поглядывая то на скрипт, то на экран, кривит красивые губы в грязнющей, хамской ухмылке и сладко цедит: — Никак не ожидал увидеть вас в таком месте, сержант. Чего же вы от меня хотите? Помощи? К черту стыд, к черту совесть, только дайте ему этого мужика и ничего он больше не хочет. Тэхен закашливается от того, как горячо становится в груди от этой мысли, и думает, что помогать себе этим вечером снова придется самому. Боже, обещаний держаться пути истинного хватило секунд на десять — стоило Хосоку рот открыть, и Тэхен продал чертям свою выдержку вместе с порядочностью. — Тэхен-щи, вы в порядке? Свет в студии включается полностью, заливая глянцевым блеском замершую картинку на экране. У Хосока на лице — ни следа чернушного образа Найла, он смотрит с обеспокоенным участием, заломив тонкие брови, мягко придерживает за плечо, пока Тэхен заходится остатками кашля. — Сделать кондиционер потеплее? И голос у него совсем другой, — господи, конечно, ну как еще, — мягкий и ласковый, но Тэхен не сможет с железной уверенностью сказать, что его не кроет от этого так же сильно. — Прошу прощения, я просто хотел сказать реплику, но подавился слюной. Ничего он не хотел, даже не посмотрел в скрипт с момента, как влип в Хосока взглядом, но что ему надо было сказать? «Простите, я представил, как бы это звучало, если бы ваши руки были на моем члене. Ничего страшного, можем продолжать»? — Ничего страшного, — как раз отвечает Хосок, и Тэхену хочется взвыть. — Со всеми бывает. Интересно, сколько еще там таких, как Тэхен. Наверное, и правда все. Как вообще можно не хотеть Хосока, когда он в принципе существует вот такой? — Мы как-то озвучивали сцену, где мне надо было говорить с набитым ртом, и я так подавился, что мне чуть скорую не вызвали, — успокаивает Хосок, дожидаясь, пока коллега отхлебнет воды из бутылки. — Ну что, продолжаем? Тэхен кивает и берет за правило не смотреть на него больше. Он три года в актерском провел не для того, чтобы запороть проект потому, что его нездорово кроет от чьего-то голоса. Они заканчивают эпизод около часа ночи, и хотя Тэхен предпочитает работать днем, посмотреть на компанию изнутри после заката солнца становится не менее интересно. Вокруг почти полумрак, только холодный синий свет льется из приоткрытых дверей монтажных, кто-то еще работает — Тэхен узнает ни с чем не сравнимый голос Пак Чимина и удивляется, что в такое время ему удобно озвучивать мультики. Но в целом, тишина на этаже, который днем похож на огромный улей, оказывается такой глухой, что щелчок закрывшейся за ними двери студии звучит оглушающе. — Может быть, хотите сходить выпить по стаканчику? — предлагает Хосок. Тэхен таращится на него как на белого медведя в пустыне. — Ой, простите, все время забываю, что нормальные люди в такое время не работают, а спят. Привык к ночным сменам. На самом деле, Тэхен удивляется не предложению сходить в бар в час ночи, а с того, что Хосок, его старший, его кумир, личность настолько недосягаемая, что его фильмографией, если распечатать, можно обернуть Тэхена в три слоя — зовет его выпить. — Нет-нет, я не против, — Тэхен пытается не звучать так, будто он совсем отчаялся от безумного счастья, но вряд ли получается. — Конечно, пойдемте, завтра у меня выходной. На самом деле, Тэхену завтра вставать в шесть утра, но он скорее откусит себе язык, чем признается в этом и откажется от такого шанса. Неподалеку от бизнес-центра, в котором они работают, находится небольшая, малоприметная лапшичная. Тэхен открыл ее для себя, когда в первый день искал дорогу на пробы в объятиях топографического кретинизма, но он и представить не мог, что Хосоку в идеально отглаженной рубашке и с дорогими часами на запястье могло приглянуться такое место. Днем здесь работает очаровательная пожилая хозяйка, а поздно вечером, судя по всему, ее сын, который разговаривает с Хосоком так, будто видит его здесь сотый раз. — Вы всегда работаете в ночную смену? — интересуется Тэхен, пока они ждут пиво. — Последние три месяца приходится присматривать за детьми днем, поэтому работать получается только вечерами. Тэхен опускает взгляд. Конечно, он натурал, чего ты вообще ждал, что хоть кто-то в здравом уме пропустит такого прекрасного человека и не сделает все возможное для долго и счастливо? Тэхен дружит с гуглом, знает, что Хосоку тридцать три, и шанс на отсутствие красивой жены и карапузов с прекрасной улыбкой, как у папы, был ничтожен. — У меня прекрасные племянники, честное слово, — вздыхает Хосок, — но следить за ними оказалось не так просто, как я думал. Моя сестра проходит жесткую стажировку в большой компании, и кто я такой, чтобы лишать ее мечты, верно? Тэхен поднимает обратно огромные глаза, надеясь, что истерическим счастьем на его лице Хосоку не выжгло сетчатку. — А у вас есть дети, Тэхен-щи? И он так счастлив, боже мой, так счастлив, что на зверском облегчении ошалевший мозг без фильтров выплевывает: — Я гей. Тэхен с таким звонким щелчком закрывает рот, что эхо до сих пор разносится по тихой лапшичной. — Ваше пиво, — весело объявляет сын хозяйки, выставляя на стол холодные запотевшие стаканы. Если бы не он, то в повисшем молчании точно можно было бы услышать, как Хосок удивленно моргает. — Понятно, — говорит он, смущенно улыбнувшись. Тэхену хочется колошматиться головой об стол так яростно, чтоб дятлы от зависти передохли. Это не то, что стоит говорить знакомым, какими замечательными людьми они бы не казались. И точно не то, что нужно вываливать своему крашу в первый же — и, скорее всего, последний — раз, когда они пошли по-дружески выпить. Никогда не знаешь, каким боком тебе повернется такая честность и не придется ли уже завтра писать заявление на увольнение. — У нас, знаешь, сплошь одиночки в коллективе, — продолжает вдруг Хосок, пожав плечами. Неизвестно, сколько честности в его расслабленности, актер-то он от бога, и Тэхен напряженно замирает, не зная, чего ждать. — С такой работой-то конечно, какие отношения? То на весь день застрянешь, то посреди ночи выдернут на экстренную рекламу подгузников. Тэхен нервно подхихикивает, но внимательного взгляда не снимает, смотрит, как Хосок отхлебывает пиво, откидывает назад челку, упавшую на лоб, устало вздыхая, и некоторые прядки мягко, невесомо подлетают. — Работа хорошая, но таким ходом отношения только с собакой заводить. И Тэхен ощутимо расслабляется. Не гомофоб и то прекрасно, уже большой плюс, и тут уже на какой он стороне радуги — вопрос десятый. Лучше иметь тысячу шансов когда-нибудь подкатить, чем бороться за то, чтобы к тебе не относились с плохо скрытым отвращением. Через несколько больших глотков пива в комфортном молчании Хосок закатывает рукава, снимает часы и расстегивает три верхние пуговицы у рубашки, облегченно вздыхая, и становится совсем хорошо. И одновременно с этим очень плохо. Потому что у Хосока изящные тонкие запястья, нежные капельки влаги между ключиц и шелковые мягкие прядки волос, что колышутся, словно крылья бабочки, от его расслабленных, довольных вздохов. Хосок выглядит усталым, но невозможно восхитительным в слабом свете маленького пустого зала, и Тэхену все сложнее не задерживаться взглядом на каждой уютной мелочи. — Кстати, хотите покажу своего пса? — весело предлагает Хосок и очаровательно суетится. — Ща, ща, только телефон найду. Охмелевши подперев щеку кулаком, Тэхен завороженно наблюдает, как Хосок ерзает на стуле, выискивая мобильник по карманам, и с чувством сладкого бессилия ощущает, как безбожно влюбляется. *** В актёрском Тэхена научили многому, правдоподобно врать в том числе, поэтому он, разумеется, говорит, что ему очень удобно работать в ночную смену вместе с Хосоком. Ведь гораздо проще писать сразу обоих, чем по отдельности, слышит Намджун и согласно кивает, мол, какой умный мальчик, какой отзывчивый, экономит им всем время, умница просто. И следующий месяц умница, чуть ли не вибрируя от радости, проводит вечера со своим крашем — не совсем в той плоскости, как хотелось бы, но это поправимо. После записи они иногда заходят в круглосуточную лапшичную, болтают о всякой ерунде, опустив формальности. Сложно оставаться в рамках ультра-вежливости, когда о своей ориентации чуть ли не в лицо проорал, хотя тебя и не спрашивали. — Есть у меня одна мысль, — говорит Хосок, блаженно расплываясь на стуле, сытый и довольный. Голос его в эти моменты становится мягким, чуть хрипловатым, но все ещё полным цвета и броских ноток. Тэхену, чем больше он находится в аудиофоне любимого голоса, тем сильнее кажется, что невыведанных граней здесь столько, сколько ему никогда не собрать в букет. Голос Хосока манит его как клавиши фортепиано — Тэхен любовно прогуливается по ним пальцами, и у каждой нотки столько уникального звука, столько цвета. Хосок, наверное, и сам не знает, какой невообразимой палитрой владеет, и что Тэхен бережно запоминает оттенки его голоса до полутонов. Нарисовал бы, если бы умел: густой багряный и пьянящий лиловый на соблазняющих нотках, ядовито-малахитовый голос злодеев, чистый индиго задумчивого, ровного голоса, и его обычный спокойный, согретый лёгкой улыбкой — всех оттенков солнечного света из окна, ранним утром выходного, проведённого в постели любимого. — Тэхен-а? — обеспокоенно зовёт Хосок, и Тэхен встряхивает головой. — Засыпаешь? — Прости, хен, я просто задумался, — и Хосок в его думах смотрелся гораздо интереснее в окружении солнечных зайчиков и смятых простыней, чем в свитере под горло на фоне лапшичной. — Ты что-то говорил? — Я говорю, у меня к тебе предложение. В следующем сезоне выпускают адаптацию одной очень нашумевшей манги, — Хосок замолкает и добавляет осторожно: — яойной манги. Не подумай, что я предлагаю это тебе, потому что ты гей… Тэхен с улыбкой наблюдает, как Хосок мнется от неловкости, подбирая слова, и торопится его успокоить. — Не подумаю. — Просто мне кажется, что каждый профессиональный актер озвучания в своей жизни должен озвучить три вещи: жизнерадостную рекламу слабительного, мультик для детей до двух лет и яойное аниме. — И ты как фея-крестная, значит, принес мне идею для карьерного и личностного роста? — смеется Тэхен. — Хорошо, что за проект и кто будет со мной в паре? — Я. Улыбка чуть сползает с лица Тэхена и застывает как разлитый мед, подсохший на солнце. — Я понимаю, что обычно такие проекты это не самая почетная позиция в твоей фильмографии и в резюме на серьезный кастинг о них лучше не распространяться, — Хосок немного подается вперед, отодвигая пустой пивной стакан, — но на этот раз проект действительно большой, его многие ждут и, поверь мне, если не это, то оплата точно заставит тебя согласиться. Ему не хочется признаваться, что он уже согласен, просто потому что Хосок просит и он же будет с ним в паре — и это же становится нехилой причиной для беспокойства. Тэхен никогда не смотрел такие аниме и не знает специфику работы над ними, но, может быть, рядом с профи беспокоиться не о чем? Разве что только… — Какой рейтинг? — Высокий, — отвечает Хосок уклончиво, и по его лицу видно, что он знает, каким будет следующий вопрос. — Боттом? — Ты. Черт. Тэхен вздыхает и залпом допивает остатки пива в стакане. — Почему я? В смысле, не почему боттом, это мне понятно, — Хосок на это смеется, очаровательно сощурив глаза, — почему ты предлагаешь роль мне? — Ну, во-первых, твой голос идеально подойдет специфике героя и его характера. Это не совсем то, что Тэхен хотел бы услышать, его после бокала пива мало интересует конструктив, хочется услышать, что Хосоку тоже нравится его голос, что ему нравится работать вместе… — А во-вторых, мне очень нравится твой голос и работать с тобой вместе, — говорит Хосок, расплываясь в улыбке, и Тэхен медленно, счастливо умирает. — Я согласен. Тэхену плевать, что он понятия не имеет, как работать над такими проектами, что нехваткой опыта он может запороть что-то настолько большое и ожидаемое, но он сделает все, что угодно, чтобы Хосок им гордился и не пожалел о своем выборе. Хосок на радостях аж в ладоши хлопает и в плечо бьет тихонько с такой широченной улыбкой, будто кадровый вопрос ему спать не давал. — Супер! Вот Намджун обрадуется, когда узнает, что ты согласился. — А ты, хен? Озвучивал такие проекты? — спрашивает Тэхен насмешливо, и по тому, как смущается Хосок, понимает, что попал в точку. — Я тринадцать лет в индустрии, конечно озвучивал. За них всегда прилично платят, а мне в начале карьеры были очень нужны деньги. Своего имени я не указывал и голос у меня, ввиду специфики, был совсем другой, но Чимин наверняка меня узнал, — говорит Хосок, посмеиваясь, — у него мало того что слух очень тонкий, так он еще и задрот до всякой старой анимации. Тэхен делает себе маленькую пометочку поймать Чимина. Ну так, спросить, как дела… *** Когда Тэхен говорил, что сделает что угодно, он не имел в виду, что готов жалобно стонать в микрофон как несостоявшаяся порно-звезда. Или как Хосок, озвучивающий какое-то ну очень непотребное аниме 2006-го года, от которого хочется не просто крышку ноута отпустить, но и окна зашторить, и все двери закрыть. Может, дело в том, что Тэхен знаком с человеком, чей голос слышит. Или в том, что слушать такое без руки в штанах крайне сложно. А Тэхен плохо справляется со сложностями. У Хосока очень хорошо получается. Пугающе хорошо, потому что, задействовав вторую голову, Тэхен понимает, что его голос бы точно не узнал, и… Это восхищает. Он не может представить, как Хосоку одинаково умело удаётся озвучивать и отрицательных персонажей от картонных злодеев до сложных личностей, и вот такое: что-то трепетное, ломкое, изнывающее от удовольствия, будто кто-то действительно держал Хосока в руках. Тэхен знает, что это не так, что это всего лишь мастерство, но до чего же легко просто закрыть глаза и поверить, что все по-настоящему. — Тэхен-а… — шелестит в его голове так зыбко, губы пробирает дрожью. — Тэхен-а! Он распахивает глаза, натыкаясь на три недоуменных взгляда: Чимин, Намджун и Хосок, с которыми они обсуждали подготовку к новому проекту в комнате отдыха, уставляются на него одновременно. — Мы уже час разбираем персонажей, конечно у парня голова задымилась, — Хосок, спасающий положение, улыбается ослепительно ярко, как обычно конкурируя с мощностью электростанции. — Сгоняю нам за кофе. Намджуни, подсобишь? Я не донесу четыре стакана. Тэхен провожает обоих взглядом, пока не закрывается дверь, а когда оборачивается, то не сразу понимает, почему Чимин таращится на него с таким ехидством. — Ты посмотрел то аниме, — безапелляционно рубит он, поигрывая бровями. — Да с чего ты взял! — С того, что хорошо тебя знаю. С Чимином они познакомились еще в академии, несмотря на то, что учились на разных курсах. Оба подали заявку на участие в озвучивании специального выпуска университетской радиопрограммы, проекта, который отлично смотрелся бы в резюме на работу, и оба прошли, получив от профессоров массу комплиментов уникальности их голосов. Потом снова встретились на дополнительном факультативе на каникулах и завязали общение. Дружить оказалось гораздо проще, когда вас связывают не только общие интересы, но и отсутствие конкуренции — ведь нет риска встретиться на кастинге на одну роль и похерить дружбу в борьбе за работу. Но на последнем курсе Тэхен с головой ушел в учебу, а на Чимина посыпались предложения в сфере озвучивания мультиков, и общение немного стихло, пока они не пересеклись в одной компании. — Вчера ты попросил у меня ссылку на тот проект Хосок-хена, о котором он не любит распространяться, из, как ты там сказал? — Чимин задумчиво постукивает пальцем по губам и вдруг ухмыляется. — Профессионального интереса. А сегодня, стоит хену заговорить, у тебя глаза стекленеют, и вид становится до того блаженный, что, ставлю мой новый микрофон, вчера твой профессиональный интерес буянил у тебя в штанах. Уткнувшись лицом в ладони, Тэхен измученно воет под хохот Чимина. Ну, не говорить же ему, что каждый раз, как Хосок открывает рот, что бы тот ни говорил, все мистическим образом превращается в «да, еще!» задыхающимся голосом из того проклятого аниме. — Да брось, нет ничего страшного в том, чтобы дрочить на яойное аниме, — тянет Чимин, откровенно поддразнивая, — если его, конечно, не озвучивает твой коллега, твой кумир и по совместительству краш. — Боже, — взвизгивает Тэхен, выглядывая из-за пальцев одними глазами. — Это так видно? — На прошлой неделе, когда вы писали последний эпизод, я сидел в рубке с Намджун-хеном. И, если ты всегда смотришь на Хосок-хена такими щенячьими глазами, то у меня для тебя плохие новости. — И раньше, чем Тэхен ринется выпрыгнуть из окна, успокаивает: — Но на твое счастье хен еще безнадежнее, чем ты, и вообще ничего не замечает. — И лучше бы так и оставалось, хотя бы пока мы не закончим озвучку этого сраного яойного аниме, которым я себе смертный приговор подписал, — Тэхен тяжело вздыхает и откидывается на спинку мягкого дивана, грустно поглядывая на материалы по грядущему проекту. — Я, честно, не просто так попросил у тебя ссылку. Чимин, закатив глаза, неверяще фыркает. — Нет, правда. Я, конечно, хотел послушать хена, когда еще такой шанс выпадет, но меня также интересовало, как он справился с подобной ролью, потому что у меня нет в этом никакого опыта. — Зачем тебе опыт, когда у тебя есть Хосок-хен? — А мы кофе принесли! — весело объявляет Хосок в дверях, затаскивая в комнату стаканы с кофе и свою радостную улыбку, способную согреть весь мир. *** «У него ж есть Хосок-хен» и от этого только хуже. В начале записи озвучки того самого аниме все не так плохо, как Тэхен думал, хотя у него было целых две причины, чтобы нервничать. Во-первых, проект оказывается настолько большим, что, после окончания подбора всего каста, их компания даёт пресс-конференцию, на которой собирается столько журналистов, что Тэхен чувствует себя актёром самой ожидаемой дорамы сезона. Камеры щелкают, вопросы сыплются и основной удар приходится на Тэхена, как на малоизвестное лицо в сфере озвучания. Он вроде бы даже неплохо справляется, периодически зеленея от избытка внимания, но если дело идёт совсем плохо, то на выручку, как рыцарь с улыбкой сияющей и защищающей лучше, чем любые доспехи, приходит Хосок. Он ободряюще хлопает по плечу, стоит Тэхену ляпнуть какую-то ерунду, которая до жути умиляет всех журналистов, говорит, как он рад работать вместе, и какой его партнёр талантливый, ну просто алмаз, и Хосоку ужасно повезло с ним. Тэхен в какой-то момент чувствует себя невестой на свадьбе и боится, что кто-то из журналистов сейчас завопит «горько!» и можно стреляться. Но в целом встреча с прессой проходит хорошо и в награду за мужество Тэхен получает кучу фоток рядом с Хосоком и несколько очень приятных статей про химию между двумя актёрами. И это все так затягивает, что Тэхен обнаруживает себя в пять утра своего выходного под какой-то статьёй на нейвере, где фанаты экранизируемой манги наперебой спорят, насколько удачен подбор каста. Тэхен профессионал, Тэхен из-за чужих предпочтений не впрягается эмоционально и не даёт комментариям от анонимов влиять на его работу — но то ли пять утра на сбитом режиме, то ли зацикленность его жизни на человеке, который вряд ли посмотрит в его сторону… Ему хватает нескольких комментариев в духе «не удивительно, что Чон Хосок занимается озвучкой, ведь как ещё можно использовать настолько потрясающий голос, скрыв несимпатичное лицо», и Тэхен неожиданно обнаруживает в себе залежи пораженной бешенством чихуахуа, которая заливая красными слюнями клавиатуру, бросается в комментарии. «Скотина», — начинает Тэхен и тут же стирает. Он же культурный человек, его мама так не воспитывала, и даже в анонимном мире надо оставаться человеком… «Скотина-щи, — возвращает Тэхен, наткнувшись взглядом на «несимпатичное лицо», — Чон Хосок самый потрясающий человек во вселенной и только ограниченность вашего интеллекта и чувства прекрасного не даёт вам разглядеть уникальность его красоты. И единственная причина, по которой вам повезло не видеть его лица, это чтобы вы не ослепли, глядя на него.» — Он прямо так и сказал, представляешь, ослепли! — смеётся Хосок вместе с Намджуном, сидя в комнате отдыха. Хосок, который, кажется, тоже читает новости со своим участием. — Я тебе больше скажу, это был парень в промежутке от 20 до 30 лет. Ох, посмотрел бы я на него вживую, интересно, что бы он сказал. Тэхен старательно прячет глаза. Он бы сказал то же самое, если бы ему хватило смелости признаться, что это он устроил войну в комментариях во имя чести Хосока. Во-вторых, Тэхен все ещё не понимает, как озвучить те-самые-моменты и не сдохнуть от стыда, но, в отличие от порнографического мракобесия, которое озвучивал Хосок, у этого аниме, к счастью, был сюжет. Или его видимость, потому что уже секунд через тридцать после начала понятно, как быстро герои окажутся в постели и почему. Но Тэхен искренне старается забыть, что маячит у него на горизонте, и проникнуться историей. Сюжет разворачивается на отношениях двух государств, от которых подозрительно несёт Чосоном, — Хосок говорит, что исторические аниме, особенно про двух мужчин, сейчас очень в моде, — вернее, на отношениях двух правителей. Один из них, Ли Судже, представляет из себя надменного, беспринципного ублюдка, который захватывает соседние государства просто из своей прихоти, а второй, Сон Джуну, эдакий жертвенный герой, сдаётся первому в рабство, получив обещание, что его страну не захватят. Они успешно пишут половину первого эпизода до этого момента, в агонии перед неизбежным Тэхен успевает отвлечься на запись с другим новеньким актером Чон Чонгуком, который озвучивает младшего брата Джуну, и даже с Чимином, согласившимся озвучить одну строчку эпизодического персонажа. Но дело доходит до первого столкновения главных героев, и Тэхен сталкивается с главной сложностью, о которой предупреждал Хосок — это корейское аниме, есть только картинка и музыка, а значит скопировать интонации с оригинальной озвучки на другом языке не получится, и приходится играть как никогда. Рядом с перфекционистом Хосоком особенно. — Я мог бы взять тебя здесь, — усмехается Судже, нарезая круги вокруг пленника, когда они остаются вдвоём в тронном зале. — Ты можешь делать с моим телом, что заблагорассудится, но над моим разумом власти тебе никогда не иметь, — стреляя ненавидящим взглядом, отвечает Джуну. — Ты сам мне его отдашь. И разум, и душу, и тело — отдашь добровольно, поверь мне. — Никогда этому не бывать, ублюдок! — Стоп, минутку, — прерывает Хосок, — Намджуни, отмотай на три секунды назад, мы перезапишем. Смотри, Тэхен-а, тут есть один момент. Тэхен дожидается перемотки, пока на экране не появится нужный кадр с его репликой в субтитрах, и мрачно смотрит на двух красивых длинноволосых мужчин, которые так смотрят друг на друга, что только искры не летят. Хоть у кого-то химия взаимная. — Смотри, Джуну произносит эту фразу, а у него на горле, — Хосок тыкает в экран, — рука Судже, то есть произнести надо хрипло, будто тебе что-то давит, вот так, если позволишь. Он аккуратно прикладывает ладонь к шее Тэхена, давит легонько ребром вверх. — Скажи что-нибудь. А ничего, если он скажет «сильнее»? — Раз, два, — сдавленно произносит Тэхен последней живой клеткой мозга. Ему не больно, но красивые длинные пальцы на коже открывают в нем какие-то иные грани сумасшествия. — Вот видишь! — улыбается Хосок. — Попробуй так же произнести свою реплику. — Ты можешь оставить свою руку на моем горле. — Что? — Что? Если Тэхен выживет до конца проекта, не набросившись на Хосока, его надо приставить к награде за мужество, лишения и силу воли. Но у Тэхена это получается очень плохо, потому что, добравшись до третьего эпизода, они четыре часа пытаются записать трехсекундную сцену с поцелуем. Намджун, сидящий в рубке, с откровенным отчаянием на лице смотрит на происходящий за стеклом спор. — Тебе не надо жевать свою руку! — сдаётся Хосок, битый час объясняя, как актёры озвучивают поцелуи. — Неужели ты никогда не пытался научиться целоваться на себе? На помидорах там? — Нет, хен, — говорит Тэхен язвительно, — помидоры не успели дождаться своей очереди, я начал встречаться с человеком. — Совсем забываю, что молодёжь сейчас взрослеет быстрее, — Хосок потирает глаза. Вот ляпнул, «молодёжь», у них же всего-то восемь лет разницы, подумаешь! — Неудивительно, я бы с таким красивым лицом тоже времени не терял. Тэхен аж сдувается, позабыв про раздражение, которое накопил, пока они безуспешно пытались выдавить из него звук, похожий на поцелуй. Хосок считает, что у него красивое лицо? — Тэхен-а, я бы сам озвучил поцелуй, мне не сложно, но в этой сцене Джуну целуют насильно, поэтому ты должен пыхтеть, мычать и в конце сказать вот это «не прикасайся ко мне», и это должен быть твой голос, чтобы оно не звучало фальшиво. — Да я уже всю руку себе обслюнявил, не выходит у меня этот звук. — Это почти как ставить засос. — Я засосы предпочитаю ставить на людях, которые мне нравятся, а не на себе, — глядя в глаза, говорит Тэхен так резко, что Хосок аж теряется. — Ладно, давайте попробуем ещё раз. Они пробуют ещё раз. И снова. У Тэхена красное мокрое пятно на запястье и Намджун, который, трагично вздохнув, говорит в наушник «простите, ребят, звучит не верибельно». — Ладно, третий час ночи, давай отпустим Намджуна, — говорит Хосок, — ему ещё днем идти к Юнги и Чимину на запись этих радужных мишек, или как там называется шоу, от которого мои племянники прутся… Когда Намджун счастливо отваливается, Хосок протягивает Тэхену бутылку с водой и отходит в рубку, чтобы отмотать запись снова. — Попробуешь ещё раз? — звучит его голос в наушниках. — И, Тэхен-а, не надо стесняться, это просто работа, я понимаю, как может быть стыдно записывать подобное, но я здесь чтобы поддержать тебя, а не смеяться. Тэхен смотрит на осточертевший стоп-кадр на экране, на свою руку, на Хосока за стеклом и в голове всплывает совершенно дикая идея. Возможно, он будет жалеть. Возможно, о том, что он этого не сделал, он будет жалеть гораздо сильнее, поэтому, не дав здравому смыслу право голоса, выпаливает: — Ты можешь меня поддержать, хен. — Да, конечно, чем смогу. — Поцелуй меня. Улыбка неловко сползает с лица Хосока, и какое-то время он просто растерянно таращится на Тэхена через стекло. Потом выходит из рубки, приваливаясь к косяку плечом, и хмуро говорит: — Тэхен-а, в этом бизнесе так дела не делаются. — А то я не знаю. Тебе сложно, что ли? — А когда до рейтинговой сцены дойдем, мне тебя трахнуть перед микрофоном? Не то чтобы Тэхен против, но для таких признаний он чересчур трезвый. Хосок смотрит на него с мрачным неудовольствием, и Тэхен почему-то сам бесится еще сильнее. — Слушай, три часа ночи, я еще долго могу безуспешно облизывать свою руку, но нам завтра надо дописать этот эпизод. Поцелуй меня по-быстрому и пойдем по домам. — Это совсем неправильно, — Тэхен улавливает легкое «но» и не ошибается, потому что Хосок подходит ближе и тяжело вздыхает. — Кошмарная идея, просто кошмарная. — Я знаю. Это только на один раз. Потом я что-нибудь придумаю. Пожалуйста? — Тэхен выталкивает по фразе пересохшей глоткой и пытается не звучать слишком отчаянно. Хосок прыгает взглядом с глаз на губы, а на лбу прям бегущая строка от того, как он яростно оценивает все свои жизненные решения. Тэхен же не хочет ни думать, ни оценивать, у него в голове ни одной мысли не остается, кроме того, что они сейчас, боже мой, поцелуются. — Хорошо. Но это первый и последний раз. И это точно так, потому что Тэхену, кажется, душу из тела вышибает в ту же секунду, как Хосок решает легонько качнуться и прижаться губами. Поцелуй оказывается беглым, буквально одно мягкое прикосновение, скользнуть по коже, невесомо сжать нижнюю губу — и через мгновение Хосок отшатывается с нервным выкриком: — Черт, микрофон! — он несется в рубку, видимо, включая запись, а Тэхен стоит посреди студии как громом ударенный. Он не ожидал, что это произойдет так быстро. Думал, что Хосока придется уговаривать, но, видимо, его самоотверженность в работе включает и внезапные поцелуи с коллегой. Второй раз происходит гораздо более неловко. Хосок ближе двигает микрофон, смотрит на Тэхена с такой решительностью, будто под пулю выйти собрался, а не поцеловать своего коллегу, потому что они оба идиоты. Он хмуро пожевывает губу, смотрит на дурацкую улыбку, которую Тэхен вообще никак не может снять, бурчит: — Глаза-то хоть закрой. Но целуются они в этот раз чуть дольше. Тэхен включается в поцелуй, отвечает медленно и вдумчиво, и одна мысль о том, как это будет звучать на записи, стреляет в груди горячими искрами. Ему нельзя думать, что он целуется со своей мечтой, что ему нравится его целовать, что хочется вцепиться в бедра и притянуть ближе. — Да твою ж мать, — ругается Хосок, отстраняясь, — ты же должен звучать, будто сопротивляешься! И фразу эту гребаную сказать! — Если бы ты не целовал меня как стеснительная первокурсница, сделать это было бы гораздо легче! — рычит Тэхен. — Ты же актер, ну так сыграй, что хочешь меня! Третий поцелуй случается внезапно. Просто Хосок сгребает его за затылок, дергает к себе и набрасывается с таким поцелуем, что Тэхен, чувствуя чужой язык во рту, растерянно стонет. Они дико, обезумевше целуются, Тэхен дышит тяжело, мычит Хосоку в рот, потому что к нему прижимаются так плотно, что невозможно вдохнуть. Он не сразу осознает, как мертвой хваткой вцепился в чужой воротник, и, испугавшись своей искренности, отталкивает Хосока от себя. Когда их губы расцепляются с мокрым чмоком, он на нехватке дыхания рычит: — Не прикасайся ко мне. Хосок смотрит на него бешеными, блестящими глазами, грудь вздымается тяжело, и больше всего на свете Тэхену хочется плюнуть на все и поступить вопреки сценарию — работы и их отношений. Прикоснуться, сдернуть дурацкий свитер, толкнуть на маленький кожаный диван и будь что будет… Ожесточенную борьбу взглядов Хосок прекращает первым. Растерев лицо ладонью, он медленно плетется в записывающую рубку, надевает наушники и переслушивает запись. Тэхен напряженно ждет те несколько секунд, пока Хосок нечитаемо смотрит в экран. А потом его лицо неожиданно краснеет до таких оттенков алого, каких Тэхен у него никогда не видел, и, стянув наушники, Хосок утыкается лицом в ладони. В своих наушниках Тэхен слышит его смущенный хриплый голос: — Получилось… очень убедительно. *** Тэхен, хоть и тешил себя надеждами, отдавал себе отчет, что у такой выходки, скорее всего, будут последствия. И то, что теперь в его снах он безостановочно целовался с Хосоком, напрягало его гораздо меньше, чем то, что в реальности их отношения стали слишком неловкими. Нет, Хосок не отказался с ним записываться и даже оставаться наедине, когда у Намджуна заканчивались рабочие часы, но ничего не значащие прикосновения прекратились, он реже задерживал взгляд, и даже в следующий поход в лапшичную чувствовалось некоторое напряжение. Может быть, все дело было в том, в каком восторге был Намджун, переслушивая сцену днем. Он взбудораженно дергался на стуле, осыпая Тэхена комплиментами, мол, какой молодец, какой талант, это же надо было так правдоподобно сыграть, и дыхание, и эмоции. Эмоций у Тэхена и правда было выше некуда, но от лица Хосока, который нервно заметался в поисках воды в тот момент, захотелось в обнимку с этими эмоциями под землю провалиться. Хосок с той же нервозностью елозит взглядом по столу, и Тэхен не хочет давить, но в нем полстакана пива и отсутствие сопротивляемости необдуманным поступкам. — Я тебя напрягаю? Хосок вскидывается, будто вообще все это время был не здесь, смотрит немного неловко и с сожалением, но говорит: — Нет, ты меня не напрягаешь. И в голове Тэхена они уже уехали в загс, выбрали путёвку на Чеджу и имена своим будущим детям. Только Хосок не дает случиться истории фанбоя, который смог, потому что сразу после этого добавляет: — Но меня напрягает наш поцелуй. — Тэхен, наверное, был слишком слюнявый или пах кимчи с ужина, или просто Хосок натурал, боже, как же иначе? — Я должен извиниться перед тобой за это. Это было очень непорядочно и непрофессионально с моей стороны. Хосок, может, и натурал, но до чего же он хороший человек. От этого было только хуже, потому что, чем больше его прекрасных черт Тэхен открывает, тем яснее понимает, насколько безнадежна эта влюбленность. — Это же я тебя попросил, — тихо говорит он. Хосок мотает головой. — Нет, я твой хен и я должен был проследить, чтобы этого не произошло. Я не хочу, чтобы это повлияло на нашу дружбу или чтобы ты подумал что-то не… — Ты мне нравишься. Хосок замирает с открытым ртом, так и не договорив. Несколько долгих секунд в молчании они смотрят друг на друга, Тэхен, нахмурившись, уставляется с такой непробиваемой целеустремленностью, что если присмотреться, можно заметить, как у Хосока мелко подрагивают пальцы. — И это я должен извиняться, — быстро проговаривает Тэхен. Если он сейчас заткнется, то Хосок успеет дозвониться до своей светлой, но немного подвисшей головы, и прервет его, и Тэхен так и не скажет все, что у него копилось несколько месяцев. — Это моя ошибка, что я смешал работу и личную жизнь, и я правда хотел бы сказать, что я сожалею… Но я не сожалею, потому что знаю, что другого шанса у меня могло не быть, и ты нравишься мне так сильно… — Тэхен. Ну вот и все. Тэхен смотрит в его серьезное лицо, которое не бывает таким, даже когда Хосок выговаривает ему за косяки на записи, и уже слышит, что будет дальше. — Такое случается, в этом нет ничего страшного. — Что случается? Что люди влюбляются в тебя? — Нет, — Хосок вздрагивает, будто от холода, складывает руки на груди, и говорит чуть мягче, — я имею в виду, иногда бывает так, что человек думает, будто ему нравится кто-то, хотя он ничего о нем не знает. — Что в этом плохого? — Тэхен ложится локтями на стол. — Люди гораздо чаще влюбляются просто так, а не за что-то. — Нет, ты меня не понял, — вздыхает Хосок, отведя взгляд. В горящие глаза Тэхена просто невозможно смотреть, будто он не отстанет, пока не поверишь. — Ладно, давай так. Тебе нравится мой голос? — Очень, — выдыхает Тэхен с такой порывистостью, что Хосок даже немного краснеет. — В моей жизни бывали случаи, когда фанатам моего творчества настолько нравился мой голос, что они думали, будто им нравлюсь я. Будто я и есть герой, которого я озвучиваю. — Хен, но я же знаком с тобой! Да, признаюсь, сначала мне просто очень нравился твой голос, — Хосок вскидывает руку, мол, я же говорил, но Тэхен мотает головой, — но сейчас я знаю, насколько ты прекрасный человек. — Не надо, — обрывает Хосок, не желая ничего слышать. Тэхен, фыркнув, откидывается назад на спинку стула. — Ты не сказал, что тебе не нравятся мужчины. Хосок некоторое время молчит, а потом осторожно произносит: — Верно. — Ты сейчас в отношениях? — Нет. — Я тебе хоть немножечко симпатичен? Тэхен не хочет звучать отчаянно, но иначе не получается. Хосок наконец смотрит в глаза, но вскользь, обжегшись на чужой честности, смотрит в другую сторону, неуверенно затягивая: — Тэхен-а, давай мы не будем продолжать этот разговор. — Но мы не договорили. — Договорили. Хосок смотрит на часы и встает из-за стола, бросая не глядя, пока надевает куртку. — Если хочешь, я могу тебя подбросить до дома. Тэхен бы пошутил, сказав «а не боишься, что я буду к тебе приставать?», но он мог ляпнуть такое Хосоку, который еще не знал, что коллега влюблен в него, а не тому, который сейчас собирался домой, старательно делая вид, что ничего не произошло. *** Незадолго до записи первой рейтинговой сцены Хосок предлагает попробовать сделать читку скрипта в более непринуждённой обстановке, чтобы заодно не забивать время в студии и не мучить бедного Намджуна. У Юнги в квартире, оказывается, есть студия, можно обсудить детали вместе, выпить. Тэхен слушает это все с лёгким недоумением. Они уже оставались вдвоём в студии, в чем проблема? Но Тэхену нечасто удаётся побыть с Хосоком в нерабочей обстановке, — может, это такой способ исправить лёгкое напряжение, возникшее между ними после того разговора? — а он не идиот, чтобы от такого отказываться. Это правда похоже на дружеские посиделки: Юнги уводит его в комнату, похожую на маленькую студию, где на одном из диванчиков уже сидит Хосок, Чимин выплывает минутой позже с бутылкой вина подмышкой и тарелкой сыра на ладони. — Ты взял?.. — спрашивает Юнги, забирая бутылку. — Розовое полусухое, как тебе нравится. Тэхен, недоверчиво прищурившись, наблюдает за тем, как Юнги слегка краснеет от неловкой улыбки Чимина. Зря он забыл спросить у Хосока, почему и Чимин здесь. — Я буду читать подводки к репликам, чтобы вы не отвлекались, — говорит Чимин, забирая ещё одну копию скрипта со стола, и садится на другой диван напротив. Тэхен старается не думать, как неловко сидеть рядом с Хосоком на узком диванчике почти вплотную, когда надо голосом изображать, как подкладываешь своего персонажа под его — и утыкается лицом в лист. — Давайте сначала по тексту, на второй раз прогоним с видео, — Юнги садится за рабочий стол, почти исчезая за спинкой огромного кресла, и уходит шариться в программе записи. Чимин прочищает горло. «Эпизод одиннадцать, сцена три, покои императора. Судже узнает о том, что служанка передала Джуну послание от королевы враждебного государства, с которой Джуну был помолвлен в детстве, для того, чтобы организовать налёт на дворец и убить Судже. Охранники бросают Джуну на пол в императорских покоях, Судже подходит ближе, на его лице ярость, он вздергивает Джуну за подбородок.» Тэхен делает глубокий вдох. Надо просто разделаться с этим побыстрее, полыхать от неловкости он и дома успеет. — Ты глупец, если веришь, что я действительно получал такое письмо, — выплевывает Джуну. Волосы выбились из хвоста, одеяния надорваны в плечах, из рассеченной губы течёт кровь. — Не ты ли каждый день обещал мне смерти? — говорит Судже с насмешкой. — Когда я решу убить тебя, я сделаю это сам, — рычит Джуну. — Зачем оттягивать? Вот же, смотри, твоя собачонка готова привести целое войско ради твоей красивой мордашки. — Это письмо фальшивка. «Судже ударяет Джуну ладонью по лицу» — Я сдался тебе, взяв с тебя обещание, что ты не тронешь мою страну. — Джуну сплевывает кровь. — И если тебя интересует только власть, то для меня судьба моих людей превыше всего. «Судже ударяет его снова» — Посмотри на себя. Сколько лжи льётся из твоего красивого рта. — Судже дёргает его подбородок. — Ты как змея, смотришь не мигая, лжешь мне. Или ты себе лжешь? Что мешает тебе убить меня с помощью таких влиятельных помощников и вернуться к своим драгоценным людишкам? — Я обеща… «Судже насильно целует, Джуну мычит». — Я озвучу это во время записи, — говорит Тэхен, замечая, как Хосок слегка сжимает края листов в руке, — давайте дальше. — Каждый раз, как ты будешь лгать, — вкрадчиво цедит Судже медовым голосом, — я буду целовать тебя. Отвечай. Почему ты не пытаешься уйти? А может, ты не хочешь уйти? — Будь мы заперты в аду вдвоём, я лучше шагну в адское пекло, чем останусь с тобой. «Судже толкает его на спину, садится верхом и, вытащив нож, разрезает пояс, дёргает полы в стороны» — Докажи. Если не издашь хотя бы звук от моих прикосновений, я поверю тебе. «Судже целует в шею, и Джуну от неожиданности резко выды…» — Простите, мы можем взять перерыв? — хрипло выдыхает Тэхен. — Кажется, нам понадобится больше алкоголя. Он осушает налитый Юнги бокал под общий смех, и Чимин миролюбиво дразнит: — Кто-то застеснялся. Ладно, ладно, не смотри ты так, пойдём выпотрошим заначку хена. — Да на здоровье, — отмахивается Юнги, даже не обернувшись. Тэхен уныло плетется за другом на кухню. — Тебе легко говорить, ты яой не озвучиваешь. — Ты мой голос слышал? Знаешь сколько мне приходило предложений на озвучку нежных, инфантильных боттомов? Ну, таких, где в скрипте у тебя два предложения, а остальные десять серий ты тупо стонешь и всхлипываешь. — Чимин фыркает. — Нет, спасибо, лучше мультики. Они заходят на кухню, и Чимин, будто живёт здесь, знающе лезет в шкаф, рассматривает этикетки бутылки, пока Тэхен нервно ковыряет пальцем столешницу. — Я вам даже немного завидую, — Чимин непонимающе оборачивается с бутылкой в руке, — вам с Юнги-хёном. Вы отлично сработались. — Все напарники долго притираются друг к другу. У вас только второй проект, да ещё и такой особенный, для тебя это тем более в новинку. Не удивительно, что могут быть сложности. — После того, как я сказал, что он мне нравится, сложностей стало как-то слишком дохрена, — бурчит Тэхен. Чимин смеётся. — Прям так и сказал? — Ну да. И он отказал мне. — Оно и понятно, Хосок женат на работе. Я за четыре года в компании ни разу не слышал, чтобы он с кем-то встречался. — Мне он этого не сказал. Начал говорить ерунду, что я, видишь ли, только из-за голоса в него влюбился. Ну не нравлюсь, так бы и признался. Я маленький, что ли, обижусь, лопаткой в песочнице тресну? Чимин слушает его бурчание с плохо скрываемым нежным умилением. — Может, он просто смущается? Тогда понятно, почему он попросил Юнги разрешения порепетировать на «нейтральной территории», да ещё и меня позвать. Тэхен застывает. — Он правда так сказал? И что-то есть такое недоброе, холодное в его голосе, что Чимин даже немного медлит с ответом. — Я думал, ты знал. Что знал? Что Хосок его, видимо, за маньяка держит и боится, что Тэхен, стоит Намджуну дверь за собой закрыть, кинется на него как озабоченная чихуахуа? Тэхен же спрашивал на следующий день после того разговора, все ли в порядке, изменит ли это что-то в их рабочих отношениях, — он не извинялся, как вообще можно извиняться за то, что испытываешь чувства к кому-то? И он уверен, что не позволял себе лишнего, даже почувствовав, что после дурацкого признания стало легче дышать, но он не глазел, не прикасался, не навязывался. «Читка скрипта в непринуждённой обстановке», ага. «Не будем забивать время студии», когда ночью в компании было полтора землекопа и тем плевать. Тэхен, конечно, попросил поцеловать его, но не думает же Хосок, что Тэхен попросит трахнуть его с огоньком, а бедному Хосоку придётся только вздохнуть и согласиться? Так, что ли? Охренительные повороты. — Значит так. Мы сейчас возвращаемся, и ты мне подыгрываешь, что бы я ни предложил, идет? Чимин неуверенно поглядывает на друга, не понимая, в чем его план, но все-таки кивает. Тэхен холодно хмыкает и с напряженным, серьезным лицом, которое Чимин ни разу у него не видел, уходит обратно в студию. План не становится понятным, даже когда Тэхен вдруг просит прогнать всю эту сцену вместе с Чимином сразу по видео и на запись — ему, видите ли, так комфортнее и спокойнее, раз они близко знакомы с Чимином. Тот уже начинает сомневаться, что они вообще знакомы, потому что не узнает этого Тэхена. Он говорит с улыбкой, сожалеюще пожимая плечами, но в глазах такая недобрая туча, что Чимин тревожно ждет, когда грянет гром, даже зная, в кого нацелена молния. Неизвестно, понимает ли Хосок, что под прицелом, но он поглядывает растерянно то на Юнги, который тоже подзавис от удивления, то на Тэхена, который с невозмутимым лицом подтаскивает к себе микрофон, садится на диван и поворачивается полубоком, чтобы видеть экран над аппаратурой Юнги. Хосок, к которому он оказывается почти лицом, с крайним интересом уставляется в скрипт, будто впервые его видит. — С какого места пишем? — уточняет Юнги. Тэхен отвечает с каменной рожей: — С самого начала до последнего момента, где Джуну кончает. Чимин стреляет бешеным взглядом поверх скрипта, транслируя «что ж ты делаешь, придурок!», но замечает что-то подозрительно похожее на обиду в глазах Хосока и решает плыть по течению. Ему уже доводилось озвучивать странные вещи вроде хихикающего паровозика и говорящей какашки, так что по сравнению с этим озвучка абьюзивного озабоченного эгоцентрика вообще ничто. Тэхен залпом проглатывает налитое вино и решительно уставляется в экран. Они без проблем записывают все, что прогнали вместе с Хосоком, и то ли это злость в нем говорит, то ли то, как органично звучит голос Чимина, неожиданно нырнувший в низкие тональности, но Тэхен ни секунды не мешкает даже когда они подходят к тому моменту, на котором он спасовал. — Докажи. Если не издашь хотя бы звук от моих прикосновений, я поверю тебе. «Судже целует в шею, и Джуну от неожиданности резко выдыхает. Он тяжело дышит сквозь сжатые зубы все время, что торопливые, жаркие поцелуи горят на коже, задерживает дыхание и несдержанно шипит, стоит зубам сомкнуться на соске.» — Столько слов, столько лжи, — с усмешкой говорит Судже, любуясь разметавшимися по полу длинными волосами своего пленника, — когда достаточно одного моего поцелуя, чтобы твое тело сказало правду. Джуну обращает на него глаза с полыхающей бурей вокруг зрачка и цедит сквозь зубы: — Это просто реакции тела, оно не в ответе за мое сердце. — Неужели ты так же реагируешь, ублажая себя? — Судже сжимает его между ног, и Джуну низко мычит сквозь закушенную губу. — Тогда мне надо распорядиться, чтобы ты ночевал в моих покоях, а я имел возможность созерцать такую красоту. Или все-таки… Он облизывает ладонь и широко оглаживает внизу, тут же резко сжимая в кулак, заставляя Джуну, крепко зажмурившись, тяжело выдохнуть через нос. — … ты лжешь мне? — Чего ты… — Джуну, стоит ладони сжать сильнее, запинается в словах и договаривает на выдохе, — хочешь от меня? — Я хочу твою честность. — Рука внизу начинает размеренно, терпко двигаться, Джуну приходится сжать зубы так сильно, что Судже не может не коснуться ладонью заострившихся скул. Любовно оглаживая его лицо пальцами, Судже нависает сверху, не отрывая горящих глаз. — Я хочу, чтобы твой разум был честен со мной, как сейчас твое тело, потому что я никогда не воспользуюсь твоей честностью против тебя. Джуну прикрывает глаза, не выдерживая нежности прикосновений, того, как бережно скользит палец по прокушенной губе, а следом опускаются губы, целуют с невообразимой ласковостью; язык, проникая внутрь, оглаживает так головокружительно, что Джуну едва хватает сил, чтобы не застонать. Он дышит тяжело, надсадно, пьяным взглядом влипает в безумные глаза напротив. — Потому что я тоже всегда честен с тобой, — на грани шепота произносит Судже в чужие губы. — В том, как я хочу обладать тобой. Твоим телом, — Джуну всхлипывает от еще одного горячего толчка ладони, скулит измученно. Но следующие слова разносят его гораздо сильнее. — И твоим разумом. И ты тоже этого хочешь, но боишься в этом признаться. Они вцепляются друг в друга, жадно целуясь, Джуну в этих безумных поцелуях теряет контроль, дышит хрипло, ломается в тихих, сладких вздохах удовольствия, и на пике выгибается с таким звонким, надрывным стоном, что дьявольская улыбка мгновенно расцветает на губах Судже. В этот же момент по окончанию эпизода все четверо сидят в студии в таком гробовом молчании, будто это не стон Тэхена, а бомба взорвалась в помещении. Тэхен деловито складывает листы скрипта на коленях, откидывается на диване и лениво тянется за бутылкой на столике между диванов, мастерски игнорируя то, какими огромными глазами смотрит Чимин, как Хосок с покрасневшими кончиками ушей бегает взглядом с тэхенова лица на розовые пятна на его ладони, оставшиеся от фальшивых поцелуев. Юнги медленно разворачивается на скрипящем кресле и чуть удивленно выдыхает: — Ну охренеть теперь. Чимин хихикает. Возможно, нервно. Тэхен все так же невозмутимо смотрит на наручные часы и встает, отодвигая стойку микрофона в сторону. — Мне пора. — А мы разве… — Хосок растерянно замолкает, растерявшись от прохладного взгляда, которым одарил его Тэхен, — не собираемся записать еще раз со мной? — Ну, мою часть мы записали. Нормально получилось, Юнги-хен? — Я бы сказал, что получилось не просто нормально, а охренительно, — признается Юнги. Он, конечно, не менее охренительно сейчас подставил друга, но с Хосоком он потом разберется, он вообще ему сразу сказал, что этот сбор был идиотской идеей. — Вот и прекрасно, — невинно говорит Тэхен с явной фальшью в улыбке, — мы ведь раньше уже записывались по отдельности, верно, хен? Хосок молча смотрит на Тэхена снизу-вверх и понимает, о каком именно «раньше» говорит младший, просто глядя на его безразличное лицо. Раньше, когда они не были знакомы, не виделись и были простыми коллегами. Хосока почему-то пугает этот резкий скачок назад и он хватается за последний шанс, неловко предлагая: — Может, я подвезу тебя? — Не надо, возьму такси. Когда за Тэхеном закрывается дверь, после долгой тишины Юнги поворачивается к Хосоку и с каменной рожей выносит вердикт: — Поздравляю, ты его просрал. * Юнги всегда прав, в этом Хосок успел убедиться за восемь лет дружбы и работы в одной компании. Но то, насколько сильно Хосок воспротивится факту, что он действительно просрал Тэхена, становится для него очень неприятной неожиданностью. Они не просто откатываются к начальной точке, когда не знали ничего, кроме имен друг друга, а еще дальше — Хосок не помнит такой холодности в те времена, хотя они продолжают работать вместе, за исключением эпизода, который Хосок уныло пишет один в студии. Да еще и Намджун сыплет соль на рану, когда в перерывах восторженно вздыхает, какой Тэхен молодец, как у него хорошо получилось вот тут и там, как он здорово откатал сложную сцену. Хосок слушает эти комментарии молча, чувствуя, что стойка микрофона в сжатом кулаке сейчас треснет. Тэхен, казалось бы, ведет себя так же хорошо, как раньше, только эта безупречность превращает его в идеального, унылого робота. Он больше не смущается, не шутит, у него не осталось дурацких привычек, от которых у Хосока всегда ласково теплело на душе: как Тэхен от смущения шлепал себя по лицу скриптом или подвывал прям в бумаги, как пританцовывал, если получалось быстро записать кусок, как смеялся, сияя восхитительной улыбкой, когда Хосок разогревался скороговорками перед началом записи. — Все в порядке, хен? — И даже взгляд, с которым он смотрит теперь, блеклый и немой, в нем не осталось старого обожания, которому Хосок нашел объяснения после того вечера с признанием. — Прости, я что-то задумался. — У тебя осталась последняя фраза и все на сегодня, — спокойно говорит Тэхен, чуть махнув листами скрипта, — Намджун-хен, перемотай на пару секунд назад, пожалуйста. Хосок дописывает последнюю реплику, выжимая из себя эмоции из последних сил. Эпизод кончается напряженной беседой Судже и Джуну, в конце которой первый яростно признается, что будет защищать Джуну ценой своей жизни если понадобится, а в реальной жизни Хосока и грамма этого накала не чувствует — скорее, совсем наоборот. Он уныло наблюдает, как Тэхен собирается домой, торопится за ним, ловя его в коридоре. — Слушай, — робко пробует он, и Тэхен послушно разворачивается. Выражение его лица настолько никакое, что Хосоку в контраст хочется заорать. Сам не знает, почему. — Может, пойдем выпьем? «Как раньше», почти срывается с губ, но Хосок не хочет звучать слишком отчаянно. Хотя как и на протяжении всей холодной недели он снова слышит: — Прости, я лучше домой. До завтра. Тэхен разворачивается и уходит, его шаги мягко шуршат по тихому коридору, и Хосока против воли прорывает: — Кому лучше? Тэхен останавливается, но поворачивается не сразу. Хосок только сейчас замечает, какими огромными кажутся его плечи в узком коридоре. Когда Тэхен оборачивается, безразличия больше нет на его лице, но и то, что там оказывается вместо него, Хосока не радует. — Чего ты от меня хочешь? — нахмурившись, спрашивает он. Жесткость в его голосе Хосок слышит впервые и даже теряется немного. — Может… Чтобы все было как раньше? — Когда? До того, как ты узнал, что нравишься мне? — Хосок виновато опускает глаза. — Или после этого, когда тебе стало неприятно оставаться со мной наедине из-за такого открытия? Так вот если первое, то не получится, хен. Я не могу изменить то, что ты мне нравишься. — Эта симпатия пройдет, но я не хочу, чтобы наша дружба проходила тоже. — Какая дружба? Такая, где я притворяюсь, что ты мне не нравишься? Очень удобно. — Тэхен нервно облизывает губы и те несколько секунд, что он пытается подобрать слова, отчаяние на лице становится отчетливо видимым. — Я ничего тебе не сделал, я не прикасался к тебе, я не поднимал с тобой тему моей влюбленности, не делал намеков. И ты все равно боишься меня. Так какое «как раньше» ты хочешь? — Я не боюсь тебя. Тэхен с усмешкой фыркает. — Дружить у нас не получается. Симпатии ко мне у тебя нет. Я не вижу другого выхода, кроме как оставаться коллегами, так будет проще для нас обоих. Что-то мечется внутри Хосока, тянет, ну давай же, останови его, догони, хватит сбегать каждый раз, когда тебе дается такой шанс, только руку протяни. Но он молча смотрит, как Тэхен уходит, и возвращается обратно в студию, уже отвыкший от этой тишины. Он действительно не боялся Тэхена. По крайней мере не так, как тому казалось. Хосок уже проходил такое в прошлом: первые и последние отношения с человеком, который влюбился в него, слыша только голос, закончились плачевно — он не влез собой настоящим в тот образ, который нарисовался с его голоса в чужой голове. Он не обладал ни одной из характеристик, которые представляли люди, слыша его голос, как не был он ни капли похож на персонажей, которых озвучивал. Он считал себя простым человеком, любящим собак, музыку, легкие фильмы, сидеть дома, и уж тем более, после многочисленных походов на фанатские форумы, он не тешил себя иллюзиями на тему несовместимости голоса и очень заурядного лица. И тут на него обрушивается Тэхен, и Хосок действительно пугается. Того, как человек такой фатальной красоты, такой душевности и солнечности, мог влюбиться в него. Того, как просто оказалось почувствовать влечение и одновременно с этим невероятную легкость от нахождения рядом с ним. И понять, что это очень, очень плохая идея — невозможная, но не находить в себе силы противостоять. И Тэхен своей безупречностью не делает ему легче. Они записывают еще несколько эпизодов, медленно приближаясь к концу сезона, и одновременно с этим Хосок чувствует, как конец приходит и его рассудку тоже. Отношения по-прежнему дрейфуют как одинокий буек в холодных водах ледовитого океана, но Хосок ощущает себя крохотным белым флажком на самом верху, которого таращит на ветру так сильно, что скоро сорвет. Тэхен расхаживает по студии, медленно попивая воду из термокружки; «горло надо разогреть, хен, стонать много придется», говорит он невозмутимо. Намджун ушел десять минут назад, на часах три, а им в одиночку сейчас придется писать самую сложную сцену. Не то чтобы это было трудно для Хосока, потому что у него здесь почти нет реплик, так что здесь Тэхену придется блистать на протяжении всего рейтинга — и именно это пугает. Тэхен расходится по полной программе. И программа эта, видимо, состоит из порно-радиоэфира уровня «профессионал». Сегодняшний эпизод вертится вокруг Судже, который защитил Джуну от нападения ассасина, который проник во дворец, чтобы убить его; два правителя ругаются, выясняют отношения, окончательно осознают, что их тянет друг к другу, и Джуну сам тащит Судже в кровать и красивый, с оголенными плечами в сползшей растерзанной ночной рубашке скачет на своем новоиспеченном возлюбленном с такой прытью, что Хосок, отсматривая эпизод перед озвучкой, очень надеется не краснеть. Тэхен растаптывает эти надежды как только открывает рот. Он умело стонет, вздыхает трепетно, посматривая то на экран, то на скрипт из-под полуопущенных ресниц, и Хосок пропускает несколько своих реплик, просто забывая отрывать взгляд от того, как красиво ходит его грудь от тяжелого дыхания. — Хен, пожалуйста, — говорит он, и Хосоку приходится ментально треснуть себе, чтобы воспринимать эту фразу нормально, — соберись, мне очень тяжело настраиваться заново. Но они начинают снова, и Тэхен вообще не выглядит так, будто ему тяжело. Он коротко, рвано стонет в такт тому, как Джуну скачет на члене, выдыхает протяжно, когда тот запрокидывает голову, раскатывая самым своим порочным голосом «да, ещё». Хосока жаром окатывает с ног до головы, он еле успевает вовремя выдать свою реплику, но звучит криво, сипло, будто голос совсем не слушается. Тэхен, к счастью, этого не замечает, погруженный в роль. Ему не до этого — на экране Джуну наклоняется и целует Судже, поэтому он тут же присасывается губами к ямке между большим и указательным на тыльной стороне ладони, прикрывает глаза и целует себя с таким томным, самозабвенным удовольствием на лице, что Хосок, как одержимый, не может отвести взгляд. Тэхен, не отрывая губ, открывает глаза, смотрит в ответ, и Хосок сейчас умрёт, точно умрёт, если не поцелует его. Тэхен отрывается, коротко облизнув уголок губ, не догадываясь, как этот нечаянный жест отзывается роем кипящих мурашек под одеждой Хосока, открывает рот, чтобы что-то сказать, и Хосок уже готов ответить да, он согласен, ему уже все равно, что он там раньше думал, он будет жалеть об этом позже… — Тебя тоже должно было быть слышно, — говорит Тэхен ничего из того, что ожидал Хосок, и ощущается это как удар мокрой тряпкой по лицу. — Что? — спрашивает он, тупо моргая. — Это их общий поцелуй, тебя должно быть слышно, тем более там потом сразу твоя фраза. — Тэхен, приподняв брови, бессмысленно ждёт, пока Хосок подгрузится. — Ладно, подойду отмотаю. — Стой. — Тэхен замирает, и Хосок хотел бы сказать, что растерял всю смелость, но на безумии такого градуса было глупо рассчитывать на возвращение здравого смысла. — Давай поцелуемся. Тэхен недоверчиво щурится. — Ты сам говорил, что в этом бизнесе так дела не делаются. — Да к черту бизнес, к черту вообще… Хосок бросается на него, не успевая закончить фразу, забывая, на что там ещё ему совершенно плевать, и, чувствуя свои губы на тэхеновых, понимает — на все. Ничего не имеет значения, когда они целуются, когда Тэхен так отчаянно сжимает в руках края его свитера, открывает рот, сладостно выдыхая. Хосок кидается на эти губы, как на подарок, с отчаянной жадностью, тискает все с таким нетерпением, будто ему и не нужно разрешение, сжимает талию, давит на поясницу, чтобы привлечь ещё ближе, скоблит ногтями по лопаткам. Тэхен, будто заражаясь его безумием, жмется в ответ, но в тысячу раз смелее, его порыв ощущается на языке словно пряная высокоградусная водка. Он прикусывает чужие губы, подбородок, подставленную шею, целует кожу, дрожащую от тяжёлого захлебывающегося дыхания, лезет руками под свитер, обжигая прохладными, широкими ладонями по спине. — Хен… — бархатно тянет он, вжимаясь носом в шею. Тэхен в откровенной похоти, настоящий, нетерпеливый, звучит в тысячу раз греховнее своей сыгранной версии, и Хосок, слыша этот голос, готов согласиться на что угодно. Тэхен жадно сгребает его ягодицы в огромных ладонях, без утайки показывая, чего именно хочет, и, когда Хосок отталкивает его, его лицо принимает такое испуганное, детское выражение, что едва удаётся сдержать улыбку. Но он толкает его ещё раз. Потом ещё раз. Тэхен смотрит, как ухмылка расцветает на лице Хосока, улыбается в ответ с прежней солнечностью и позволяет уронить себя на диван. Он слишком маленький для них двоих, но Хосок хочет ещё немного прикосновений, ещё немного поцелуев, лезет за ними на колени. Тэхен обхватывает его тело руками, едва он успевает сесть сверху, вжимает в себя так тесно, чтобы хен физически почувствовал, насколько сильно его хотят. — Это безумие, — выдавливает Хосок между поцелуями. — Что именно, хен? — спрашивает Тэхен невинно, и это совсем не вяжется с тем, как его руки нахально расправляются с молниями на своих и хосоковых джинсах. — Что я увижу твой член раньше, чем ещё раз скажу, что ты мне нравишься? Хосок смеётся, но давится собственным смехом, когда Тэхет льнет к уху и тянет порочно: — Или то, что запись все ещё идёт? — Тэхен щекой чувствует жар, хлестнувший к лицу Хосока, как перехватило дыхание, и ласково прикусив мочку, роняет: — Или то, что тебя завело, как я озвучивал, представляя, что это я скачу на твоём члене? Хосок сгребает его лицо руками, запечатывая болтливый рот поцелуем, умирает где-то внутри от того, как тепло оказывается сцеловывать улыбку с его губ, путаться пальцами в густых кудрях, с ума сходить от того, что эта красота сейчас в его руках — бери, трогай, целуй, что хочешь. Тэхен на любое неслучайное прикосновение реагирует так открыто, с такой ненасытностью заласкивая в ответ, что Хосок забывает, где он, зачем он… Пока Намджун не вламывается в студию, услужливо напоминая, что Хосок — тоже в студии, на коленях Тэхена, с его ртом на шее, и они каким-то чудом все ещё одеты. — Я ключи от дома забыл, — блеет Намджун, растерявшись, — а вы?.. — Репетируем, — мрачно отвечает Тэхен, сжимая талию Хосока в руках, будто показывает, что отпускать не собирается и ему вообще плевать. — Ага, — эхом отзывается Намджун и с каменным лицом уходит в рубку на поиск ключей, а когда выходит, невозмутимо говорит: — я запись не стал останавливать, если что… И тихонько выходит, едва слышно прикрыв за собой дверь. Хосок устало опускает голову на плечо Тэхена и под его матерное бормотание на ухо тихо смеётся. — Ну, значит, нам все-таки надо сделать как положено, — говорит он, чувствуя, как Тэхен под ним напрягается, — и мне бы все равно хотелось, чтобы у нас что-то было в нормальном месте, а не на этом диване для лилипутов. — Хен, — вздыхает Тэхен с облегчением и стискивает Хосока в объятии. — Я знаю. Дай мне немного времени, ладно? — Хорошо. Тэхен все ещё не выпускает его из рук, и Хосоку начинает казаться, что времени ему и правда надо совсем чуть-чуть, просто привести мысли в порядок, но кое-что ему уже известно наверняка. * Тэхен действительно даёт ему полную свободу подумать на спокойную голову. Они не шарахаются друг от друга как прошлую неделю и не целуются как бешеные, а наоборот, возвращаются куда-то в золотую середину тех отношений, когда у них неплохо получалось дружить. Они дописывают сезон без «репетиций», включая сцены с небольшим рейтингом, которые даются им обоим удивительно спокойно, только Намджун с красной рожей сидит за стеклом; ходят в лапшичную, из которой Хосок довозит Тэхена на машине. Тэхен только однажды позволяет себе сжать его руку, прежде чем выйти из машины, извиняясь трогательным «я вот так, на секундочку» и только потом со смущенным лицом выходит. Но все же они держат дистанцию, и в суматохе рабочих дней Хосок не замечает, как приходят зимние каникулы, а вместе с ними ежегодное награждение актёров компании за успехи прошедшего года. Тэхен, конечно же, берет «новичка года», но не сразу понимает, что Сокджин, гендир их компании, назвал его имя, таращится удивлённо на всех, кто аплодируя смотрит на него с других столов. Хосок со смехом выталкивает его со стула, хлопает громче всех, пока Тэхен на ватных ногах плетется на сцену. Тот принимает сертификат от Сокджина, кланяется и неуверенно подходит к микрофону. Когда аплодисменты затихают, все ещё слышно, как, будто две осипшие змеи, хихикают Юнги с Чимином. Хосок хочет запулить в них помидором, благо сидят за тем же столом, но прилипает взглядом к Тэхену, который в свете софитов в ладном тёмном костюме выглядит миллиардером с обложки Форбс. И ловит старый недобрый укол собственной самооценки. Ну куда ему — вот такое, а? — Здравствуйте, — неловко говорит Тэхен в микрофон. — Я совсем не ожидал получить награду сегодня, даже не понимаю, за что получил. А, — он смотрит на сертификат, пока люди в зале валятся со смеху, — за «Цвет твоего голоса», ого, вот это да. Я очень благодарен за возможность стоять здесь, работать в этой прекрасной компании и иметь возможность озвучивать такие интересные проекты. Хотя, честно говоря, я был не уверен, что справлюсь с такой ролью, но благодаря поддержке коллег и компании у меня получилось, кажется? — Люди в зале снова смеются, и Тэхен неловко улыбается. — Особую благодарность хочу выразить Чон Хосоку-щи за то, что поверил в меня, предложив роль в этом проекте, за то, что был рядом, потому что Чон Хосок-щи не только идеальный партнёр, но и, я не побоюсь этих слов, самый потрясающий человек во вселенной, хотя некоторые люди не способны разглядеть уникальность его красоты, как внешней, так и внутренней. — Боже, он безнадежен, — тихо смеётся Чимин. У Хосока сердце колотится так оглушительно, что он не слышит ни конца речи, ни того как аплодируют люди за спиной, когда он сбегает в туалет. Шум за стенкой стихает, слышится голос Сокджина, объявляющего перерыв на выпить, и Хосок знает, что Тэхен сейчас придёт сюда, ведь Чимин точно сдаст его координаты. Тэхен действительно появляется, зовёт в пустоту: — Хен? И его голос звучит так тревожно, что Хосок не выдерживает и обнимает его со спины, жмется лицом между плеч. — Я не смогу это все сказать, глядя тебе в глаза, ладно? — бормочет он в ткань пиджака. Тэхен кивает. — Это ты написал тот комментарий на форуме? — Я идиот, да? — Вообще. Но от этого я только сильнее чувствую, что не дотягиваю до тебя. — И кто ещё из нас идиот? — вздыхает Тэхен. — Просто я все ещё боюсь, что ты не понимаешь, что в реальности я совсем не тот человек, каким кажусь, когда меня только слышно. — Я знаю. — Хосок напряженно сжимает руки вокруг груди Тэхена, и тот кладёт на них ладонь сверху. — В реальности ты неуверенный в себе, немного нервный, суетливый, у тебя скачет настроение, ты можешь гавкнуть, если что-то пошло не так. Хосок тяжело вздыхает. — Но даже это в тебе мне нравится. Мне всё в тебе нравится так же сильно, как я люблю твой голос. Тэхен разворачивается в кольце рук, но Хосок все ещё на него не смотрит. — Хен? — М? — мычит Хосок куда-то ему между ключиц. — Я тебе хоть немного нравлюсь? И это срабатывает, потому что Хосок вскидывает голову и уставляется недовольно. — Ты спятил? Ты себя видел? — Я вижу нас. Тэхен кивает в сторону, и Хосок, проследив за его взглядом, находит их отражение в зеркале, пытается смущённо отступить, но Тэхен крепко прижимает к себе, не давая уйти. — Кошмар, — бурчит Хосок, ложась виском на чужое плечо. Тэхен рассматривает отражение с игривой задумчивостью и говорит: — Разве? Хосок смеётся, замечая, каким неприлично счастливым выглядит в тэхеновых объятиях. — Ладно, — тихо отзывается он, смущаясь собственного довольного лица, и уводит взгляд с отражения на Тэхена, — давай попробуем. — Это значит, я тебе нравлюсь? — ухмыляется Тэхен. Но грядущую смущенную тираду Хосока невовремя прерывает Намджун, заходящий в туалет. — Вы опять репетируете? — ржёт он. — Да скажи ему уже да, господи. Там, кстати, скоро объявят главную мужскую роль в анимации, тебе стоило бы вернуться в зал. Он закрывает за собой дверь, оставляя хохочущую парочку в одиночестве снова. — Мне все ещё надо что-то говорить? — весело спрашивает Хосок, Тэхен расплывается в улыбке. — Ты обещал! — Тогда, — Хосок подаётся ближе, утыкаясь губами под ухом, тянет соблазнительно, — давай после церемонии я отвезу тебя к себе домой и все скажу и покажу? Подняв пальцем отпавшую челюсть Тэхена, Хосок довольно улыбается и все ещё с лёгким румянцем на щеках сбегает с места преступления. Тэхен, влюбленно провожая взглядом, выходит следом. Хосок берет главную роль и пока поднимается на сцену, на большом экране крутят отрывки всех его ролей за прошедший год — они все совершенно разные, непохожие друг на друга. Тэхен собирает их все в свою огромную палитру любви к этому голосу, добавляет в копилочку искристый жёлтый, с которым Хосок смеётся в микрофон и ласково-алый цвет интонаций, с которыми он говорит о Тэхене, глядя на него сквозь весь зал. Тэхен любит эти цвета, все без исключения, как дорожит каждой маленькой недолюбленной Хосоком чертой характера. Тэхен любит его голос, любит в нем все. Но самый любимый цвет… — Спасибо Ким Намджуну-щи за терпение, Мин Юнги-щи и Пак Чимин-щи за поддержку, и моя особая благодарность за то, что он остаётся рядом несмотря ни на что, Ким Тэхен-щи. …это тот незабываемый цвет, с которым Хосок произносит его имя.