Чёрт и чертёнок

Завывание ветра, шуршащий шум дождя и раскатистый гром. Секундное затишье, резанувший во тьме яркий свет молнии и пугающе громкий хлопок. В небольшой спальне на втором этаже дома, комок, состоящий из одеяла и спрятавшегося под ним ребёнка, подпрыгнул и затрясся мелкой дрожью. Четырёхлетний Кёя Акабанэ не считал себя трусом. Он гордо задирал нос, высокомерно смотря на детей из его детсадовской группы «Ромашка», когда те устраивали истерику перед медицинским кабинетом в прививочный день. Мальчик показательно спокойно ждал своей очереди, а зайдя в кабинет, без лишних убеждений протягивал руку. ― Вот! Делайте укол. Я не боюсь, ― с ухмылкой произносил он, без страха смотря на маленький шприц в руке медсестры. Кёя не боялся насекомых, как его визгливая воспитательница. Бедная девушка чуть ли не потеряла сознание, когда мальчик, с невинным видом попросил её присесть, чтобы кое-что показать. Кёя так и не смог понять, почему в тот день его маму вызвали в детский садик. Он ведь всего лишь хотел показать Аой-сан жука-носорога, правда, Кёя немного не рассчитал силы и чуть не засунул его в рот бедной девушке. ― Я хотел только показать! Я не специально. Мама нахмурилась, но, не имея привычки долго злиться, уже за воротами детского сада улыбнулась и спросила, что он хочет на ужин. Зато бедная Айо-сан через неделю после инцидента потребовала немедленный перевод в другую группу. Она без стука забежала в кабинет директора детского сада, вереща и рвя на своей голове волосы. Аой-сан говорила такие слова, которые Кёе ещё рано произносить вслух, и тыкала в директора своей сумкой доверху набитой гусеницами. ― Так ей и надо. За клевету вообще-то в тюрьму сажают, ― сказал тогда Кёя перепуганным одногруппникам. Он не боялся, что кто-то из них его выдаст, в конце концов, все они участвовали в его игре под названием: «спасти детский сад от нашествия гусениц-инопланетян». ― А это было дружеское предупреждение, что так делать нельзя. Кёя не боялся остаться один. И даже предпочитал недолгое одиночество. Например, когда он смотрел новую серию любимого мультсериала, или когда рассматривал картинки в еженедельном журнале «Маленький химик, познаём мир с нуля». Кёя считал себя взрослым, ему требовались личное пространство и тишина, поэтому иногда, когда его глупые одногруппники начинали раздражать, он любил собирать их вокруг себя и рассказывать истории. Например, про страшного призрака из детского шкафчика с наклеенной на дверце звёздочкой или про ребёнка, который любил кричать и, однажды сорвав голос, до конца жизни не произнёс ни одного слова. Действовал этот метод безотказно, правда, новую воспитательницу, которую прислали вместо Аой-сан, почему-то это разозлило. ― Мина-сан, точно родилась под несчастливой звездой, ― подумал Кёя, когда воспитательница, крепко держа его за руку, подвела к Акабанэ-старшему, который в силу занятости жены, приехал в этот день за сыном. Отец выслушал все претензии женщины молча, а затем, отведя сына к машине, попросил подождать пять минуть. Что точно сказал Акабанэ-старший той воспитательнице, Кёя так и не смог узнать, но с того дня каждый раз, когда Мина-сан встречалась с ним взглядом или когда Кёя что-то у неё спрашивал, она бледнела и голос её поднимался до звонкого фальцета. Через неделю она попросила о переводе. Вообще Кёя не любил большое скопление людей. Он не был сильно общительным ребёнком. Ему вполне хватало родителей, пары их знакомых, как например Нагисы-сана, и партнёрски-товарищеских отношений с одногруппниками из детского сада, с которыми он играл в салки и которых использовал для своих крупных проделок. И самое главное у Кёе был враг-соперник. Этот враг жил с ним под одной крышей, ел за одним столом, без его разрешения обнимал его маму и в свидетельстве о рождение Кёе числился в графе "отец". У Кармы Акабанэ и Кёе были несколько странные отношения, для большинства совершенно непонятные. Они вроде бы не враждовали, но и дня не проходило, чтобы Карма колкими фразами не подначивал сына, а тот не старался сделать ему какую-нибудь пакость. Например, спрятать его папку с документами или отключить будильник на телефоне. Но титул самой странной особы в их семье, все знакомые, без лишних споров, отдавали Манами Акабанэ, которая с неизменившейся за годы нежной улыбкой говорила: ― Ругаются? Мне так не кажется. У них свой способ общаться. Это выглядит так мило. Отец раздражал Кёю по одной простой причине. Мальчик любил побеждать, но отец был единственным человеком, которого он в чём-то не превзошёл или, по крайне мере, не заставил уступить, используя детское очарование. Отец был большим, он с лёгкостью доставал хлопья с верхней полки кухонного шкафа, в то время как маленькому Кёе приходилось подвигать стул к кухонной тумбе, затем залезать на эту самую тумбу и становиться на цыпочки. Отец был сильным, он одной рукой поднимал тяжеленые пакеты с продуктами из супермаркета, а Кёя не мог приподнять свою коробку с игрушками. Отца боялись и уважали, Кёю не воспринимали всерьёз. Отец всегда был рядом, когда Кёя терпел позорную неудачу. Когда не мог собрать пазл, когда не мог прочитать слово, когда длинное стихотворение никак не хотело откладываться в голове. ― Что, не можешь запомнить жалкие шесть строчек? Ой-ёй, ну-ка напомни, кто говорил, что превзойдёт меня? Какая жалость, у меня такой слабый соперник. Кеё не только выучил стихотворение, но и на празднике «День матери» рассказал его громко, с выражением и без запинки. Мама обняла его, стараясь незаметно утереть выступившие на глазах слёзы, отец только хмыкнул и потрепал по волосам. Кёя возгордился собой, но очень быстро сдулся, так как перед ним встало новое препятствие – двухколёсный велосипед. Странный механизм никак не хотел ему поддаваться. Содранные коленки и локти были обработаны и заклеены лейкопластырями с роботами, грязные вещи вертелись в барабане стиральной машины, а Кёя всё не мог проехать и метра. На ближайших выходных они пошли всей семьёй в парк, находившейся недалеко от дома. Кёя вновь вскарабкался на своего железного мустанга, но прокрутив педали, тут же покачнулся и встал. Мама ободряюще улыбнулась, идя под руку с отцом, на которого от стыда Кёя так и не смог поднять взгляд. За всё оставшееся время прогулки, он больше не поворачивал головы в сторону родителей, но тихо удивлялся, что ехать стало намного легче, будто бы кто-то помогал сохранять равновесие, придерживая за багажник велосипеда. Когда на улице стало вечереть, Кёя впервые без остановки проехал целый метр. Радости не было предела! Вот только мальчик был с ног до головы в пыли и отцовские брюки почему-то тоже. За окном опять громыхнула, комок, накрытый одеялом, вздрогнул, всхлипнул и сжался ещё сильнее. Кёя Акабанэ не был трусом, но, как у любого ребёнка, у него тоже были страхи. Ночная гроза пугала его до икоты, но пойти к родителям он не мог. Гордость не позволит. За окном снова громыхнуло, из-под одеяла раздался всхлип, а дверь комнаты мальчика тихо щёлкнула. Внезапно в комнате загорелся свет, а одеяло было стянуто с Кёи. ― Чего ревём? Мама всегда любила говорить, что Кёя и отец, как две капли воды. Сейчас, он не мог поверить её словам. Его перцовые волосы, взмокшие от пота, топорщились в разные стороны, в то время как у отца были лишь слегка взъерошены от прикосновения головы к подушке. Ртутного цвета глаза Акабанэ-старшего смотрели на сына со смесью спокойствия и остатками сна, в то время как глаза Акабанэ-младшего были широко распахнуты от страха и покраснели от слёз. ― Объявляю временное перемирие, ― сказал Карма, потрепал зарёванного сына по волосам и, подхватив под мышки, одним рывком поставил на кровати. Отец порылся в складках одеяла и отыскал незаменимого плюшевого дракона, выигранного в автомате. Затем подхватил самого Кёю на руки и вышел из детской спальне, не забыв щёлкнуть переключателем. Отец отнёс его в ванну, помог умыться и затем дал выпить стакан воды. Кёя успокоился. Он с трудом, но всё-таки признался самому себе, что ему нравилось хвататься руками за широкие и сильные плечи отца, нравилось исходящее от него тепло, и с ним он чувствовал себя в безопасности, когда на улице продолжала бушевать гроза. Когда отец опустил сына на широкую родительскую кровать, а мама ласково притянув к себе, поцеловала в лоб, страх, будто ветром сдуло. Кёя немного поворочался, устраиваясь поудобнее, обнял любимого дракона, прижался к приятно пахнущей мёдом Манами, почувствовал спиной тепло исходящее от тела Кармы и не заметил, как уснул.