Мне страшно

      Ненавязчивое тиканье часов, отмеряющих секунды, казалось оглушающим. Не хотелось ничего — просто вечно вот так сидеть на диване, глядя в окно на море, с которым солнечными зайчиками играет небесное светило. Просто сидеть и ни о чем не думать, дать волю уставшей от постоянных мыслей голове. Вообще ото всех — хороших или нет — не важно. Хотелось тишины.       Но Саша знал, что такое маловероятно. Один шаг сделал его самой заметной фигурой в российском футболе на обозримое будущее, и, к сожалению, этот шаг не был голом в финале ЛЧ.       Звонок директора «Спартака» выбил почву из-под ног настолько сильно, что продолжала кружиться орбита, а рука непроизвольно сжимать телефон, как единственную связь с реальностью. Увы, ниточка была так себе.       Газизов ясно дал понять, что был бы очень рад видеть его, Сашу, в стане красно-белых. «Клуб гладиаторов всегда любил интересных игроков» — хотелось сказать Кокорину, но губы его не слушались. Впрочем, он ясно осознавал, что «Зенит» не позвонит. Не дадут, как бы он ни был нужен тренеру. Но в голове продолжал звучать его собственный голос, тогда, семь лет назад: «Никогда не надену красно-белую форму».       А мама ведь учила никогда не говорить никогда.       И был, конечно, еще Ротенберг, который всеми правдами и неправдами с конца мая пытался удержать Сашу в клубе. Вместе с тем прекрасно осознавая, что это у него вряд ли получится. Саша хотел играть за «Зенит», но точно не за его третий состав.       — Мне страшно, — прозвучал голос, самому Кокорину показавшийся чужим. Но это был его голос — больше просто некому. — Я боюсь.       И Саша правда боялся. Надевать красно-белую футболку, смотреть в лицо болельщикам после своих же собственных слов, заранее предчувствуя ту волну возмущения, которая покатиться после малейших слухов о его подписании «Спартаком». Боялся выбора, что волей-неволей придется сделать.       Он боялся. А чуть ли не единственный, кто такое проходил и мог помочь, носился сейчас с капитанской повязкой, как с младенцем, и не собирался вляпываться в неприятности. Хороший мальчик, преданный, как… Саша едва удержался от обидного сравнения в своей голове — обида была ярче, чем того хотелось бы.       Он боялся, что снова может открыться травля, угрозы, да что угодно. Люди у нас, к сожалению, и за меньшее начинают ненавидеть. Он боялся оставлять уютную квартиру в Сочи, бросать ребят и клуб. Но и был уже сыт этим всем по горло. Завтраки, обещания «Зенита», надоело хуже паренной репы.       Надоело. Всегда будут те, кто недоволен. Всегда будут те, кому не угодишь. И всегда есть те, кто в огонь и в воду. Те, кто давал надежду, что мир не так уж и плох. Прорвемся.       Голова продолжала кружиться, а земля все не желала возвращаться под ноги. Наконец, Саша нашел в себе силы улыбнуться:       — Сделаем красиво.