Чего же ты хочешь?

Голова тяжелеет, и это становится приятным. Приятно переложить контроль за свои слова на бутылку коньяка. Может быть, даже на две. Алкоголь всегда был и будет отличным оправданием и прикрытием собственной задницы. До поры до времени, кончено же. Как сегодня. Алкоголь развязывает язык. Это знает каждый, так же, как и то, что нужно знать меру — знать границу своих возможностей, знать, на каком расстоянии от берега находятся буйки, за которые лучше не заплывать. Гриша уже около получаса не сводил взгляда с политика напротив, и начинал понимать, что тут даже о буйках говорить смысла нет — тот даже плавать и не умел. Да и как тут поплавать, в черном-черном болоте, не Катамаранов таки. Смотря на Марка, он понимал, что ему, наверняка, всегда будет мало. Мало алкоголя, денег, власти, внимания. Мало всего. Пьяный дорогущей выпивкой, первый день на президентском посту, он компенсировал последний пункт — нес отвратительнейшую чепуху про то, какие порядки он тут наведёт, кого закатает в асфальт, кого будет воспитывать и как. Забыл, разве что, про себя — кому-кому, а воспитания ему явно не хватало. Как и порядка с собственной головой. А на подкорке сознания копошилось странное предчувствие и Лидер почему-то был уверен, что он ой как ещё пожалеет об этом. Алкоголь развязывает руки. Снимает оковы общественного порицания и лишних вопросов с президентских рук, которые в машине Гриша ощущает буквально везде. Даже предупреждающий шлепок не спасает ситуацию — наоборот, усугубляет. Переключает светофор с красного на зелёный. Размазывает нетрезвую улыбку по нетрезвому лицу. «Серьезный какой. Так не интересно! Это, между прочим, телесные… лёгкие… Но ничего, я тебя того…воспитаю. Нельзя так делать!». Рука все же тормозит где-то на уровне предплечья, тяжело съезжает вниз, едва сплетается с чужими пальцами, спрятанными в дубовую кожу перчаток. Успокоился, надо же. На плечо тяжело опускается тяжёлая от короны и от алкоголя голова. Взгляд расфокусированный, но почему-то серьезный — лениво мажет по ярким пятнам фонарей в ночной темноте. Интересно, о чем он думает? Гриша сжимает его руку крепче. Алкоголь развязывает душу. Марк развязывает шарф. На улице прохладно, тело, разгорячённое от спиртного, рискует заболеть. Бетонные ступеньки «Канарейки» тоже прохладные. Дорогое пальто неаккуратной тряпкой валяется у его ног, пепел от сигареты, вероятно, будет там же — можно швыряться деньгами направо и налево, да, господин президент? — Это…если бы не сделка наша…ты бы за меня голосовал? Гриша давится сигаретным дымом. Переводит взгляд. Наверное, в последнем стакане коньяка истеричная и властная натура Марка Владимировича растворилась и окончательно выветрилась в салоне бандитской машины сквозь открытые настежь окна. Улетучилась, оставив после себя что-то, что Гриша никак уловить не мог. — Дык я и так не голосовал. Не положено нам — ты где видал, чтобы мы власть себе выбирали? Сами себе хозяева. Мысленно похвалил себя за грамотный уход от ответа. Не хватило смелости говорить ему — вот такому, правду. Что мол, Марк Владимирович, при всем моем уважении и при всей моей благодарности за наше выгодное с вами сотрудничество, политический деятель из вас паршивый. Подумал, и осёкся. Возможно, направить бы его бешенную энергию в нужное русло…взять бы за руку, и провести не по зарослям бездорожья, а по широкой протоптанной дороге…или тряхнуть бы хорошенько за плечи — «Марк Владимирович, ну кто так делает? Смотри и учись. У нас власть в других сферах, но она для всех одна, и ничем не отличается». Не отдавать бразды управления в эти безумные руки. Железный смотрел на него и думал, что он совсем как обезьяна с гранатой. Но искреннего желания в нем хоть отбавляй. Власти и денег сейчас хотели все, и Марк далеко не исключение. Он смотрит ему прямо в глаза — или в какой-то конкретный глаз, ох уж эти сложности с косоглазыми людьми, с которыми невозможно установить нормальный зрительный контакт, а перед глазами — школьный коридор, свора пятиклашек, гордо обозвавшая себя «Алюминиевыми штанами», и Марк — на полу, в слезах, с синяком на скуле. «Я вас всех накажу, слышали?! Я…Я генсеком стану! Генсеком! И будете все в тюрьме сидеть! Всех посажу! Поняли вы?! А?!». Кого же ты теперь будешь наказывать, Марк Владимирович? Дым растворяется в ночи. Чего же ты на самом деле хочешь, Марк Владимирович?