Прах к праху

Сначала Ло Бинхэ думал, что ему мерещится. Синьмо разъедал его разум, как кислота, и это был далеко не первый раз, когда Повелитель демонов видел то, чего нет. Его сознание напоминало разбившуюся вдребезги вазу, которую никак не удавалось собрать, потому что осколки не подходили друг к другу, где-то не хватало частей, а узоры будто бы принадлежали разным картинам и никак не складывались. Он сходил с ума и прекрасно это осознавал. Впервые Ло Бинхэ почувствовал чужое присутствие, когда нож вскрывал грудную клетку пленника. Он не помнил, кем был этот человек и за что он здесь оказался, и, что хуже всего, ему не было до этого никакого дела. Стоя с закатанными по локоть рукавами, Ло Бинхэ руками раскрыл ребра, обнажая бьющееся сердце. Человек на столе был обездвижен нажатием по акупунктурным точкам, и нужно было закончить до того, как он умрет от болевого шока. Ло Бинхэ склонился так, что длинная прядь волос почти коснулась раскуроченных ребер. Крови было совсем немного — он старался не задевать лишних тканей. Погрузив ладонь между судорожно сжимающихся легких, он потянул сердце на себя, чтобы затем осторожно перерезать сосуды. Готово. Оно не билось в ровном ритме, а прямо-таки извивалось в его руке, как мешок, набитый червями. Сердце было теплым на ощупь и скользким, и демон рассматривал его с брезгливым недоумением. Ну и как это могло болеть? Ло Бинхэ невольно прикоснулся к собственной груди, не заботясь о багровых следах. Он сам не знал, что ожидал увидеть, но ответа на свои вопросы он не нашел. Чему здесь болеть? Он не понимал. У учителя тоже было сердце, — вспомнил вдруг Ло Бинхэ. Он до последнего сомневался, пока сам его не увидел, правда, тогда оно уже остановилось. И в этот момент он услышал звук. Чужеродный, но такой отчетливый, какими не бывали порождения его больного разума. Словно… Кто-то печально вздохнул. Ло Бинхэ резко обернулся, но все, что сумел разглядеть — тусклый луч света, пробивавшийся откуда-то сверху. На мгновение ему почудилось, что в свете мелькнул силуэт, но только на мгновение. Застыв в одной позе, все еще сжимая чужое сердце — уже не бьющееся — он стоял в темноте и не мог понять, как все дошло до этого. Ло Бинхэ мог вскрыть сколько угодно сердец, но его собственное от этого понятнее не становилось. Боль в груди была черной и холодной, с привкусом горечи и запахом одежд учителя. Что внутри него было, что могло так болеть? *** «Учитель?» Отчаянный зов в темноте. Высокий, испуганный голос, напомнивший ему чей-то тихий щебет. «Инъин?» Шэнь Цинцю открыл глаза. Она упала на колени, заходясь в рыданиях, и первым порывом было склониться, поднять ее на ноги, прикоснуться- Его рукав прошел сквозь чужое плечо. Только рукав — рук у него не было. — Учитель! Учитель! Она все плакала и плакала, а Шэнь Цинцю опустил голову, рассматривая рваные лоскуты призрачного одеяния, которые колыхал отсутствующий ветер. Полы были запятнаны серебряной кровью. — Зачем… ты позвала меня? Его ученица подняла голову, и Шэнь Цинцю увидел, что ее щеки запали, а лицо потеряло цвет. Ему было трудно вспомнить, как ощущалась грусть, но сейчас он почувствовал ее отзвук, всколыхнувший что-то в ускользающем сознании. — Только учитель может помочь, — в глазах Нин Инъин плескалась боль, которой он никогда не видел на ее лице прежде. — Пожалуйста. *** Что-то коснулось его лба, невесомо, как дуновение ветерка. Метка пульсировала болью, а мимолетная прохлада ее прогоняла. Но не было никого, кто мог бы проявить к нему ласку, незачем себя обманывать. Не было ни раньше, ни уж точно теперь. Когда Ло Бинхэ открыл глаза, в них читалось убийственное намерение, но Синьмо рассек лишь воздух. Откуда-то сверху донесся смешок. Это было как надавить на старый шрам, вросший глубоко в его сердце. Не вспоминать. Не вспоминать. — Тебя нет, — пробормотал он. — Учитель давно мертв. — Все еще зовешь меня своим учителем? — голос так и сочился насмешкой. — Вижу, Синьмо окончательно повредил твой рассудок. Шэнь Цинцю картинно вздохнул. Его пустые окровавленные рукава трепетали подобно крыльям журавля. — Стоило этому мастеру оставить тебя, и посмотри, во что ты превратился. — Не вам меня осуждать, — огрызнулся Ло Бинхэ, не понимая, зачем он затеял спор с собственным подсознанием. Неужели ему настолько не с кем поговорить? Смутно Ло Бинхэ помнил, что вырвал учителю язык, и невольно посмотрел на чужие губы. Когда Шэнь Цинцю заговорил, они не шевельнулись. — Ты все еще хранишь мой веер, — заметил призрак, бросая взгляд на прикроватный столик. Старый веер со следами крови лежал рядом с кроватью, так, чтобы Ло Бинхэ всегда мог до него дотянуться, если захочет. Почти бессознательно, торопливым жестом он схватил его и спрятал от взгляда учителя. Тот рассмеялся. — Если считаешь меня порождением своего разума, зачем что-то скрывать? — Порождения моего разума обычно не говорят. На этот раз рука демона потянулась не к вееру, а к щеке призрака. И, конечно же, прошла прямо сквозь него. На лице Ло Бинхэ столь явно читалось разочарование, что это смотрелось бы комично, не будь он обезумевшим императором трех миров. Шэнь Цинцю больше не смеялся, но, когда он снова начал говорить, в голосе слышалась ирония. — Теперь есть всего один способ прикоснуться ко мне, — призрак рукавом мазнул по лезвию Синьмо, небрежно лежащему на краю кровати. — Тебе интересно, есть ли у тебя сердце и болит ли оно? Стоит проверить. Словно в трансе Повелитель демонов поднял матово-черный клинок к глазам. Он думал об этом много раз, но лишь теперь, когда его мысли озвучил учитель, он понял, что в самом деле может сделать это. Ло Бинхэ было по-настоящему интересно, что произойдет, когда он вонзит Синьмо в свою грудь. После стольких вскрытий Ло Бинхэ уже знал, как вонзить меч прямо между четвертым и пятым ребром. — Думаете, мы еще встретимся? Он спросил это, уже надавливая на рукоять. Неважно, что учитель ответит. Он все равно найдет его где угодно. — А ты считаешь, что один из нас заслуживает избавления от другого? Когда меч пронзил его сердце, Ло Бинхэ показалось, что в голосе учителя сквозила горечь.