Часть 1
10 августа 2020 г. в 13:42
В Сассексе близился конец осени. Впереди были зимние месяцы, становилось всё холоднее. И хотя мы запасли много дров для нашего очага, это не всегда защищало от холода, который иногда проникал до костей, вызывая ноющую боль старых ран.
За несколько месяцев после выхода не пенсию Холмс неплохо обустроился. На самом деле гораздо лучше, чем я представлял себе, когда у него возникла эта идея. Теперь у него больше времени на исследования и эксперименты, а в теплое время года он берет дело в какой-нибудь соседней деревне. А ещё он возится со своими пчёлами.
Сейчас Холмс сидит, скрестив ноги, на ковре подле угасающего камина в окружении книг и бумаг. Он пишет очередную монографию. О чём она, он мне пока не сообщил, но непременно со временем всё расскажет, потому что я, скорее всего, буду её первым читателем.
Ему, должно быть, зябко, потому что он закутан лишь в старое потрёпанное одеяло, которое частенько накидывает себе на плечи. Я наблюдаю, как он сосредоточенно пишет, стараясь не отвлекаться. Но тут он терпит неудачу за неудачей, что выдает его раздраженный и острый взгляд: ведь одеяло то и дело сползает со спины и плеч, куда он его настойчиво тянет. Наконец он отшвыривает одеяло прочь, и оно теперь лежит позади него на полу.
Теперь я вижу, что Холмс одет в свитер, который кажется великоватым для его фигуры, а рукава — слишком короткими. Свитер, похоже, мне знаком. Но я отбрасываю эти мысли, решив, что сейчас самое время выпить бренди. Хороший бренди всегда прекрасно действует на организм — согревает и бодрит.
Я встаю со своего удобного кресла и наливаю напиток в два стакана. Возвращаюсь на место и протягиваю один стакан Холмсу — он берёт его, поблагодарив мягкой улыбкой.
Снова устроившись в кресле, я пью бренди. Он и правда согревает меня, но никак не помогает моему плечу. Огонь начинает угасать, но я не хочу ложиться спать без Холмса. Он сидел бы там всю ночь (или пока мог сопротивляться сну), если бы я уходил спать пораньше без него, поэтому я, как правило, остаюсь рядом, когда он чем-то увлечён, как сейчас. Этот метод гарантирует, что он откладывает работу, чтобы ложиться спать каждую ночь. Если я засыпаю на стуле, он будит меня и отправляет в кровать. Я уже не так молод и вынослив, как в былые времена, а из-за дополнительных боевых ран больше не могу спать в неудобных местах — иначе я наутро почувствую себя совершенно разбитым.
Мое плечо ноет и напоминает мне, что я все еще мерзну. Мне очень хочется сесть рядом с Холмсом на полу у камина, но я прекрасно понимаю, что после этого мне будет очень трудно подняться на ноги. Теперь садиться становится легче, чем вставать. И коль уж мне придётся сидеть тут ещё несколько часов, то я решаю найти свой старый свитер. Это был подарок, сделанный мне нашей дорогой, ныне уже покойной, миссис Хадсон на одно Рождество.
Отправившись в нашу комнату, я пересмотрел все вещи в гардеробе и комоде, но моего любимого свитера нигде не было. Насколько я помню, он коричневый, с черными заплатами на локтях. С тех пор, как я в последний раз его надевал, прошло немало времени, хотя я совершенно уверен, что ни за что не выбросил бы его.
Ну что ж, придётся и мне воспользоваться старым одеялом.
Когда я добираюсь до гостиной, мои глаза сразу же останавливаются на Шерлоке, и я тут же осознаю, что он именно в том моём свитере. А сейчас он сидит, натянув ворот себе на нос, как будто почувствовал неприятный запах и изо всех сил пытается от него отгородиться.
Но глаза моего друга говорят об обратном. Его глаза закрыты, и он глубоко дышит, вдыхая запах вязаной пряжи. На его стареющем, но не менее красивом лице появляется расслабленное и умиротворенное выражение.
Я не могу удержаться от широкой улыбки и желания пойти к нему. Когда я приближаюсь, осторожно шагая через минное поле бумаг и разбросанных книг, он поднимает на меня глаза и улыбается.
Я нежно целую его в лоб, и он вздыхает.
— Вы всегда крадете мою одежду?
— Только когда вы куда-то уходите.
— Я же никуда не ушёл сегодня, — заявляю я, помогая ему подняться с пола.
— Я думал, что мне это сойдет с рук, — стонет он.
Его тоже беспокоят колени, и он хватается за правое, когда его простреливает болью.
— Думаю, тебе скоро придется перестать сидеть на полу, — мягко говорю я.
Он лишь обжигает меня взглядом.
— Старый упрямый осёл, — бормочу я.
— Твой. Твой старый упрямый осел, — ухмыляется он.
— А то чей же? Кто ещё будет с тобой мириться?
Он закатывает глаза и сжимает мою руку, которую всё еще держит в своей.
— Кровать? — спрашивает он.
Я удивлён.
— Что, так рано?
В его глазах снова появляется озорная искорка:
— Полагаю, есть бесконечно лучший способ согреться и пересилить все наши хвори.
Он уже идет в нашу комнату, я за ним, и моя рука всё ещё в его ладони.
Хотя мы так и не добрались до того, что вызвало блеск в его глазах, массаж сотворил настоящие чудеса. Его горячие руки на моих плечах и спине были восхитительны. Когда мы лежали, крепко обнявшись, его голова покоилась на моей груди, а наши ноги переплелись, я не мог не чувствовать себя счастливым. Каждый день в этом коттедже — благословенен.
Моя рука нашла его подбородок, приподняла, и я, нагнувшись, с невыразимой любовью поцеловал его в губы, ощутив на них улыбку.
Когда поцелуй прервался, его голова вернулась на мою грудь — казалось, он слушает биение моего сердца. Наконец, когда я подумал, что он заснул, его голос нарушил тишину:
— Я тоже тебя люблю, Джон.