Пляж Спрятанных Душ

Письмо в ящике электронной почты было на исландском, но меня это не удивило. Предмет письма так же был вполне обычен — мне предлагали написать статью для моей рубрики «Супергерои среди нас» о бравом офицере авиационного подразделения исландской береговой охраны. Удивило меня другое — имя будущего супергероя моей рубрики и место назначения. Матиас Эйрикссон, Рейнисфьяра. Благодаря моим родителям — страстным орнитологам, детство и половину юности я провёл в бесконечных переездах между европейскими национальными парками. Своей страсти к поиску гнездовий редких пернатых им передать мне не удалось, зато я в совершенстве освоил искусство фотографии и ведения путевых заметок, и не помышлял своей жизни без путешествий. В итоге это всё же определило мою будущую профессию — я решил изучать журналистику в Лондонском городском университете. Теперь я жил в столице Туманного Альбиона, работал в одном из крупных изданий, вёл блог о путешествиях и рубрику, где рассказывал об удивительных людях из разных уголков планеты — современных супергероях, — снабжая свои статьи собственными фотоотчётами. Много времени я проводил в разъездах, но и представить себе не мог, что моя работа однажды снова приведёт меня туда, где случилась эта загадочная история. И что она получит продолжение. Я как раз окончил первый курс университета, когда отцу пришло приглашение от его исландского коллеги приехать на южные пляжи изучать колонии местных тупиков. В те времена я страстно увлекался исландскими сагами, поэтому не колеблясь согласился ехать вместе с отцом, понимая, что лучшей языковой практики мне не найти. Мама осталась в Англии заканчивать начатую работу, а мы поехали к новому месту назначения вдвоём. Наш самолёт приземлился в Рейкьявике ранним майским утром. Встречал нас молодой красавец, настоящий викинг, в форме рядового-стажёра исландской береговой охраны. — Матиас Эйрикссон, — представился он, протягивая руку отцу, а затем мне. — Я отвечаю за безопасность иностранных гостей, прибывающих в Южный округ. Пока мы забирали багаж, перегружали его в машину Матиаса, который должен был доставить нас в наш дом на ближайшие два месяца — деревушку Вик, — у меня зуб на зуб не попадал от пробирающего до костей холодного ветра. Во время наших переездов нам довелось жить в разных местах, но исландский климат был явно холоднее всего испытанного мною до сих пор. Если бы не тёплое течение Гольфстрима, омывающее остров, то эта земля давно превратилась бы в ледяную глыбу. По дороге Матиас рассказал, что в хостеле для нас нашёлся двухместный номер, несмотря на большой наплыв туристов, которых манили невероятные виды Рейнисфьяры. А когда он узнал, что я интересуюсь исландскими сагами и легендами, то пообещал познакомить меня со стариком Олафуром, знавшим их в несметных количествах. Через два часа дорога, петляя, начала спускаться с горы в долину, приютившую несколько десятков добротных низеньких домиков. На пригорке особняком высилась лютеранская церковь с красной остроконечной крышей, а прямо у кромки пляжа обрисовывался овал футбольного поля. Впереди, насколько охватывал глаз, гнал свои холодные волны Атлантический океан, разбивая их белой пеной о совершенно чёрный песок пляжа. Контраст был просто фантастическим. — Песок действительно чёрный, — пробормотал я. — Вулканический, — согласился Матиас. — Лава ближайших вулканов сотнями лет стекала в океан и застывала на дне, превращаясь в базальт, а вода размывала и дробила её на мелкие частички. А вон там, видишь? — он указал на торчащие из воды остроконечные скалы, напоминающие раскрытую корявую пятерню. — Это Пальцы Тролля. Говорят, он окаменел, потому что его коснулись солнечные лучи. — Одна из местных легенд? — Исландцы верят в троллей, эльфов и много ещё в кого. Старик Олафур тебе ещё не такое расскажет. Из чуть более четырёхсот человек, проживающих в деревушке, старик Олафур был старейшим её жителем. Он обрадовался моему интересу к прошлому его народа и с упоением, часами напролёт, растолковывал мне значения иносказаний исландских саг, плетя по-старинке рыболовные сети для ловли трески. Удивительный язык этой земли почти не изменился за тысячу лет, поэтому исландцы спокойно читали саги такими, какими они были ещё в эпоху викингов. Матиас заходил за мной к вечеру, после окончания дежурства, вместе со своим приятелем Эйнаром и Хильдой, дочерью деревенского старосты, к которой оба питали явный интерес. Обычно мы отправлялись на пляж. Пляж Рейнисфьяра начинался прямо в нескольких десятках метров от последнего деревенского строения. Вблизи это место производило неоднозначное впечатление, вызывая неописуемый восторг и мистический ужас. Бушующая мощь Атлантики врезалась в камень скал, омывая входы в неглубокие пещеры. Базальтовые колонны в перемычках между пещерами напоминали пачки гигантских шестигранных карандашей, воткнутых в чёрный песок. Эти колонны называли Лестницей Тролля. Одеты мы были в тёплые водонепроницаемые куртки и ботинки, без которых даже в конце мая здесь было не обойтись. Матиас восторженно делился перспективами карьерного роста на службе, и Эйнар, явно соперничающий с ним за внимание Хильды, завистливо заметил: — Везунчик. Не иначе, как в тебя влюбился кто-то из спрятанных. — Кого? — не понял я. — Хульдуфоулк — «спрятанный» народ. Говорят, они живут в параллельном измерении, и показываются только тогда, когда нам, людям, нужна помощь. — В это правда верят? — Здесь считаются с таинственными соседями, и, если в каком-то месте они себя особенно проявляют, там ничего не будут строить — всё равно дела пойдут наперекосяк: то техника из строя выйдет, то кто-то травму получит. А ещё говорят, что если в человека влюбляется спрятанный, то ему во всём начинает везти. Правда сами спрятанные рискуют застрять между двух миров и жить так, пока не умрут. После смерти души спрятанных становятся чёрным песком Рейнисфьяры, души их возлюбленных — белой пеной волн. Так они соединяются навсегда. — Какая скука, — капризно протянула Хильда. — А вот кто из вас может сделать что-нибудь безумное ради любви? Ну, скажем, доплыть до Пальцев Тролля и принести мне камушек оттуда? — Я, — без колебаний ответил Матиас. — И за это ты поедешь со мной на танцы. — А это не опасно? — подал голос я. При одном взгляде на волны меня пробирала дрожь. — Ерунда, — Матиас уже скидывал ботинки. — Не глупи, — встревожился Эйнар. — Ты же знаешь, что погода здесь меняется в считанные минуты. — А мне везёт, — Матиас сверкнул глазами в сторону соперника и побежал к воде. Уже через минуту его светловолосая голова замелькала среди высоких волн, быстро удаляясь в сторону торчащих из воды скал. Погода действительно менялась стремительно: наползал туман, а волны становились всё выше. Когда Матиас добрался до одинокого Большого Пальца, я уже почти не различал его за высокими гребнями, с силой разбивающимися о скалы. Потом я и вовсе потерял его из виду. Эйнар побежал в деревню за помощью, а Хильда, кусая губы, всматривалась в грохочущий океан. Очередная волна с силой взмыла вверх, опала, и я увидел Матиаса, который с трудом приближался к берегу, толкая перед собой неизвестно откуда взявшийся красный спасательный круг. За круг цеплялся кто-то ещё. От деревни уже бежал на помощь старик Олафур, сопровождаемый Эйнаром. Они подоспели как раз вовремя, чтобы помочь Матиасу выбраться из цепких объятий океана и вытащили на берег второго — худого парня в облепившей тело мешковатой одежде. Матиас, тяжело дыша, отмахнулся от всех вопросов и упал на колени рядом со спасённым. Тот смотрел на него удивительно спокойно и внимательно. А когда Матиас протянул руку и откинул с его высокого лба слипшиеся пряди чёрных волос, неожиданно спросил: — Ты отпускаешь меня? Матиас так и застыл с пальцами в его мокрых волосах, и чётко ответил: — Нет. Парень вздохнул, прикрыл на мгновение свои тёмные глаза и тихонько прошелестел: — Значит так тому и быть. Потом разом заговорили все. — Откуда ты взялся? — теребили парня Хильда и Эйнар. — Да ещё и с кругом. — Я плавать не умею. — Вот чудик. А в океан зачем полез? — Нужна была помощь, — неопределённо отозвался тот. — Как зовут-то тебя? — Руни. И у нас на этом месте озеро. — Чего? У кого это «у нас»? — В деревне у них озеро, — вдруг грубовато вмешался старик Олафур. — Внук это мой, приехал в гости. Давай-ка, парень, вставай, пойдём греться. Старик уводил Руни в сторону деревни, поддерживая его за худенькое плечо, и я услышал, как он сказал куда-то в сторону: — Несчастный. Почему-то мне показалось, что это определение не имело ничего общего с крупной дрожью, пробирающей парня. Матиас смотрел им вслед, пока они не скрылись в домике Олафура. Красный спасательный круг Руни повесил на дверь домика старика и каждый день помогал тому плести его сети. А Матиаса теперь можно было увидеть здесь часто. Сидя рядом с Олафуром и записывая очередное толкование одной из многочисленных саг, которые он знал наизусть, я видел, как Матиас о чём-то беседует с Руни, изредка, когда никто не смотрел, касаясь пальцами его волос. Хильде такая странная дружба откровенно не нравилась, и они с Матиасом постоянно ругались. В августе, за пару дней до нашего отъезда, Руни исчез. Матиас осаждал старика Олафура расспросами, получая в ответ одно только короткое: — Руни ушёл. Матиас перестал появляться у Олафура, и когда нам с отцом настала пора улетать в Лондон, в аэропорт нас провожал один из местных жителей. Никогда не думал, что мне доведётся встретиться с Матиасом снова. Теперь он стал просто огромным, форма с офицерскими погонами ладно облегала мускулистое тело, только в уголках красивого рта залегли скорбные складки. — Как ты помещаешься в вертолёт? — пошутил я. — Или у тебя вертолёт для супергероев? — Скажешь тоже. Обычный. — Можем начать интервью по дороге. Расскажи о своих героических буднях. — Летаю в отдалённые деревни, вожу экстренных больных, патрулирую береговую линию. Изредка приходится спасать рыбаков да туристов. Женат на Хильде, у нас двое мальчишек. Ничего супергероического. Письмо тебе послал мой тесть, очень он охоч до славы. Ну, а мне всё равно — хочет, чтобы про нашу деревню написали, так пусть пишут. В деревне мало что изменилось, разве что теперь на плоской вершине горы, обрамляющей пляж справа, расположилась спасательная база с вертолётной площадкой. Оттуда отлично высматривались окрестности, и глаза мои наткнулись на смутно знакомый предмет на двери ближайшего к нам домика старика Олафура, которого, как рассказал Матиас, не стало семь лет назад. Это был всё тот же красный надувной круг. Я изумлённо спросил: — Руни здесь? Матиас отвёл глаза. — Он приходит иногда. Больше с вопросами я не приставал. Следующая ночь была на удивление тёплой, и я пошёл прогуляться по пляжу. Впереди мелькнула знакомая фигура — это был Матиас, который торопился к домику Олафура. Сам не знаю зачем, но я пошёл за ним. Сквозь неплотно прикрытую ставню мне было видно часть комнатушки. Я узнал Руни сразу, хотя видел его всего несколько раз одиннадцать лет назад. Он совсем не изменился, только волосы стали длиннее и, кажется, ещё больше потемнели. Матиас замер в шаге от него. — Ты отпускаешь меня? — тихо спросил Руни. Руни стоял почти спиной ко мне, зато напряжённое лицо Матиаса я видел отлично. Наконец он мучительно выдохнул: — Нет. Будь я проклят, но нет! Руни опустил голову и покорно вздохнул. — Мы прокляты с тобой оба. — Не знаю смогу ли я когда-нибудь ответить «да», — с отчаяньем признался Матиас. — А я не знаю, что станет со мной, если ты когда-нибудь скажешь мне «отпускаю». Матиас подошёл совсем близко и осторожно запустил в волосы Руни пальцы своей огромной руки. Его светлая кожа и чёрные локоны Руни контрастировали как песок и волны Рейнисфьяры. — Поцелуй, — Руни подался вперёд, прижимаясь своим тоненьким телом к могучему телу Матиаса. — И будь что будет. Матиас обхватил его бережно, словно Руни был сделан из хрусталя, и со стоном впился в подставленные губы. Я побрёл обратно, в сторону дома Матиаса. В голове была абсолютная неразбериха, и я присел на крыльце, приходя в себя после увиденного. Матиас вернулся через пару часов и вздрогнул, заметив меня. Я не стал от него скрывать. — Я случайно увидел вас. Вам следует быть осторожней. Он опустился рядом, помолчал несколько минут. Потом начал говорить. — Одиннадцать лет. Одиннадцать лет я живу ожиданием последней недели мая, когда он возвращается в деревню. Два следующих месяца похожи на сумасшествие — мы видимся украдкой, в тайне от всех. К счастью, Хильда с детьми уезжает на всё лето в Европу, и мне не приходится выдумывать причины, чтобы уйти из дома ночью. А потом наступает проклятый август, и он снова исчезает. До следующего мая. И я просто не живу всё это время. Я пытался говорить с ним, узнать о нём — всё бесполезно. Фактически Руни не существует — никаких документов, сведений о рождении или родственниках. Если кто-то знал правду, то это был старик Олафур. Теперь-то его уже не спросишь. Он не пришёл только однажды — в тот год, когда мы с Хильдой поженились. Я измучился, думая, что больше его не увижу, но решил, что так будет лучше для нас обоих. Но он вернулся следующим маем, и я снова сошёл с ума. Руни уходит, но этот чёртов красный круг всегда болтается на двери. И я вижу его каждый день из окна базы. Сколько раз в отчаянии и гневе я срывал этот круг, прокалывал и выбрасывал, даже сжигал. Но на следующий день он снова был на своём месте. Как напоминание. — И знаешь, что самое ужасное? — почти пошептал Матиас. — Я не в силах ответить ему «отпускаю», потому что не могу без него. И как же мне хочется закончить всё это. Знаешь, сколько раз я направлял вертолёт на скалы? Чтобы одним махом… понимаешь? И не мучить больше никого из нас. Не могу. Клянусь, я вижу этот его проклятый красный круг в волнах, он ведёт меня словно маячок к вертолётной площадке, и я следую за ним, как заворожённый, пока колёса не коснутся земли. Потом мы долго молчали, слушая океан и крики птиц. — Не пиши эту статью, — наконец сказал Матиас, — прошу тебя. Теперь ты знаешь тайну супергероя. Всё, что я делаю — это лишь от отчаяния и желания побыстрее положить этому конец. Но мне кажется развязка не наступит никогда. Матиас ошибался: развязка наступила неожиданно быстро, уже через пару дней. Я исходил ближайшую гору в поисках красивых панорамных видов и уже спускался к пляжу, когда увидел толпу на берегу и понял, что что-то произошло. Одна из туристок слишком близко подошла к кромке воды и её слизнуло волной. Девушку тащило всё дальше, к Пальцам Тролля, хищно скрюченным из воды. Мне было видно с возвышения то, чего не видели люди на берегу. Матиас, делая широкие гребки, подплыл, ухватил барахтающуюся девушку и… завертелся на месте, явно потеряв ориентир. Краем глаза я заметил ярко-красное пятнышко спасательного круга. Я так и не понял, откуда взялся Руни. Он с разбегу, не сбавляя скорости, врезался в воду. Волна приняла его и увела за собой. Но я видел, что Матиас теперь уверенно гребёт к берегу: он заметил свой маячок. Со всех ног я припустил вниз, а когда подбежал, Матиаса и незадачливую туристку уже укутывали в термонакидки. Кто-то зажимал рану над бровью Матиаса — очевидно его швырнуло о скалы. Матиас провёл в госпитале неделю, и я снова не смог с ним попрощаться перед отъездом. Да ему это вряд ли было нужно. Тело Руни так и не нашли. *** Где-то через год я как обычно просматривал заголовки зарубежных изданий. И в исландском ежедневнике мне попалась на глаза статья «Погиб как супергерой». Офицер береговой охраны Матиас Эйрикссон ценой собственной жизни спас жителей деревни Вик — он увёл потерявший управление вертолёт от жилых домов и врезался в скалы у мыса Дирхолаэй в последнюю неделю мая. Это была окончательная развязка, которую так жаждал Матиас. Гораздо позже мне довелось побывать на Рейнисфьяре ещё раз. Мы готовили серию обзоров «По следам съёмок «Игры Престолов», и освещение исландских локаций культовой телесаги досталось мне. Оказавшись на пляже, я наклонился и набрал пригоршню влажного чёрного песка. Крупные, отполированные океаном зёрнышки переливались у меня на ладони глянцевыми отблесками. Ветер гудел в каменных колоннах Лестницы Троллей как в трубах органа, и, словно вторя этому печальному реквиему, над пляжем носились крики птиц. Я опустил ладонь тыльной стороной в набежавшую волну, и белоснежная пена ласково смыла песок с моей руки. Как будто Матиас нежно погладил своей сильной рукой угольно-чёрные волосы Руни. Теперь он мог делать это не таясь — Пляж Спрятанных Душ соединил их навсегда.